read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



Казалось, что жизнь начала отдавать ей долги. За пять-шесть лет
она превратила свою неудачу - попала после училища совершенно случайно
на телевидение, прошла дикторский конкурс и застряла - в блестящую
карьеру. Вела самые популярные передачи, на улице узнавали немедленно,
получила однокомнатную близко к работе, на Аргуновской.
Однажды вела какую-то муть, случайно, в несмотрибельное время,
днем, что-то про науку. Молодой, огромного роста, как с фирменной
рекламы красавец предложил после передачи отвезти домой...
Был Андрей уже доктор, по своим химическим делам не вылезал с
конгрессов то в Маниле, то в Брюсселе, ездил на "Волге", а жил у
приятеля - три месяца назад вернулся из Челябинска, что-то там
консультировал две недели, и застукал жену. Сын был у бабушки. Ключ в
скважине натолкнулся на другой, вставленный изнутри. Он позвонил. За
дверью шла суетливая жизнь, наконец жена открыла. На ней были брюки и
тонкий свитерок, она была аккуратно причесана и вид, как обычно, имела
строгий - преподавательница в техникуме. "А ребят увезли на картошку,
- сразу объяснила она свое нахождение дома в разгар учебного дня, - мы
с Леонидом Владимировичем оказались не у дел, я и пригласила его
кофейку попить..." Позади нее маячил Леонид Владимирович,
преподававший в том же техникуме общественные дисциплины. Однажды
Андрей его уже видел - после какого-то техникумовского празднества,
скорей всего, восьмого марта, жена привела домой много наро-ду -
допивать, Леонид Владимирович был безумно остроумен, но каждую шутку
повторял дважды, чтобы все расслышали... Аккуратно обойдя жену и
Леонида Владимировича, Андрей прошел в спальню. Постель была убрана,
но из ящика торчал впопыхах не замеченный край простыни. "Можно тебя
на минуту?" - позвал он жену. Она вошла, остановилась у двери, чуть
пошатнувшись, оступившись. "Зря ты надела брюки на голое тело, -
сказал он. - Все остальное могло бы сойти, но это заметно и трудно
объяснимо". В прихожей стукнула дверь - Леонид Владимирович
удалился...
Через полтора года однокомнатную они поменяли с большой доплатой,
Андрей встречал ее после каждой поздней передачи и, перегибаясь из-за
руля, целовал, чуть прикасаясь сухими губами к губам. Завидовать ей
стали еще больше... Так они прожили восемь лет. Дочка пошла в школу,
помогала бабушка, его мать, поочередно пасшая то старшего внука, то
младшую внучку и одинаково ненавидевшая их матерей. Она была вдовой
академика и оба брака своего сына считала непристойными мезальянсами,
от нового тоже не ждала ничего хорошего, но детей воспитывала по-
своему, серьезно, потому что академическая фамилия не должна была
прерваться выродками, каким-нибудь рокером и шлюхой.
Но и тут, в этой благопристойной жизни, унижение не кончилось.
Именно теперь, когда можно было бы существовать прекрасно, достойно,
чисто, - одолела ее страшная, давняя, с отрочества, пагуба. Не знал об
этом никто - ни Олег, ни сгинувший где-то в провинциальных постановках
стадионных концертов Валерий Федорович, ни случайные мужчины - о
неутолимости ее, которую смиряла всю жизнь, да так и не смирила. И
теперь, в покое и довольстве, страсть, бешенство, жажда вылезли на
поверхность, стали крутить ее и корежить. В первую ночь Андрей был
счастлив, такой любви он не знал, техникумовская учительница была
жадна, но зажата, лишена фантазии и понимала только одно: еще, еще,
еще...
Хриплые крики этой женщины, ее судороги, то, как она изгибалась,
становясь на миг сильней его, радостно изумили... Но прошли годы - и
однажды днем, когда свекровь увела внуков в Пушкинский музей, в
спальне с задернутыми шторами она открыла глаза, отстонавши, отхрипев,
отдергавшись, - и встретила взгляд Андрея, удивленно холодный и даже -
потом убеждала себя, что показалось, но знала, что так и было, -
слегка брезгливый. Резко оттолкнувшись мощными руками байдарочника, он
встал и, не оглянувшись, молча ушел в ванную. А она осталась лежать,
только медленно перекатилась лицом в подушку и, закидывая назад руку,
нащупывая, натянула на себя простыню. Это был последний раз днем, да и
вообще - последний раз по ее инициативе. Теперь пару раз в неделю она
лежала ночью неподвижно, глядя в невидимый темный потолок или плотно
закрыв глаза, и повторяла про себя: "Я не хочу... ничего не хочу...
это не я... не я..." Андрей будто ничего и не заметил.
