Чтение 12–й страницы книги ~Армагеддон был вчера~

неуклюже, боком, сильно перекосившись налево.

- Здорово, - удивленно сказал я. Пес закряхтел и полез по ступенькам
вверх, жалобно поскуливая - надо полагать, от греха подальше.

- Тебя как зовут-то? - спросил я вслед.

Пес взвизгнул что-то вроде: "Ну чего тебе от меня надо?!" - и лег на
следующей площадке, отвернув голову.

Впрочем, уши его настороженно торчали. Мало ли, может, я побегу следом и
буду пинаться ногами...

- Колбасы хочешь? - поинтересовался я. Учуяв жалость в моем голосе, пес
соизволил повернуться и заскулил, протяжно-тоскливо ропща на судьбу.

- А ты не кусаешься, приятель?

"Ни в коем случае!" - метровыми буквами было написано на его морде.

Я открыл дверь и приглашающе махнул рукой.

- Заходи, серый, гостем будешь! Пес не тронулся с места.

- Ну, как знаешь. - Я зашел в квартиру, оставив дверь открытой.

И как в воду глядел: не прошло и минуты, как на лестнице раздалось
сбивчивое цоканье когтей о ступеньки, и в дверь просунулась собачья морда.

Я к этому времени уже успел сходить на кухню и вооружиться изрядным куском
колбасы. Видимо, это оказалось решающим аргументом - не сводя глаз с
вожделенной еды, пес прохромал в прихожую (заднюю левую лапу он сильно
подволакивал) и приступил к ритуалу знакомства: обнюхиванию моих рук,
дружелюбному ворчанию, вилянию хвостом, подсовыванию своего мокрого затылка под
мою левую ладонь для поглаживания, деликатному пережевыванию колбасы и так
далее.

Доев колбасу, пес подошел к дверям и остановился в ожидании.

- Уйти хочешь?

Пес лег у дверей, положил голову на передние лапы и прикрыл глаза. Я запер
дверь - никакой реакции. Как всю жизнь тут провалялся.

- Сторож... ну, спи пока, а завтра решим, как с тобой быть. Ричарду тебя
отдам - будешь служебно-разыскной собакой!

"Ага, разогнался!" - сонно проворчал мой сторож, а я вернулся на кухню и
снова полез в холодильник.

Есть не хотелось, но на верхней полке обнаружился стакан с водой, и это
было как нельзя кстати. Я захлопнул дверцу, жадно припав к стакану, и лишь
когда половина стакана оказалась выпита, я понял, что это не вода. Водка это
была - но настолько ледяная, что спиртовой запах практически не ощущался, да и
вкус...

Не помню, дошел ли я до кровати.

...Я был медной наковальней, падающей с неба.

Я падал десять дней и ночей, розовоперстая Эос с завидной регулярностью
выходила из мрака и в него же возвращалась, ветер пронзительно свистел в ушах
(наличие ушей у меня-наковальни почему-то казалось совершенно естественным), и
нахальная ворона с профилем Фимы Крайца все кружила рядом, вереща дурным
голосом о том, что сейчас я пробью землю насквозь и попаду в геенну огненную, а
после буду лететь дальше еще десять дней и десять ночей, и вот тогда-то
начнется самое интересное...

Но до самого интересного я не долетел.

Вместо этого я неожиданно оказался в очень темном и сыром месте, где пахло
грибами, и шагах в двадцати от меня коренастый дядька с блекло-рыжими волосами
и бородой присел на корточки, сосредоточенно ковыряя землю коротким мечом.

Лица дядьки я не видел.

"Вступи ты в Аидову мглистую область", - прозвучало у меня в голове, и я
вздрогнул, когда воздух вокруг наполнился чеканной поступью воинов, ровными
рядами шагающих туда, откуда не возвращаются.

- ...вступи ты в Аидову мглистую область, Быстро бежит там Пирифлегетон в
Ахероново лоно Вместе с Коцитом, великою ветвию Стикса; утес там Виден, и обе
под ним многошумно сливаются реки...

И впрямь поверх сидящего на корточках землекопа проступила громада
мрачного утеса, тенью дремлющего великана нависнув над дерзким; и брызги
ударили о замшелый каменный бок, шумом подземных рек вторгаясь в тишину этого
места, где пахло грибами, а еще - забвением.

А дядька все копал и копал.

"Слушай теперь, и о том, что скажу, не забудь..." - прошептал кто-то
совсем рядом и вдруг зашелся сухим, лающим смехом, прозвучавшим подобно
святотатственной клятве.

- Слушай теперь, и о том, что скажу, не забудь: под утесом,

Выкопав яму глубокую, в локоть один шириной и длиною,

Три соверши возлияния мертвым, всех вместе призвав их:

Первое - смесью медвяной, второе - вином благовонным,

Третье - водою, и, все пересыпав мукою ячменной,

Дай обещанье безжизненно веющим теням усопших:

В дом возвратяся, корову, тельцов не имевшую, в жертву

Им принести и в зажженный костер драгоценностей много

Бросить...

