репутацию, загребут, и сгниешь без следа. Во избежание, как говорится. В
таких делах никогда с властями не следует связываться. Лучше вообще от
всякой выгоды отказаться, дешевле обойдется. Вон видел я позавчера ночью,
как знак дракона соседский парнишка на моей стене рисовал. Так что,
побежал я на него доносить? И не подумал. Ему я это дело, конечно,
припомню, придет время, и обязательно припомню, но связываться с властями
и знаком дракона я не намерен. Послал тут же слугу, чтобы стер все, и дело
с концом. До поры до времени, конечно.
искать, который не пожалеет за ЭТО отдать, сколько ни попросишь. И молчать
еще при этом будет как рыба. И главное - не продешевить. Это уж такой у
меня принцип. По мне так лучше даже с меньшей выгодой сделку провернуть,
но уж так, чтобы никто после меня поживиться не мог. А то продашь ты по
одной цене, а покупатель твой вдвое дороже перепродаст и тебя же потом на
смех выставит. Кусай потом локти.
нас полно, говорят, рыцарей всяких шаталось. Золотой, рассказывают, народ
был, теперь таких уж нет. Они бы за ЭТО сколько ни попросишь отвалили,
потому что каждый мечтал сразиться с драконом. А что им еще было делать?
Только драться на турнирах да подвиги совершать. Я бы и сам на их месте не
отказался дракона победить. Эх, хорошо жить тем, кто с рождения и до
смерти всем обеспечен, можно всю жизнь заниматься тем, что душа пожелает.
хлебе насущном. Славой-то сыт не будешь. Вот и вертимся.
Все за свою жизнь цепляются, всем она дорога, хотя у некоторых не жизнь, а
слезы. Как у того вон нищего однорукого, что сейчас у меня гроши выпросить
хотел. Если кому и предлагать ЭТО, то не для того, чтобы с драконом
сражаться. Это уж точно, для драки никто покупать не будет. Еще и
накостыляют, чего доброго, если предложишь. Нет, предлагать надо либо
тому, кто захочет передать ЭТО властям и тем возвыситься, либо тому, кто
для себя ЭТО иметь хочет, чтобы владеть им втайне ото всех. Чудаку
какому-нибудь денежному. Бывают же такие, я знаю, соседа моего, что
напротив живет, взять например. Такой купит ЭТО и положит в какой-нибудь
ящичек, а потом, запоров все двери, будет этот ящичек иногда раскрывать и
любоваться.
день обеспечение. Такому продашь втайне, и все, твой он, твой с потрохами.
В случае чего можно будет эдак к нему подкатиться и скромненько сказать:
так, мол, и так, не откажите в помощи, а уж я, будьте уверены, никому ни
гу-гу. Не откажет, ха-ха-ха, ни в жисть не откажет! Решено, так и сделаю.
В конце концов, все богатства преходящи. На что мне сейчас лишние монеты?
И так хватает, а заручиться на всякий случай таким, хм, благодетелем
никогда не помешает.
почему нельзя? Но благородные - люди темные, кто их разберет, что у них на
душе? Ты к нему потом только соберешься подкатиться, а он тебя прирезать
прикажет, жалуйся потом хоть самому господу богу. Не-е-т, тут надо кого-то
богатого, но беззащитного, вроде нашего брата, торговца. Только вот беда,
торговца-то в это дело не заманишь. Торговцы, по себе знаю, народ шустрый,
все мигом раскусят. Лопухов среди них по определению не сыщешь.
поднялся к себе наверх, сел за стол, браги потребовал. Сижу, думаю, даже
накидку не снял. Тут часы на ратуше половину пробили. Ратуша, ратуша...
Может, думаю, к жене бургомистра подкатиться? Так ведь у нее же нет ни
шиша, одно название, что жена бургомистра, а живут, смешно сказать, на
жалованье, ратушей назначенное. Или, может, к кому из советников? И тут
меня осенило. Ну конечно же, к магистру надо идти, не зря же я о нем
вспоминал сегодня! Ха! Вот она, телка золотая, вот кого можно будет потом
без конца доить! Но только по нужде, только по нужде. Я человек
незлобивый, обижать без нужды своего ближнего никогда не стану.
немолод, но он-то гораздо старше. Ну как помрет - плакали тогда мои
гарантии. Хотя почему плакали? Вовсе даже не плакали. Он помрет -
наследники всякие останутся, племянники там, прочая шушера. Этому народцу
только намекни, что дело с ними нечисто, что разбирательство может
последовать, что камаргосы ими могут заинтересоваться - и готово. Вей из
них веревки, поджаривай, снимай три шкуры. Все стерпят, не пикнут даже.
Такой народ.
меня. Не одного меня, конечно, многих он недолюбливает, суровый старикан.
Будто перед ним кто в чем провинился. А все после того, как шесть лет
назад в его доме четверых беженцев нашли. Дурачок, нашел время, когда в
благородство играть. В такое время каждый за себя - и точка. И больше
тогда сразу порядка станет. Знаю, сболтнула ему какая-то зараза, будто бы
это я донес. А я, можно сказать, по-соседски с ним тогда обошелся, слово
за него замолвил. Думал, он мне теперь век благодарен будет. А он даже
здороваться перестал на улице. Ничего, мы привычные, нас этим не
проберешь. Подумаешь, проходит, отворачиваясь. Если все так начнут, что же
это за жизнь тогда получится? Это уже не люди будут, а прямо стадо зверей
диких. Да и те, говорят, друг друга рычанием хотя бы приветствуют.
