Чтение 12–й страницы книги ~Право на смерть~

видны были свежие забоины, вмятины, обнажившие из-под ржавчины блестящий
металл. Похоже - от той самой кувалды. Неужели за этой дверью удалось
укрыться остальным членам экспедиции? И труп на дороге был единственным?

- К стене! - услышал я команду за спиной. - Лицом к стене, руки не
опускать...

Скосив глаза, я увидел как мой, все еще безымянный, враг подошел к
двери и ударил кувалдой по загудевшему металлу.

- Слушай! Ты видишь меня и кто со мной. Сейчас ты откроешь дверь.
Иначе я убью его на твоих глазах. И все равно доберусь до витатрона. Тебя
я тогда тоже убью. А если сейчас откроешь, я отпущу вас обоих. Вы мне не
нужны...

Но я совершенно точно знал, что он врет. Не только потому, что он сам
обещал мне скорую смерть без всяких условий, но и так, исходя из
психологии. Глупо думать о доверии к словам... нет, человеком его называть
мне бы не хотелось, - к словам монстра, спокойно убившего множество людей
просто так и вдруг якобы решившего дать жизнь и свободу свидетелям,
единственным, по всей видимости. Алла там одна, иначе он обращался бы не
только к ней.

- Алла, не открывай. Пока я сам не скажу! - крикнул я по-венгерски,
чтобы монстр не понял. Я допускал, что поблизости могут оказаться его
соучастники. Трудно поверить, что все он проделал в одиночку. Хотя бы та
рыжая...

- Эй ты! Я сказал молчать! - он не понял меня и взъярился от звуков
незнакомого языка.

Задвижка, прикрывавшая изнутри глазок двери, дрогнула, сдвинулась
чуть-чуть.

Я рванул пистолет из кармана. Меня, в который уж раз, спасло то, что
я неотрывно следил за его руками.

Кувалда свистнула мимо щеки буквально в сантиметре и врезалась в
скальную стенку. Запоздай я на десятую долю секунды - и все!

Но и у него реакция была нечеловеческой. Пока я вскидывал пистолет,
он уже пролетел половину разделявшего нас расстояния.

Три выстрела громыхнули подряд. Прав был отец Григорий - ударами пуль
его почти перевернуло в полете и швырнуло на землю. Я даже увидел, как из
его рубашки вылетали клочья при каждом попадании.

И все же буквально через несколько секунд он зашевелился, заскреб
руками по щебню, сделал попытку приподняться.

Вот кого он мне все время напоминал - понял я наконец, - огромное
насекомое!

Это у них только может быть такой бессмысленный взгляд и такая
живучесть. Хотя - не зря ведь я вспомнил в Москве о звуке раздавливаемого
таракана!

Подавляя тошноту и озноб отвращения, я снова поднял ствол. Выстрелом
с двух шагов я вдребезги разнесу ему голову, и уж тогда все!

Вместо оглушительного грохота я услышал негромкий хлопок.

Осечка? Да нет, не похоже, капсюль-то сработал.

Отчаянно дернул затвор, и тоже бесполезно. Гильза осталась в
патроннике.

Это был предел. Нервы больше не выдержали.

- Алла! - выкрикнул я. - Открывай!!!

Монстр уже поднялся на четвереньки.

Потом, позже я подумал: надо было схватить кувалду и бить, бить,
бить... На том бы все и кончилось...

Однако не зря говорил отец Григорий: "Есть предел, его же не
перейдешь". Если бы и догадался, все равно бы не смог.

Тяжелая дверь, наконец, распахнулась. Мне вспоминается, что, увидев
Аллу, я потерял последние силы. Чудовище уже выпрямилось во весь рост, а я
медленно пятился к двери, выставив перед собой никчемное оружие.

Алла за рукав втащила меня в галерею, захлопнула дверь, со скрипом
провернула колесо кремальеры и только потом с рыданием упала мне на грудь.

А мне стало невероятно стыдно.

...Внутри острова скрывалась целая подземная крепость. Построенная
японцами еще перед второй мировой как тайная база для подводных лодок. Так
мне потом рассказала Алла. Победившие японцев американцы базу
демонтировали, все, что им было не нужно, уничтожили и забросили островок
на добрую сотню лет. Самостоятельного значения он не имел.

А года два назад его заново открыл и решил использовать для своей
лаборатории научный руководитель Аллы. Кирилл его звали.

Впрочем, про все про это мы говорили с ней уже позже. А вначале,
когда она немного успокоилась, мы с ней долго шли вниз по наклонной
галерее. Тут я и обратил внимание на то, как Алла одета.

