Народ, довольные и недовольные, быстро разошлись. Всех подгоняли дела. У Отшибной землянки остались только два колдуна.
- Спасибо, - коротко поблагодарил шамана Ромар, и Матхи в последний раз улыбнулся замечательной чистой улыбкой. Никогда больше на лице слепого шамана ее не видели.
***
Ночная темнота приняла изгнанников. Шли молча, да и что говорить, когда покидаешь родимые очаги, могилы предков, бросаешь нажитое? Взяли с собой только то, что могли унести на спинах. Куда больше утвари осталось в ухоронках.
Воины окружили караван со всех сторон. Почти весь груз лег на женские плечи - мужчины несли оружие. Тяжелей всего оказались длинные ратовища, которые рубили ночью, когда возвращались из похода за водой. Верно не больше пяти человек из всех родичей смогли бы ворочать подобным орудием словно простым копьем. Обычному человеку с таким чудищем управиться можно, лишь уперев конец в землю, да двигая острие. Готовить великую прорву кремневых наконечников не было времени, и для большинства орудий ограничились тем, что обожгли заостренный конец.
Таши и под гнетом здоровенного бревна шагал легко. Люди молча глотали слезы, а он мало что не пускался в пляс. Унику оправдали! Оправдали-таки Унику! Сыскалась правда! А раз есть она на земле - то и диатритов мы одолеем. Не можем не одолеть!
За ночь прошли не так, чтобы мало, но куда меньше обычного дневного пути. Эдак до верхнего селения тащиться придется целую седмицу, - прикинул Таши.
Незадолго до рассвета остановились. Десятка три воинов спустились к Великой; принесли воды. Не таясь, разожгли костры - от диатритов днем все равно не скроешься.
Уника хлопотала вокруг Таши, как и положено верной, исправной жене.
Свадебного обряда над ними не справили - ну да не беда, дело наживное.
Главное, родичи признали их мужем и женой. Даже Лата больше не глядит на Таши зверем...
Обычно во время дальних походов на стоянках готовилась еда, потом раздавалась: не кто сколько захотел, а скупыми порциями. Так было и в этот раз. У каждого человека кроме своего барахла и оружия еще и общинная ноша за спиной; у Таши - пуда полтора семенного зерна, Уника сгибается под грузом вяленого мяса, а на обед получили по сушеной лепешке и звенышку копченой стерляди. Это и правильно, а то поприесть запас на полпути не сложно, а потом как быть?
- Ничего! - успокаивал людей Свиол, руководивший раздачей пищи, - вот ужо налетят птахи, так и свежатинки поедим. Зря, что ли, с собой этакие вертела тащим?
Таши быстро управился и с куском рыбы, и с лепешкой. Мельком подумал, что и впрямь надо бы попробовать, какова на вкус диатрима. Мяса в ней не меньше, чем в хорошем быке, не оказалось бы только оно слишком жестким или вонючим, как у стервятника.
Уника разделила свою долю пополам, сунула часть Таши.
- Ты ешь, ешь, не отлынивай! - сердито прикрикнула она, когда Таши вздумал возражать. Мне что - весь день кверху пузом отдыхать можно, а тебе от диатритов отбиваться... Ну-ка, сними кожан, дай взглянуть, что у тебя случилось. Так и есть - шов разошелся... оставь мне, я исправлю... И ешь как следует, а то какая война на голодный желудок? Слышал, что Крага говорила? - день вас не покормим, два - так вы и копья поднять не сможете.
Уника, конечно, лукавила - кверху пузом на дневке никому отдыхать не придется.
Недобрая заря вползла на небосклон. Никто не может остановить ход Дзара; даже Великой Матери он не подвластен - и теперь остается только крепче держать оружие.
Для стоянки Бойша выбрал крепкое местечко - одну из первых рощиц, предвестниц грядущего лесного моря. И от реки близко; и деревья стоят густо - не везде диатрима и сунется. Подроста, правда, маловато - но да уж как есть.
Мужчины составили круг. Выставили ратовища. Наспех ладили треноги, чтобы подхватить неподъемную жердину сразу как приспеет. Готовили новые стрелы - их в бою много не бывает. Настоящие боевые на карликов можно не тратить, сойдут и охотничьи, поплоше.
Диатриты не замедлили появиться, должно быть их дозоры всю ночь не выпускали людей из вида. Недаром Ромар и Матхи предупреждали, что приступа следует ждать сразу после рассвета. Коротышки ударили, едва день вступил в полную силу - и сами били в полную силу тоже.
Степь всколыхнулась, ожила, потекла живыми волнами. Оцепенев, смотрели дети Лара, как разворачиваются перед ними чужинские полчища.
Видно, всех собрали сюда диатриты, никого в запасе не оставили. На острый Ромаров глаз - не менее семи сотен чужинцев шло на приступ. Людей втрое больше, а сколько среди них воинов?
Многие женщины потянулись за оружием - хоть за каким, чтобы только не умереть беспомощной сытью!