состоит, как к нему сейчас подкатиться. Дело-то деликатное, а ну как он
меня вообще видеть не захочет? Черт его разберет, что тут придумать. С
нашим-то братом, торговцем, все просто. Хоть ты и ненавидишь кого так, что
живот бы ему на месте вспорол, а чуть прибылью запахнет, так пойдешь с ним
в обнимку и рад-радешенек будешь. А тут - чем его приманить? Не говорить
же через слугу, что вот, мол, принес ЭТО, продать хочу. А на улице его
подкарауливать - так он еще заорет благим матом, выдаст с концами. В такое
время осторожным надо быть. А ведь дом-то напротив, окно в окно. Чего
проще - перешел улицу, постучал, вошел. В конце-то концов, кому из нас ЭТО
нужно - мне или ему?
поплыло все. Уж больно день жаркий был, после такого дня и десяток
стаканчиков пропустить не грех. Но больше я пить не стал, мне нужна была
свежая голова. Вот закончу дела - тогда и напьюсь.
так, навру что-нибудь слуге, может и пустит. Нельзя же, в самом деле,
шесть лет подряд на соседа дуться из-за каких-то четырех беженцев. В конце
концов, он человек вежливый, воспитание получил, а с воспитанными людьми
всегда приятнее дело иметь, чем с нами, мужичьем неотесанным. Воспитанный,
он и захочет тебя оскорбить, да не сумеет, потому что ему, воспитанному,
одного этого желания оскорбить стыдно будет. Еще и извиняться перед тобой
захочет за обиду не нанесенную. А все потому, что он в каждом человеке
равного себе видит. А люди-то на самом деле разные. И по большей части
дрянь паршивая, чего ему, воспитанному, ни в жисть не понять.
постоял, ЭТО в кармане нащупал, подержал в кулаке для смелости. Черт его
разберет, может, не стоит его отдавать? Может, из него большую выгоду
извлечь можно? Раз в нем такая сила заключена, что самого дракона одолеть
можно, так, может быть, если его распилить да на колечки перелить, так и
кольца какие-нибудь магические получатся? А с другой стороны - боязно. А
ну как при переплавке вся сила-то и сгинет? Нет уж, пускай такими делами
ученые люди занимаются, тот же магистр, а я рисковать не стану.
мне, при двери старикашка дежурит, его обдурить ну даже удовольствия
никакого, ну словно младенца малого. Как начал я ему заливать, что срочное
у меня к магистру дело, что нужно мне его видеть немедленно, так он меня и
впустил и сам даже проводил по лестнице до двери, стручок старый. Еле
ходит, а туда же, провожает и свечу еще несет. Я бы такого держать ни за
что не стал. Такому либо на паперти место, либо на кладбище. Работы с него
никакой, а жрет небось за двоих.
остались мы с ним с глазу на глаз. Сидит магистр у окна насупившись,
недружелюбно так на меня смотрит и спрашивает: чего, мол, надо? Вернее, не
так даже: чем, мол, обязан? Эх, люблю вежливую, культурную беседу! Да вот,
говорю, к вашей милости по делу одному очень важному пришел. Вижу,
собирается он мне сказать что-то - знаю я этих человечков, дай ему рот не
вовремя раскрыть, он такого наговорит, что потом уже не поправишь. Но я
ему ничего сказать не дал, а просто так, спокойненько подошел к нему
вплотную, руку в карман запустил, достал ЭТО и прямо ему под нос сунул. Не
угодно ли, говорю, ознакомиться, презанятная вещица. Он, не поверите, вмиг
побелел весь. Глаза остекленели, чуть не вываливаются, руки трясутся, губы
трясутся, сам весь дрожит. Стоит белый-белый и слова вымолвить не может. Я
даже испугался, не хватил бы удар старикана. Но ничего, оклемался.
Вздохнул он глубоко, задышал, дрожать перестал постепенно. Только
бледность оставалась, но это уже не страшно. По всем остальным признакам
пришел в себя старик.
это взяли? Так я ему и скажу, дожидайся. Да вот, говорю, купец один
знакомый предложил. Много, правда, содрал, да я не в обиде - вещичка
презанятная. Со значением это сказал, чтобы дошло до него, что я тоже
непрост, что и я понимаю, что мне в руки попало. Он и спрашивает: кто же
это продать-то такое мог, у кого же рука на такое поднялась? Ну, говорю,
кто продал, тот продал. Вы, ваша милость, его не знаете, он вас не знает,
так что не будем и вспоминать его понапрасну. Я, говорю, когда вещицу эту
покупал, сразу подумал, что по нраву она вам придется, потому и не
торговался почти, дал ему, купцу-то тому, столько, сколько он запросил.
Упустить, говорю, боялся. На такие вещицы покупатели знаете как охочи,
отбою просто нет. Так, мол, и рвут из рук. Но он, похоже, не больно Леня
Максимов Альберт
Афанасьев Роман
Суворов Виктор
Акунин Борис
Вронский Константин
Перумов Ник