Совершенно, как рыжеволосая дама с лучеметом. Только кроме шортов на
Алле была еще легкая куртка того же цвета.

За спиной вновь раздался гулкий удар. Здесь он звучал гораздо громче
и неприятнее, направляемый и усиливаемый бетонной трубой коридора.

Алла вздрогнула.

- Не бойся, - сказал я. - Тем молотком он год колотить будет, и без
толку. Это же на прицельный артогонь рассчитано...

- Он со вчерашнего дня колотит... Ужасно... Я чуть с ума не сошла...

Коридор вывел нас в обширный каземат, весь центр которого занимала
сложная научно-техническая конструкция. Из того, что я знал, эта установка
больше всего походила на полевую операционную, развернутую в двигательном
отсеке звездолета.

Пришлось, наверное, потрудиться тем, кто все это сюда тайным образом
завозил и монтировал.

К главному залу примыкала небольшая комната, очевидно, помещение
дежурных операторов - там был стол, заваленный проводами, микросхемами,
паяльниками и бог знает еще чем, контрольные щиты и пульты, а также два
надувных походных дивана. Работал климатизатор, так что душно не было,
хоть и находились мы глубоко под землей.

Гул ударов сюда почти не доносился, особенно когда я прикрыл дверь.

Я обнял Аллу, привлек к себе, не замечая ни ее грязного лица, на
котором слезы прочертили две светлые дорожки, ни спутанных волос, явно дня
три уже не чесанных...

Она была жива, вот главное! После того как я мысленно с ней
простился. (Но ведь я не верил же до конца!)

Алла тоже обхватила мою шею руками, прижалась грудью и животом, сама
подставила раскрытые губы...

Значит, все в порядке, подумал я. С этой женщиной мне всегда было
трудно общаться. Я никогда точно не знал, кто мы с ней на данный момент -
страстные любовники или хорошие друзья. Независимо от того, виделись мы
последний раз месяц назад, или, напротив, провели накануне великолепную
ночь любви.

Моментами такая неопределенность злила, но она же и придавала нашим
отношениям здоровую увлекательность.

Женщина, которую каждый день надо завоевывать заново и каждый вечер
соблазнять без всяких гарантий на успех, не может надоесть.

А тут она с трудом прервала поцелуй и сама повлекла меня к ближайшему
дивану.

Пережитые ли потрясения растормозили ее подсознание, или она
действительно искренне по мне соскучилась, но давно нам с ней не было так
хорошо.

Ставший уже привычным грохот ударов в дверь прекратился. Я наконец
вернулся к реальности.

- Так что все-таки происходит? - спросил я. - Этот кретин наверху
взбесившийся робот?

С чего-то же надо было переходить к делу.

- К сожалению, нет. Все гораздо ужаснее... Не знаю даже, как тебе все
это объяснить.

- Можно - с самого начала. Спешить нам, похоже, некуда...

И тут же я вспомнил, что практически безоружен. Поднял с пола
"Штейер", оттянул затвор. С помощью отвертки извлек застрявшую гильзу.
Наверное, порох в патроне от времени разложился, потому и выстрел
прозвучал так глухо, и пуля застряла в стволе. Пришлось повозиться, чтобы
выбить ее наружу. Перезарядив пистолет, я вышел из комнаты и сделал
контрольный выстрел вдоль коридора.

Будем надеяться, что остальные патроны не подведут. А их в магазине
теперь только тринадцать. Может, счастливое число, а может, и роковое...

Алла тем временем привела себя в порядок, умылась и причесалась,
сготовила кое-какой обед из имевшихся в ящике продуктов (но оказалось их
здесь удручающе мало, все запасы остались наверху), и лишь потом начала
свой рассказ.

Все выходило гораздо абсурднее, но и намного страшнее, чем я мог
предположить.

Их там, в институте, собралась целая группа молодых интеллектуалов,
вообразивших себя гениями. Скорее всего, так оно и было, но от этого
никому не легче. Вначале они занялись проблемой паралетальных состояний.

- Паралетальные - это клиническая смерть? - спросил я, проявив
определенную эрудицию.

- Нет, это гораздо шире. Сюда входят биологические, психологические,
энергетические и ряд других процессов и явлений, сопровождающих реакцию
организма на ситуации, связанные не только с моментом умирания, но и
вообще приближения смерти, и пребывания на ее грани и за гранью. Одно дело
- закономерная агония после длительной неизлечимой болезни, совсем другое
- процессы при смертельной травме, или даже стресс, вызванный реальной