пошатывающийся моряк в простой синей блузе и красной головной повязке. У
пояса висел тяжелый матросский тесак, скорее напоминающий короткий меч. За
спиной моряка толпилась хмурая компания ему подобных.
обязан жизнью вмешавшемуся моряку. Ответ лекаря вызвал у завсегдатаев
взрыв хохота.
рясе! Тем более, что ворон уже смылся... Точно - смылся! Парни, здесь дело
не чисто! - зарокотал возбужденный моряк, продолжая сжимать плечо Якоба
своей увесистой пятерней.
безобидней. - Но если вы настаиваете, я уйду.
станешь совсем красивым - и уйдешь!..
проворством выхватил тесак. Якоб инстинктивно отшатнулся, и оружие,
очертив сверкающий полукруг, с тупым стуком врубилось в стол. Пальцы
моряка на долю секунды выпустили рукоять, и лекарь понял, что терять ему
уже нечего. Якоб с трудом выдернул тесак и, не целясь, ударил наотмашь.
Удар прошел мимо, и не удержавшийся на ногах лекарь шлепнулся обратно на
скамью, а нож воткнулся в столешницу на локоть левее своего
первоначального места.
Марцелл успел к тому времени немного протрезветь и вернулся в таверну -
продолжить. Оказавшись в эпицентре скандала, Марцелл покачнулся, ухватился
за тесак и с легкостью вырвал его из дерева. Детина с нечленораздельным
ревом надвинулся на щуплого, еле держащегося на ногах сапожника, и тогда
Марцелл сделал вкрадчивое, едва уловимое движение. Тесак с хрустом вошел
под небритый подбородок матроса, острие его прорвало головную повязку,
уйдя в череп на всю глубину клинка. Моряка повело в сторону, и в следующее
мгновение сапожник резко вывернул руку, - и голова противника лопнула,
подобно спелому арбузу.
Марцелла. Сапожник успел нанести еще два удара - Якоб видел, что они
оказались смертельными, - затем он метнул тесак в набегавшего бородача с
зазубренным гарпуном; и Марцелл скрылся под грудой тел.
стоять, не двигаясь с места. Поэтому он увидел, как откуда-то сбоку
вынырнул давешний горбун и, уже не таясь, подошел к их столу. Он с
нескрываемым сожалением заглянул в почти пустой кувшин Якоба и немедленно
припал к кувшину Лоренцо. Собственно, из-за этой возможности горбун и
затеял сегодняшнее побоище; и Якобу не пришло в голову предупреждать
провокатора об отраве в вине.
и открылось изломанное, еще дергающееся тело сапожника Марцелла. Глаза
сапожника были совершенно трезвыми и странное облегчение светилось в них.
свела его туловище, и все кончилось для удивительного базарного пьянчужки.
двинулись к лекарю. Якоб извлек из-под одежды небольшой кинжал-ланцет,
почти бесполезный в грозящей свалке, и стал медленно пятиться к выходу.
к оставшемуся в кувшине Якоба. И за спиной его возникла неясная фигура в
облачении доминиканского монаха.
голос.
рванул ворот рубахи, его выгнуло, и он повалился на пол. Зрачки горбуна
расширились, и в них стоял - страх.
руку с перстнем, разжимая пальцы.
зловеще засветился багровый глаз камня.
что-то мягкое и кричащее.
прорвался наружу...
Чина, подальше от презрительно-любопытных взглядов - хотя никому здесь не
было дела до огромного, начавшего заплывать изрядным жирком евнуха
дворцовых гаремов... Кто бы мог узнать в нем бывшего барласа охраны
Свенельда?.. Никто. А вежливый Лю Чин если и подумал лишнее, то это никак
не отразилось ни на его раскосом лице, ни на поднесенной с поклоном
глиняной трубке, уже заправленной зельем. Со всеми посетителями хозяин
обращался одинаково предупредительно - лишь бы платили... А уж денег у
нового клиента хватало.
дымных заоблачных грезах - вино уже почти не действовало - и неумело
втягивал он первые порции одуряюще терпкого дыма; и зыбкие видения
вставали перед обмякшим и расслабившимся германцем. Зыбкие, первые,
сладкие - и посторонний шум ворвался в его забытье.
не дали забыться, вернули, кинули в проклятый и неправильный мир... Кто?
Кто виноват?!
с окровавленным кинжалом и мечущимися, затравленными глазами. Он пронесся
через курильню, в конце снова упал, споткнувшись о вытянутые ноги
Лала-Селаха; гигант уже протянул руку, чтобы схватить пришельца за шиворот
и размозжить ему голову о стену - когда внезапно узнал его.
евнух, опуская руку.
совершенно гладкой стене возник черный проем, куда и нырнул Джакопо
Генуэзец. Он очень спешил - и не успел.
полупьяных, измазанных неизвестно чьей кровью матросов с тесаками и
широкими абордажными саблями - и по меньшей мере трое из них видели
потайную дверь.
наткнувшись на вставшего Лала-Селаха. Матросы остановились, и широкоплечий
северянин с шрамом через всю щеку громогласно заржал, тыча грязным пальцем
в грудь евнуха.
свои отношения!..
предков - и в толпу мужчин, собиравшихся выяснять свои мужские отношения,
врезался зверь, и зверем этим был неистовый барлас дворцовой охраны,
голубоглазый Свенельд.
обрушиться прямо на клинки оторопевших товарищей. Свенельд не помнил, как
попала к нему слишком легкая и короткая сабля - плевать, сгодится! -
покатилась по полу срубленная кисть, треснул череп под волосатым кулаком,
и снова чужой хрип, и снова победный рев, свой, собственный; и боль,
острая боль в боку, и в спине, и снова боль, и узкий стилет в трясущейся
тощей руке - уже падая, он успел опустить на искаженное смуглое лицо
ставшую непомерно тяжелой саблю.
склонившегося над ним лекаря Джакопо с блестящими от слез глазами.
на губах застыла счастливая улыбка. Якоб знал, что в глазах умершего не
было страха.
отправил мальчишку к Сарту?