Чтение 12–й страницы книги ~Дочь некроманта~

Правда, к счастью для обитателей Тупика, таковых отчего-то не случалось.
Кому суждено умереть, умирали тихо и без мучений, и как-то всякий раз
выходило, что волшебника позвать не то забыли, не то опоздали.

А затем жители Пятиречья (весть о приезде Драгомира сперва разнеслась
далеко по округе) как-то мало-помалу стали забывать, что среди них живет
чародей. И про скит в лесу они тоже вспоминали все реже и реже. Причем ни
Драгомир, ни его спутники ни от кого не прятались - дочь его часто ходила
в деревню купить необходимое, вполне мирно и дружески болтая с местными
кумушками; Драгомир, случалось, попивал пиво в трактире Груздика - и ни у
кого отчего-то не возникало вопроса - а, собственно, что здесь делает этот
самый Драгомир и чем он живет? Странная четверка словно бы выпала из обычного
хода событий в Тупике, время текло сквозь них, и люди, пять минут назад
шутившие с тем же Драгомиром, тотчас же забывали о состоявшемся разговоре и
о том, кто этот Драгомир вообще такой.

Девочку же и вовсе никто никогда не видел. Вскоре о том, что она вообще
появлялась здесь, все дружно и начисто забыли.

Текло время.

Отзвенело лето, наступила осень, прошумела вьюгами зима - и вновь стаял
снег. Жизнь в Пятиречье шла своим чередом, год выдался тихий, ни войн, ни
набегов, хороший урожай, низкие цены у проезжих купцов - что еще надо человеку
для счастья?..

Правда, пару-тройку раз появлялись какие-то странные люди, крутились в
Груздиковой таверне, заглядывали в Тупик, расспрашивали - не появлялись ли,
мол, тут мужчина со взрослой дочерью и внучком, не проезжали ли, не
останавливались? Селяне дружно морщили лбы и разводили руками - ничуть не
кривя при этом душой.

Была уже осень - вторая осень Драгомира и его спутников в Пятиречье. Они
жили, по-прежнему скользя между временем, сейчас они здесь - и вроде бы как
давние всеобщие знакомцы, стоит им скрыться - об их существовании все начисто
забывают.

* * *

Далеко-далеко от Пятиречья, в Княж-городе, в известной таверне под
названием "Золотой Сокол", далеко за полночь сидел последний посетитель. Его
давно попросили бы отсюда, если б не полновесное золото, которым он заплатил
за ужин, - по правде говоря, этих денег хватило бы накормить целый полк.
Наполовину седой мужчина, худощавый, средних лет, с аккуратной короткой
бородкой, без особых примет, как сказали бы о нем княжеские дознаватели, -
потягивал пиво, смотря в темное окно, в котором, отражаясь, плясали язычки
горевшего на стене факела.

Рядом с ним, небрежно прислоненный к стене, стоял длинный сучковатый посох
черного дерева, увенчанный засушенной трехпалой не то рукой, не то лапой
какого-то чудища.

Он сам сделал себе этот посох - в тех непредставимых даже большинством
магов Эвиала безднах, где ему довелось сражаться, пытаясь исправить
собственную ошибку, совершенную некогда в юности.

Он так и не нашел их. Они опоздали, безнадежно опоздали, беглецы успели
скрыться, и взять их след он уже не сумел. Оно и понятно - не зря же
пробудилась к жизни сила той бедняжки, которой он овладел прямо на улице!..
Конечно, она не могла управлять ею, но неосознанное желание - бежать, бежать
как можно дальше, чтобы только скрыться от того ужаса, что неотступно должен
был преследовать ее с того самого вечера, - это самое желание вполне могло
исполнить за нее всю работу. И теперь нечего было даже надеяться на магию. И
уж, конечно, они не будут настолько глупы, чтобы просто переехать в другой
город. Скорее всего они забились в какую-нибудь глухомань, наложив на
обитателей этих мест заклятье забвения. Недаром лазутчики, которых он разослал
во все стороны от Зачарованного леса до Утеса Чародеев и от Темной реки до
рубежей Царства Синь-И, так и вернулись ни с чем. Ему служили не за совесть,
а за страх - однако страху он доверял гораздо больше, чем совести.

