ного возмущения системой, и Каретников обиженно примолк.
нынешней ночью ничего необычного?
лик, так что получилось - разводя кистями рук... - Понимаете, у меня ис-
чез дом...
но... Но следов никаких - ни кирпичей, ни мусора. Не подумайте, что я
пьян. Я могу показать место.
хлопая себя ладонью по джинсам.
только для олимпийцев! - сострил Каретников.
вокруг.
солдат и расчистили за час.
ников.
могло быть государственной акцией. По правде сказать, у него вообще еще
не было никакой версии. Эта была первой.
туда, расскажите о своей беде. Он наклонился над столиком, быстро черк-
нул на клочке "Фигаро", оторванном для этой цели, два телефона; под од-
ним написал свою фамилию, а под другим -"Арнольд Валентинович Безич".
воните мне.
ночевать, вы устали...
знаете, не очень далеко...
весьма сильным. Евгений Викторович откланялся, бормоча слова благодар-
ности, вышел за калитку и снова пустился в дорогу, провожаемый долгим,
озабоченным взглядом Каретникова.
ройки. Лесопарк, по слухам, был небезопасен в ночное время, но сейчас
Демилле даже не подумал об этом, а зашагал напрямик по дорожке, которая
вскоре вывела его на центральную аллею, где стояли окрашенные в белую
краску садовые скамейки.
обозначенном четким контуром деревьев слева и справа, висела красная тя-
желая луна. Демилле быстрым шагом приближался к ней по аллее - размахи-
вал руками, часто дышал, бормотал что-то под нос, -вдруг уселся на ска-
мейку... Лихорадочно роясь в карманах, он извлек из них все, что там бы-
ло, и стал рассматривать свое богатство в тусклом багровом свете луны.
Он решил проверить, с чем же остался?
числе обрывком "Фигаро";
сил, чем уменьшил свое достояние на две единицы. Он опять рассовал ос-
тавшееся по карманам и побрел по направлению к луне уже медленнее, пере-
катывая во рту мятную конфету. Она легонько постукивала о зубы.
Этого не допустят. (Кто не допустит?) Видимо, простое недоразумение.
(Хороши недоразумения!) Поживем - увидим!"
его детство. Здесь стояли трехэтажные домики странной архитектуры, выст-
роенные сразу же после войны пленными немцами. Они были выкрашены в жел-
тый цвет. В одном из таких домиков и получил в сорок седьмом году две
двухкомнатные квартирки профессор Первого медицинского института Виктор
Евгеньевич Демилле с семьею: женой Анастасией Федоровной, сыновьями Ев-
гением (семи лет), Федором (трех лет) и грудной дочерью Любашей. Кварти-
ры объединили в одну - получилась пятикомнатная за счет маленькой кухни
второй квартиры (там жила домработница Наташа), - стали жить... И прожи-
ли тридцать лет до смерти Виктора Евгеньевича и еще три года после.
нашего кооперативного дома, и бывал нечасто, в особенности после смерти
отца. Каждый раз улочка с причудливыми "немецкими" домами казалась ему
игрушечной, и каждый раз он отмечал пропажу чего-нибудь из детства: там
заделали дыру в подвал, где они с братом любили прятаться во время
мальчишечьих игр, здесь спилили старый тополь, в ветвях которого сиживал
он мальчишкой, рассматривая окрестности и слегка задыхаясь от гордости и
опасности; нет уже и деревянного дома с мезонином, хозяин которого, по
слухам, имел бумагу от самого Ленина, чтобы дом не сносить. Все равно
снесли, а взамен ничего не построили, остались лишь обросшие мхом камни
фундамента.
бывшего конармейца - тот еще был жив после войны; вспомнил пыльную теп-
лую комнатку в мезонине, куда Иван Игнатьевич пускал его мастерить. Ма-
ленький Женя клеил в мезонине дом из спичек - тщательное фантастическое
сооружение, - а хозяин поднимался, кряхтя, по крутым ступенькам, сидел в
углу, дымил папиросой. Это происходило только летом, в каникулы. Вероят-
но, потому, что зимой мезонин не отапливался, и спичечный дом дожидался
своего строителя долгими снежными месяцами.
ворил дверь с тугою пружиной и, подталкиваемый ею, скользнул в подъезд.
Там было темно. Он поднялся на второй этаж и тихо постучал в одну из
дверей родительской квартиры (вторая давно была заколочена).
голос матери тревожно спросил:
Дверь отворилась, и Евгений Викторович увидел мать в халате поверх ноч-
ной рубашки. Седые волосы были всклокочены, мать глядела на сына снизу
вверх широко раскрытыми от волнения глазами. Он сделал шаг ей навстречу
и поспешно проговорил, обнимая:
кой врал Евгений Викторович, пряча глаза и стягивая плащ.
ла, поверила.
чала она. - Ириша волнуется, Егорушка плачет... Когда ты перебесишься,
сорок лет уже... - а сама подталкивала его в кухню, к теплу, к еде.
кухню, к еде, к теплу.
покоившись, шептала Анастасия Федоровна - бабушка Анастасия, как звали
ее дети и внуки уже добрых десять лет.
показывали почти половину седьмого. Евгений Викторович сел за стол, вы-
тянул перед собою руки. Мать уже ставила на плиту чайник, разогревала
кастрюльку с мясом. Внезапно распахнулась маленькая дверца часов, из нее
выпорхнула кукушка и, щелкнув деревянными крылышками, громко пропела:
"Ку-ку!" Дверца со стуком захлопнулась.
табуретку, в длинной до пят ночной фланелевой рубашке, слегка сопливое,
с черными, блестящими, как маслины, глазами и прямыми жесткими волосами.
Личико было плоское и скуластое, с матовым оттенком кожи, притом - пре-