на ночлег не останется, а в таком состоянии я малое дите в карты не
обыграю, и у глухого разини кошелек не украду.
подозрительным народцем в коридорах. Какой-то постоялец уж слишком
доброхотно начал помогать Йенсу по лестнице подняться, сам руку к
карманам примеряя - я его в бок толкнул легонько, и показал
старый-престарый знак, означавший: "уйди, я его пасу!" Воришка скривился
разочарованно, но против обычаев не пошел - скинул Йенса мне на руки и
удалился другого пьянчугу поджидать.
порывался спеть песенку о богобоязненной девчонке, которую в монастырь
не приняли, но свою любовь к Церкви она щедро, как Сестра заповедала,
дарила святым братьям. Припев у песенки был такой веселый, что даже мне
показался фривольным. Проорав очередной куплет, Йенс затих, будто
патефон с лопнувшей пружиной, и мгновенно заснул.
ненависти.
лекаря Дома, встретит нас свежим пепелищем. Или заколоченными окнами и
дверями - если Стража прозналась, что старик помог мне в поисках
Ильмара.
выглядел мирным, уютным и жилым. Покачивал ветер занавески в открытых
окнах, на берегу речушки я приметил наполовину вытащенную лодку - прямо
с веслами беззаботно оставленную.
в Урбисе ему винцо перепадало, но вчерашняя попойка оказалась для Йенса
тяжела.
ли... вдруг там засада.
Ильмар?
Вроде бы в окна никто не глядел, и увидеть нас не могли.
скрючившись, подобрались к одному из окон, приоткрытому немного. И тут
же услышали голос. Я насторожился - голос был старческий, но никак на
скрипучий и резкий, как у барона Жана Багдадского. Сильный голос, и
мягкий одновременно.
морском дне среди тысяч пустых раковин. И не родник в пустыне, что поит
крошечный оазис, и в любой миг может исчезнуть под барханами. Мы живем в
мире, полном любви! Но люди ищут любовь, подобно тому, как ищут жемчуг
на морском дне - задыхаясь, губя бесчисленные бесплодные раковины,
навсегда исчезая под волнами. А если находят - считаю себя прикованными
к любви, как умирающий от жажды путник, что набрел на оазис - и боится
сделать от него хотя бы шаг. Им кажется - они нашли жемчужину, и они
сжимают любовь мертвой хваткой, подобно жемчугу, который умирает без
тепла рук! Им кажется - они нашли родник среди песка, и они проводят дни
и ночи на страже, разгребают дюны и закрывают родник своим телом от
самого маленького ветерка! Им кажется, что стоит отвести взгляд - жемчуг
исчезнет в чужом кармане, родник засыплет песком, и они вновь окажутся в
одиночестве... А любовь больше всего не любит бдительного взгляда. Ты
можешь посадить розу в своем саду, и чахнуть над ней, отгоняя гусениц и
прикрывая от дождика. И роза станет расти для тебя одного, но стоит лишь
сделать шаг в сторону - и она умрет!
надтреснутый смешок и язвительный голос:
году я посадил десяток роз, и оставил их без пригляда - они засохли к
середине лета.
умрет любовь. В том-то и вся разница, что ты делаешь - надзираешь, или
ухаживаешь. Наш мир полон любви, а мы деремся за нее, как будто любви
может не хватить на всех. Не хватить - хотя ее нужно всего лишь найти.
Всего лишь увидеть! Однажды я встретил человека, который сумел это.
Вначале улыбка не сходила с его лица. Он словно стал хранителем забытой
тайны, он был одухотворен случившимся. Каждый, кто оказывался рядом,
будто слышал далекую и прекрасную мелодию. Но ему не хватило веры в себя
и свою любовь. Улыбка исчезла...
сохранил такое чудесное вино в этой глуши...
бурдюке посреди жестокой пустыни, хранил я это вино... - сказал Жан
Багдадский, старательно подражая его голосу. - Для тебя, мой любезный
друг...
утрачивая изрядную долю поэтичности. - Зачем я к тебе приехал, позволь
спросить? Чтобы ты надо мной издевался?
неоднократно говорил - займись сочинительством, излагай свои мысли на
бумаге! Но в обыденной жизни твои слова вызывают смущение. Понимаешь?
может выглядеть искренняя молитва, бездумно перенесенная на страницы
молитвослова? А здесь наоборот - слова, которые должны звучать для
одного, звучать в душе, а не колебать воздух, вызывают неловкость.
Почему ты не издал хотя бы свои сказки?
возможно, скрывается жемчужина... - ехидно сказал Жан. - Еще бы!
Прославленный летун занимается сочинительством романтических историй!
Как можно!
раковину. Жемчужина - это болезнь, попытка моллюска защититься от
попавшей внутрь песчинки!
души защититься от попавшей внутрь боли.
грустно, что когда мы уйдем, а ждать этого уже недолго, все твои истории
уйдут вместе с нами. Истории про ночные полеты, про осажденные города,
про войны в воздухе и мир на земле...
что я едва расслышал.
тот ошарашенно смотрел на меня. И впрямь - странные речи ему довелось
услышать.
за мной.
достает свой древний пулевик, заряжает, крадучись подходит к двери,
смотрит в какую-то неприметную щелочку... и застывает в нерешительности.
растерянно смотрел на меня. За его спиной стоял еще один старик - видно,
тот самый Антуан. Высоколобый, абсолютно лысый, в отличии от Жана, и еще
постарее, пожалуй. На удивление прямой, крепкий. Здоровенный ручной
пулевик армейского образца он держал стволом вниз, но уверенно и крепко.
верю!
Урбиса! - Жан беспомощно развел руками, едва не выронив пулевик. - Что
ж... входи... входите...
застенков Урбиса... бывший.
отменным. Сухим, но не кислым, в меру терпким и ароматным, и при этом
набравшим изрядную крепость. Глянул я на год урожая, скромно на этикетке
выписанный, и лишь головой покачал.
суровым, но что-то мне подсказывало - старик нашему появлению рад
безмерно. Для таких как он прозябать старость в теплой койке - хуже
самой смерти.
Посняков Андрей
Влодавец Леонид
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав
Посняков Андрей
Ибсен Генрик