Таши стоял между двух вязов. Три шага до одного дерева, два - до другого. Хорошее место. Наверх Бойша послал всех подростков, что хоть как-то могли управляться с луками - сверху чужинцев бить.
- По птицам стрелы не трать! - строго-настрого приказывал вождь. - Карликов ссаживай! Оно куда вернее.
Готовились к бою и Матхи с Ромаром. Шаман облачился в полный наряд, встряхнул бубном, закружился на месте, завывая жутким голосом - предков созывал на подмогу. Безрукий колдун тоже что-то шептал, полузакрыв глаза - не иначе, как вновь собирался поставить незримый щит, коли чужинцы прорвутся между деревьями.
Таши видел, как дрогнули диатричьи ряды, как покатилась живая волна по степи, в один миг оказавшись возле деревьев.
Ратовища поднялись навстречу летящей орде. Таши тоже нацелился - с эдакой жердиной не страшно и против диатримы выходить! Пусть-ка налетит - небось не понравится, хотя конец тяжеленного копья, которое и копьем-то называют только по привычке - всего-лишь затесан топором, оструган и наспех обожжен. Но если на такое бревно как следует напороться, тоже мало не покажется.
Мчащихся во весь опор диатрим встретила стена ратовищ. Нападающие шли сплошной волной, верно, решили диатриты, что на сей раз точно возьмут верх - день хоть и осенний, но солнце яркое, степь ровная, а деревья - ну так что ж, что деревья. Чай, боками не срослись, есть где протиснуться.
Навстречу диатримам полетели стрелы. Карлики умело прятались за птичьими шеями, но сверху - особенно когда нападавшие ворвались в лес - видны были как на ладони. И хотя проклятые птицы мчались быстро - нашлись меткие стрелки и среди мальчишек. Один, другой, третий диатрит упали в стоптанную траву, покатились и замерли. Сегодня для диатрим был простор, они не сшибались одна с другой, и особого урона от стрел коротышечье войско не понесло - до тех пор, пока не ударили грудью в ратовища готовые встретить их злобный напор. И тяжеленные, неудобные, но прочные копья не подкачали.
Рядом с Таши оказался Малон; крепкий, коренастый, он подхватил жердину, помогая направить ее в грудь налетающему страшилищу. Диатрима вовремя заметив опасность, метнулась в сторону, повернувшись к врагу боком - и раскачанное двумя парами сильных рук толстенное древко грянуло в ребра диатриме. Конечно, это был не тот удар, если бы многопудовая громада сама напоролась на упертое в древесный корень копье. Но и без того удар оказался не слабым. Любовно заструганное острие пробило броню перьев, и наверняка сломало чудовищу ребра. Птица закружилась на месте, заклекотала; из разинутого клюва летели брызги крови, - и тут кто-то из мальчишек сверху попал наконец чужинцу в затылок стрелой.
Раненая диатрима не выказала больше никакого желания лезть в драку и, развернувшись, помчалась прочь. Бессильные стрелы впустую щелкали по ее оперению.
И следующую птицу остановило длинное ратовище. Теперь держал его один Малон, а Таши пробил из лука голову неосторожно высунувшемуся карлику.
Диатрима пыталась достать непокладистого человека клювом, но жердь оказалась длиннее вытянутой шеи, а Малон не подкачал, не дал ратовищу свернуться на сторону. Таши не удержался и, схватив прислоненный к дереву топор, шарахнул диатриме по клюву - дальше просто дотянуться не удалось.
Удар не причинил заметного вреда, хотя птица отдернула голову и загарцевала в опасной близости от направленного копья, не нападая сама и не давая вступить в схватку своим более решительным товаркам.
Копье держи! - крикнул Таши и, вновь взявшись за лук, с десяти шагов хладнокровно вогнал боевую стрелу в изумленный птичий глаз.
Диатричья волна расплескалась по роще, ударилась о поднявшийся частокол копий и, истекая кровью, отхлынула, оставив на иссушенной земле десятки тел. Птиц завалили мало - не больше дюжины, зато карликов полегло преизрядно. Нигде, ни разу не прорвались сквозь ряды охотников злобные чужаки. И потерь среди людей почти не было. Эх, так бы да с самого начала воевать!
Пять минут длилась схватка, а всем уже было ясно, что отбились от незваных гостей, отстоялись между толстыми деревьями, - мало где диатримам удалось пустить в ход свои чудовищные клювы - не допускали ратовища, и всей напористой диатричьей силы не хватало, чтобы перебить трехвершковой толщины жердину. Окончательно дело решили стрелки - отбили приступ.
Впервые взяли верх над чужинцами, потеряв совсем немного своих. Кое-кто из горячих голов предложил тут и остаться - пусть де, мол, чужинцы лбы себе о наши ратовища порасшибают; однако Ромар только покачал головой:
- Они теперь ученые. Эвон, как быстро городьбу подрывать навострились, да тухлятину в воду валить! Не станут они больше нападать.