Меня бросило в жар. Ни с того ни с сего мне показалось, что дядька,
сидящий на корточках у ямы, больше похожей на разверстую могилу для карлика -
это я, хотя мы были совершенно не похожи друг на друга. Это я сидел сейчас,
собираясь с духом и загоняя страх куда-то в живот, где он и скапливался
холодной лужей, это я готовился совершить неслыханное приношение в невиданном
месте, не боясь грома небесного и кары за грехи; а если б Те узнали, чего я
хочу, то они содрогнулись бы и кинулись сюда, пытаясь...

Пытаясь - что?!

- После (когда обещание дашь достославным умершим)

Черную овцу и черного с нею барана - к Эребу

Их обратив головою, а сам обратясь к Океану, -

В жертву теням принеси; и к тебе тут немедля великой

Придут толпою отшедшие души умерших; тогда ты

Спутникам дай повеленье, содравши с овцы и барана,

Острой зарезанных медью, лежавших в крови перед вами,

Кожу, их бросить немедля в огонь, и призвать громогласно

Грозного бога Аида и страшную с ним Персефону;

Сам же ты, острый свой меч обнаживши и с ним перед ямой

Сев, запрещай приближаться безжизненным теням усопших

К крови...

Теряя сознание, проваливаясь в дурман безумия, растворяясь в окружающей
сырости, я слышал гул волн, разбивающихся об утес, и в этом гуле звучали
странно-знакомые слова: "Был схвачен я ужасом бледным... ужасом... ужасом...
бледным... был схвачен... я... я... я..."

Суббота. четырнадцатое февраля

Не щипайте галлюцинацию за бок * Эра Гигантовна * Сортирный исчезник
мешает Акту Творения * Архаров заказывали? * Фима-Фимка-Фимочка * Дурные манеры
Деда Банзая *О Выворотке и не только

Городское неугомонное утро вступало за окном...

Нет, это уже было.

Я лежал под одеялом, не открывая глаз...

И это уже было.

А чего тогда не было?

Память насмешливо фыркнула и свернулась колючим клубком.

Сесть на кровати удалось лишь после изрядного усилия. Должно быть, поэтому
я не сразу заметил, что одет. Я никогда не спал одетым. Тем более в шерстяных
рейтузах, блузе с капюшоном и теплых носках.

Носки вообще были не мои. Не могло у меня быть таких отвратительных рябых
носков грубой вязки, да еще с черными заплатами на пятках. Владелец подобной
мерзости небось склонен к суициду.

И пьет натощак.

Нащупав тапочки, я встал и, придерживаясь за стены, направился в коридор,
собираясь дотащиться до ванной и плеснуть водой себе в лицо.

Желательно очень холодной водой.

Увы, в коридоре меня ждал очередной сюрприз - из ванной комнаты доносился
плеск и бодрое мурлыканье. Голова немилосердно кружилась, но я все-таки ускорил
шаг, распахнул дверь санузла и понял, что до сих пор вел неправильный образ
жизни, дурно сказавшийся на психике.

Спиной ко мне, оттопырив пухленькую попку, еле прикрытую смешной оранжевой
комбинашкой, умывалась галлюцинация.

- Гав! - зачем-то прохрипел я.

- Пшел на кухню! - не оборачиваясь, отозвалась галлюцинация.

Я подумал и ущипнул себя за бок.

Не помогло.

Тогда я подумал и ущипнул за бок галлюцинацию.

Результат превзошел все мои ожидания: раздался оглушительный визг, в
ванной на миг стало тесно, я оказался награжден оплеухой, взашей вытолкан в
коридор и мог только ошалело слушать, как с той стороны злобно лязгает крючок.

Пнув дверь ногой, я поплелся обратно в комнату. В углу обнаружился чужой
матерчатый чемодан, до половины набитый всяким барахлом. Из шкафа торчал
цветастый подол, придавленный дверцей, на тумбочке валялись электрощипцы для
завивки волос; рядом со щипцами сиротливо притулился "Помазанник Божий", крем
для снятия макияжа с добавлением освященного миро. На стене, бок о бок с моим
календарем, добавился еще один календарь - глянцевый, канареечный, согласно
которому мне сегодня рекомендовалось класть присухи на любовь, а также орать в
поле, дабы на нивах не было плевел. Я скромно опустил взор и увидел наконец
самое невероятное: полы были вымыты и натерты мастикой до совершенно
неприличного блеска.

Женился я во сне, что ли?!

Глядя на себя в зеркало (вид у меня был еще тот!), я понял, что ничуть не
удивлюсь, если сейчас в комнату влетит сопливый оболтус и кинется ко мне на шею
с воплем: "Доброе утро, папочка!"