На кухне насиловали кухарок, старого повара затолкали в котел, с хохотом
разожгли огонь. Чужаки разбивали топорами двери, выволакивали вещи.
отливали бронзой, засовы были толщиной в руку. Надо расспросить Гольша,
если доживут, зачем такие запоры. Разве что за дверями зачем-то ждут
своего часа чудища, созданные магией?
самый конец, там опустились еще ниже -- ступеньки были уже не из камня --
из глины. В самой глубине виднелась дверь из тяжелой старой бронзы. Три
засова, три замка в петлях.
ударился лицом о стену, замер, ожидая, пока глаза обвыкнутся. Тесно, стены
из непрочной глины, под ногами холодная жижа по щиколотку. Света нет,
разве что узкая полоска под дверью; в коридоре пылает, не сгорая, смоляной
факел.
сдерживаясь, опустился в холодную жидкую грязь.
да зарешеченное окошко под самым потолком, откуда врывается пляшущий
красноватый свет. Мрак сразу бы сказал, сколько лет сосне, из которой
факел, на каких песках росла. Олег начал бы ломать голову, как это
полыхает, но не сгорает, однако Таргитай не чувствовал себя ни сильным,
как Мрак, ни мудрым, как Олег. Он знал, что не любит работать, не
утруждает голову трудными мыслями. Поесть вволю, поспать всласть, тискать
девок, дружить со всеми людьми -- разве не так жаждет жить простой и даже
очень простой?
печальный. Таргитай едва не сунул обратно, но к такой мелодии пришли и
слова -- грустные, печальные. Он начал соединять осторожненько одно с
другим, подравнивать, обтесывать края, переставлять, не забывая вплетать в
мелодию.
послышался слабый голос:
счастью, что двери -- что голова и кулаки... Но он бьется, а ты -- на
дуде!
пока что не бейся головой о стену, она у тебя мягкая. Голова не стена. Я
пока с Мраком...
огляделся, будто Олег должен сидеть рядом. В темном углу шуршало,
скреблось. Таргитай всматривался до рези в глазах, но подойти и пощупать
стену не решился.
мешку, искал щелочку. Спина затекла от неподвижности, но он не двигал даже
глазами: отвлекало все, что напоминало о теле.
появилась яркая щель. Блеснули обнаженные мечи, на пороге встала в
сопровождении двух рослых воинов рыжеволосая женщина. Лиска, так она
назвалась. Рядом с воинами она выглядела игрушечной.
сетка ниспадала на плечи, оберегая их от острого меча. Олег хмуро подумал,
что это в здешних жарких песках оберегает, здесь все мелкие, а от секиры
Мрака ничто не спасет. Даже он, Олег, ежели хрястнет жезлом, перебьет, как
молодой стебелек...
драгоценными камнями перевязи. Крупные желтые глаза блистали торжеством,
пухлые губы раздвинулись, зубы ровные и белые, как у молодого зверька.
Широко расставленные глаза да еще улыбочка от уха до уха так растягивала
ее противное рыло, что оно казалось почти нечеловеческим. Зато
человеческим был крупный кровоподтек под правым глазом -- Олег покосился
на свой кулак, в душе сладостно запели небесные девы.
заговорил нагло, ехидно: -- Давай, изгаляйся... Мне самому портки снять
аль ты желаешь поиметь и от этого удовольствие?
ухмылки. Лиска вспыхнула, щеки зацвели, как алые маки.
здесь, а ты -- там. Я повелительница, а ты -- раб!
раскрыл рот, подражая Таргитаю, закивал так, что ударился подбородком в
грудь. -- Иметь будешь сейчас? Аль потешишься споначалу: яствами
заморскими да напитками хмельными себя усладишь, да и меня заодно, чтобы,
значитца, силы были?
глаза косились на Лиску. Воительница топнула ножкой, но каблучок ушел в
глину. Она дернула ногой, едва не упала, выволокла на подошве пуд желтой
грязи.
послышалось шуршание в углу. -- Еще как потешусь!.. У нас кожу любят
сдирать медленно, без спешки!
глаза, уже белые от бессильного бешенства. -- Даже знаю, с какого места
начнешь.
раздулся как петух. Лиска метнула испепеляющий взор -- хорошо, не магия,
-- повернулась к воинам:
как разъяренная кошка. Один подмигнул, мол, не спасешься, зато умрешь
по-мужски. Олег прислушался, как звенят засовы, щелкают замки. Самолюбие
заставит ее придумать самое злобное, изощренное, чтобы отплатить за удар
по роже -- синяк замазать не сумела, -- за постыдный плен, за наглые
шуточки.
привычного страха. Он не мог видеть крови на поцарапанном пальце, бледнел,
если при нем разделывали оленя, но сейчас всего лишь тревожно? Или отупел
настолько, что потерял ощущение опасности?
отшвырнули. Через порог как буря перемахнул рослый воин -- лик его был
ужасен. Обгорелое лицо, выпирающая белая кость на месте левой скулы. Сизые
и белые шрамы избороздили лицо. Вместо левой брови была выжженная
незаживающая рана. Черные глаза полыхали лиловыми искрами.
ртами. Воин вперил страшный взгляд в Олега, шумно выдохнул, словно гора
упала с плеч:
кагана, полководец и воин.
его насмешливую манеру разговоров, заставил себя глубоко вздохнуть и
сказал обыденным голосом:
-- р-р-р-р-аз! -- и хватанем.
удержался, чтобы не отступить на шаг. Воины за его спиной обнажили оружие.
ярости голосом. -- Вы умрете сейчас!
него не было ощущения гибели от руки Лиски, потому что ее опередит этот
шрамолицый. Значит, все в порядке, он не потерял способности
предугадывать!
какую-то мелочь все же упустил. Но Фагимасад опять побледнел, все-таки
попятился, не так понял его ликующую усмешку. Воины устрашились,
схоронились за щитами, только глаза выставили, как раки. Мечи в руках
дрожат так, что звякают.
И степная тварь. Противная. У тебя больше нет царства, Фагимасад. Ты --
тварь на побегушках.
Невидимые руки не давали упасть, изуродованный враг стоял с мечом
наготове. Тысячи острых жал впились в тело. Олег раскрыл рот для крика, но
губы не слушались.