Ничего. Никаких следов, намеков или хотя бы догадок. Имущество распродано,
все, до последней нитки, по которой он смог бы проследить владельца хоть до
берегов самого Утонувшего Краба. Ничего не скажешь, орешек оказался куда
тверже, чем он полагал. Ничем не мог помочь даже Ночной Народ - верный его
спутник, тот самый вампир, у которого не было даже имени, расспрашивал всех
своих сородичей, что встречались на пути, - опять же ничего.

Одно только хорошо - беглецам не пришло в голову отдаться под защиту того
же Волшебного Двора. С Меганой он, быть может, еще бы и справился, но тогда бы
от Зачарованного леса до Утеса Чародеев на сотни и сотни лиг протянулась
выжженная пустыня - вместо цветущего княжества, других мелких королевств,
вместо селений поури и гоблинов, вместо всего того, ради чего он и затеял все
предприятие.

Почему они не бросились к Мегане? Ответ был прост - стыд. Стыдно
уважаемому чародею, с каким-никаким, а дипломом Ордоса, признавать, что его
дочь беременна, не будучи в браке. А рассказу о нападении вампира скорее всего
не поверят - решат, мол, выдумал, чтобы скрыть позор.

И они решили спрятаться. Конечно, не исключено, что они поняли, кто
родился у них, каким внуком осчастливлен чародей по имени Велиом; но если они
поняли, тогда уж точно должны были броситься к Мегане или даже к самому
милорду ректору Ордоса.

Но они этого не сделали. Среди тех, кто служил Волшебному Двору, всегда
находились недовольные - слуги, с которыми обошлись чересчур строго, к
примеру; у него не было недостачи в прознатчиках, и все их донесения,
совершенно независимо друг от друга, утверждали одно и то же: Велиом, его дочь
Дариана и его внук, чье имя так и не удалось разузнать, во владениях Меганы не
появлялись.

Что остается? Синь-И? Едва ли. Слишком далеко, да и не стоит чародею с
запада появляться в тамошних пределах. Волшебников, живущих на восходном краю
исполинского материка, не стоит недооценивать, пришельца они распознают
быстро, и тогда ему несдобровать. А о способности Велиома отразить их натиск,
он, надо сказать, был крайне низкого мнения.

Но если они не переплыли море и не уехали на восток, то где же они? В
какой богами и Спасителем забытой дыре прячутся? Время идет, заклятия
совершают свою работу, и нет уже во всем Эвиале такой силы, что смогла бы
повернуть вспять или хотя бы замедлить ее.

Он с раздражением поддернул левый рукав старой куртки - чуть пониже локтя
по коже расползалось уродливого вида бугристое фиолетовое пятно. Из его
середины торчал небольшой отросточек, неприятно извивавшийся и тычущийся в
разные стороны, словно слепой щенок.

Пока еще слепой щенок.

Волшебник с трудом подавил неотвязное желание тотчас же, немедленно,
отрубить себе левую руку по самое плечо. Другое дело, что это ничему уже не
поможет. Страшны наложенные им заклятья и еще более страшна их отдача. Он
перекрыл путь Зверю - но что теперь будет с ним, не знает никто.

И только его сын мог бы помочь ему.

Сын, которого он никак не может найти.

Дверь таверны распахнулась, на пороге неслышно возникла серая тень в
долгополом алом плаще.

Трактирщик сунулся было наперерез - и, охнув, осел на пол при виде пары
длинных игольчатых клыков, сверкнувших в тусклом свете факела.

Волшебник поднялся навстречу вампиру. Тот решился явиться сюда, пренебрег
опасностью - в Княж-городе хватало сильных чародеев, не гнушавшихся выйти
ночью с неурочным дозором; значит, случилось нечто из ряда вон.

- Садись и говори, - сказал он упырю.

- Мастер, - вампир задыхался, похоже, он добирался сюда по воздуху,
перекинувшись в летучую мышь - трюк еще более опасный там, где было много
сведущих в магии и ненавидящих Ночной Народ. - Мастер, пришли новые вести.
Пятиречье, мастер, там разгромлено гнездо - разгромлено дочиста, никто не
уцелел. Разгромлено при помощи сильной магии. Я проверил - там не появлялось
никого ни с Волшебного Двора, ни из Белого Совета.

- Как это стало известно? - отрывисто спросил волшебник, голос его дрогнул.

- Огры, мастер, там было несколько огров. Их собратья за горами