Между тем жизнь изменилась непредставимо. С экрана она
произносила немыслимые слова, в студии появлялись люди, заставлявшие
вспомнить молодость, пыльные мастерские и ночные разговоры, в которых
она, тогда еще ничего не понимая, радостно ловила отзвук, эхо
опасности, наслаждалась привкусом недозволенности и находила в этом
выход своей вечной неутоленности. Теперь люди, неуловимо похожие на
Олега и его друзей, приходили в студию, она их представляла зрителям,
а они, лихорадочно спеша сказать, выкрикнуть застоявшиеся слова,
смотрели сквозь нее и даже, как она иногда замечала, с некоторым
раздражением - эта накрашенная телефункционерша, смазливый попугай,
наверное, вот так же несколько лет назад сообщала об очередной звезде
выжившему из ума борцу за мир.
А Андрея выбрали членкором. Она же искала в этой новой жизни свой
ход - и нашла: стала пробиваться в комментаторы, читала сутками все
подряд, от обезумевших газет до недавно еще запрещенных философов, и
уже однажды вела какую-то из новых, бесконечно болтливых передач и
произвела прекрасное впечатление на участников, и какой-то старикан в
неприлично модном пиджаке и с легко летающими вокруг пергаментно сухой
плеши белыми волосиками, дружески наклонившись к ее уху, когда на
мониторах шла информационная перебивка, спросил: "А вы, милый друг, у
хозяина почалиться-то успели?" - видимо, совсем потеряв реальные
представления о возрасте, поскольку, как удалось у него же шепотом
выяснить, темная фраза на лагерном языке означала именно сидение в
лагере.
Словом, в новой жизни стало не хуже. Хозяйство, правда, вести
было все труднее, с едой делалось все больше сложностей, но свекровь
взяла дочку уже почти на полный пансион, Андрей, когда бывал дома, - а
все чаще где-нибудь в Штатах, - ел в столовых, в институтах, на
приемах у шефов непрерывно открывающихся фирм, а она сама почти каждый
день - с этими новыми хозяевами жизни, бывшими диссидентами и
заключенными, бородатыми, усатыми, длинноволосыми, легкомысленно
одетыми - в неприлично дорогих кооперативных забегаловках и обжорках,
полутемных и, как она ощущала, полуприличных.
Весной ее пригласили участвовать во встрече европейской
общественности - такое примелькавшееся лицо было, конечно, необходимо
организаторам для полноты картины. Толпы модных политических людей
бродили по гигантскому и нелепому вестибюлю огромной гостиницы на
окраине, в конференц-зале сидело с сотню безумных старух и
американцев, остальные ждали перерыва и болтали. Кто-то познакомил ее
с каким-то: среднего росточку, среднего сложения, с непри- метными
чертами лица - впрочем, вполне правильными, если присмотреться. Одет
был элегантно, в руках вертел, почти никогда не надевая, круглые, в
стальной оправе очки, смотрел все время в пол и немного в сторону -
только и глянул в глаза, когда знакомили. Она удивилась: до чего же
прямо глянул, не нагло, но откровенно, не противно, но вполне
определенно, и при этом до того добро, что сначала, изумленная, даже
не расслышала, как представили. Какой же я писатель, поправил он, это
Тургенев был писатель, ну, может, еще Панферов, а я ... сочинитель.
Так, выдумываю истории для утехи голодной публики. Она не
почувствовала иронии, такая манера говорить ей была совершенно чужда.
Андрей в разговоре с нею был сух, Валерий Федорович - или высокопарен,
или груб, а давние и теперешние знакомые, начиная с Олега и кончая
ныне- шними политиками, между собой говорили в нормальной
интеллигентской стандартно-шутливой манере, но, обращаясь к ней,
становились почему-то серьезны, галантны и даже слащавы, и она думала,
что по-другому с дамой и нельзя.
А он говорил все время хотя и с легкой, но агрессивной иронией,
причем ирония была одинаково направлена на всех участников тусовки -
слово бешено вошло в моду - на него самого и даже на нее! Ее немного
коробило, но было интересно, кроме того, он как-то удивительно слушал
- не поддакивая, но всем видом под- держивая ее в каждой фразе, и она
незаметно стала говорить с ним о том самом и, по сути, единственно для
нее интересном, о чем поговорить было не с кем, - о себе самой.
Начался перерыв, обедать они пошли вместе, и в гуле общего
застолья - ресторан обслуживал, конечно, только участников - она все
говорила, говорила, говорила, а он все слушал, вставляя иногда: "Да я
и сам не из благородных, матушка..." или "Ну, мать, ты даешь..." - и
она уже привыкла к этой полуусмешке, стала понимать, что это от
неловкости, от боязни обнаружить больше доброты, чем принято. И
говорила бесконечно.
Москва. Август



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 [ 12 ] 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.