между его сущностью и существованием; и закрытые глаза послушника видели
Всеобщий Алтарь, над которым хохотало лицо нового Махиши в обрамлении
беснующихся молний... Тогда он впервые понял - глядя одновременно снизу
вверх и сверху вниз - понял две истины.
Предстоящие. Молчащие в тени. Те, кого ждут князья.
время. Предстоящее. Его время, Махиши - сегодняшнего Предстоятеля
Инара-Громовержца.
выбрал время дара и час ухода - и последняя истина обожгла предчувствием
грядущего.
мне ждать, идол?!
высохшего человека рядом с ним; он даже не расслышал окрика раздраженного
князя. Он слышал совсем другое.
будущим бессилием.
встал на пороге между прошлым бессилием и подступающей силой.
бугристые руки знакомым жестом. Жестом, которого раньше не позволял себе в
самых затаенных мечтах.
что-то сказать, осекся - и задохнулся от жара опалившей его лицо вспышки.
огненных бича вырвались из беременных грозою туч и опоясали уходящих в
Ничто.
сквозь выступившие слезы разглядеть чадящие, багровые факелы - один
большой, другой - поменьше; и крупные капли обрушились на его плечи,
укрытые алым шелком; и гром, хрипло-шершавый гром, и слипшиеся волосы на
лбу, и недвижный, страшный послушник рядом...
грохотом подскакивающую на выбоинах неба.
учителю уйти, уйти гордо и честно, и в час ухода они стали вровень.
лицо. Зря, конечно, все равно дождь...
согласен. Обо мне - молчи. Сам об явлюсь, когда надо будет. Станут
спрашивать - запомни: Хаом ушел в грозу. Навсегда. Понял?
сверстника - неожиданно состарившегося на века, тысячелетия - за короткий
миг, когда ручейки веры слились в единое целое и хлынули через него; и во
рту еще оставался сладковато-терпкий привкус...
шпаг над догорающим камином. Рассеянный свет сочится в пыли, играя тенями
и лепными розами по углам стен; зыбкий шорох касается спины человека, и
тот вздрагивает и оборачивается.
розы. Сейчас стены сложены из гигантских каменных глыб, на них налипла
копоть и грязь, и в центре, у оставшегося камина, свалена груда ржавых
алебард.
ты, меняйся!..
отшатывается, вскидывая руки.
себя сам. Чтобы не забыть. Я брожу по этому Дому, живущему своей смутной
жизнью, и зову себя: "Сарт!.. аа-а..." - и тишина разбивается на сотни
осколков, сотни имен с острыми зазубренными краями, и все они режут меня,
мою душу, мой мозг, потому что они хотят, чтобы я выбрал, а я - не
хочу..."
прозрачные языки тюля хлопают, извиваются, перекручиваются жгутами...
Развевается полотняная рубаха, и лей гулко хлопает по бедру.
потом - идет, потом садится и измученно приваливается к мозаичной плитке
стены.
мотает головой.
Слушай, Дом, лучше сдохни ты, а?..
свое ускользающее имя; а Дом молча пытается растворить меня в себе. Я иду,
словно продираясь сквозь паутину, а вокруг снуют тени, призраки, они
липнут на плечи, мне больно отдирать их, и я скоро стану кем-то... а я не
хочу..."
редкие капли крови.
наезжает на человека, распухая глыбами крепостных стен, потом в оконном
переплете проносятся улочки, площадь, базарные ряды, домишки окраины...
сопротивляться. Он сидит и одновременно входит в храм, и две женщины в
странных одеждах ведут его куда-то вниз, почтительно потупив взгляды.
есть имя.
могу больше... давай, не стесняйся... Варна - так Варна...
воцарилась тишина. Пыльный сумрак зашевелился в углах, выгибаясь всем
своим бархатным телом, облизал бронзовую чеканку двери и настороженно лег.
Сумрак чуть подрагивал и искоса разглядывал женщину у порога, женщину с
телом мраморной статуи работы Сэнора-Искусника - только статуи не носят
легких шелковых туник и не прячут лиц под ажурной вуалью.
подставила себя под точеную ногу, и темнота мурлыкнула, впитывая
неторопливую грацию чужих движений.
женской завистью и удалились - даже им, старшим жрицам Темной Матери, путь
на нижние храмовые уровни был заказан.
немого раба.
ощущался мощный пульсирующий Перекресток, но иной направленности, чуждой,
Лукин Евгений
Никитин Юрий
Перумов Ник
Березин Федор
Акунин Борис
Шилова Юлия