Окружат и измором возьмут. Да и сколько нам здесь торчать-то возможно?
Нет, нынче же ночью - прорываться дальше...
Когда свечерело, род снялся со стоянки. Диатриты весь день кружили вокруг рощи, однако, второй раз подступиться не решились. И когда люди дождавшись темноты, пошли, окружив женщин и детишек охотниками, что тащили тяжеленные ратовища - то увидели, что степь пуста и даже на горизонте не маячат вытянутые тени диатрим.
- След наш они не потеряют, не надейся, - качал головой Ромар в ответ на робкую надежду Уники. - Ночь отоспятся, а на заре следом кинутся, быстрее ветра полетят! До леса нам от них не оторваться... А вот в чащобу за нами они не полезут. Понимают, что мы там с ними сделаем.
***
Шли всю ночь, но годного для дневки места так и не нашли. Мелкие кусты не давали никакого укрытия, а до ближайшей рощи оставалось чуть не пять часов ходу. Кто-то предложил спуститься в речное русло и закрепиться на одном из бывших островков, что превратились теперь в песчаные холмы, но Бойша на такое не согласился. Конечно, через грязь диатримам будет не так просто пройти, но ведь тут не ленивая старица, ила на дне мало, а на песчаном холме птицы пустынь и вовсе будут чувствовать себя как дома.
Тогда уж лучше встретить их просто на берегу - самим тоже просторнее будет.
Незадолго до привала, Бойша послал по рядам весть, чтобы люди, коли случится неладное: ежели кто отобьется, потеряется или отстанет - не торопясь, днем отлеживаясь и ночами идя - пробирались вдоль берега Великой к Сборной Горе, - есть такое место в лесном краю, его с любой стороны за два дня пути видно. Там род будет ждать, сколько потребуется.
Люди промолчали, хоть и понимали: не об отставших речь, а о всем народе. Плохое место выпало для дневки - хуже не придумаешь.
Остановились уже при свете, заняв оборону на самом речном обрыве, где хотя бы с одной стороны можно было не опасаться удара диатрим. Карлики сумели бы влезть и по ноголомной крутизне, но без птиц они не сила: детишек хватит, чтобы не пустить их наверх.
Быстро, кто чем мог ковыряли ямки в земле, упирать круто затесанную пятку ратовища. Муха со своими сыновьями и еще пятком помощников расстилал перед фронтом огромный речной невод, что два дня кряду, надрываясь, перли сюда, не обращая внимания на советы бросить ненужную тяжесть. Не слушал советов Муха, молчал или говорил невнятно, словно умом повредился. Бойша уже рукой махнул на старого рыбака. У кого разума нет, того не вразумишь.
И сейчас вождь подошел к Мугону, кивнул на возящихся рыбаков и тихо сказал:
- Надеются, что диатримы в ячеях запутаются... А они, когда бегут, ноги высоко вздергивают. Им даже кусты не помеха, не то что сеть на земле.
Ничего из этой задумки не выйдет.
Мугон кивнул, соглашаясь, а Муха, который казалось и не слышал ничего, вдруг вскинул голову и негромко, как в прошлом, когда еще был в разуме, произнес:
- Не обижай, вождь. Не первый день сети ставлю. В моем неводе кто угодно запутается.
Диатримы появились вскоре после восхода солнца, видно и впрямь далеко не уходили, присматривали за бегущими людьми. Загодя рассыпались широким полукругом и хлынули с трех сторон! Вот где был истинный страх, что наводит на людей пожиратель трусов вечно голодный Хурак! Хочешь - беги, хочешь - здесь помирай; всюду ровное, как пол, голое место, ни деревца, ни балочки! Укрыться негде, стрелков наверх не посадишь!
Кто-то из баб, увидав бегущую смерть, в голос взвыл, и тут же подавился криком; свои же подруги пасть заткнули - понимали, что не столько в силе, сколько в единой твердости спасение.
Человеческий круг ощетинился копьями. В первом ряду - кто помоложе да поздоровей, потом лучники, а за ними старики и женщины, готовые, если что, подхватить ратовища и закрыть брешь, не дать убийцам ворваться внутрь, где прячутся малые дети, уложены раненые и ждут самые дряхлые старцы.
Таши и Малон вновь оказались вместе.
Люди сжались как можно теснее. Хорошо, что у диатритов нет лучников!
Расстреляли бы тогда издали, ни один бы не ушел... А так - может, еще и отобьемся...
- Отобьемся, отобьемся... - твердила Уника, провожая Таши взглядом, когда он бежал к краю крохотного становища. Твердила как заклинание - и верила, что оно подействует. Впрочем, долго смотреть времени не было.
Уника подняла костяную пичку, что досталась ей после схватки в Отшибной землянке, и пошла к обрыву. Ее место там, а то, мало ли, пошлют диатриты лазутчиков со стороны реки, так ей их и встречать. Ну да не впервой - один уже пытался к ней через стену влезть.
Плавно разворачиваясь неслись диатримы. Смертельной городьбой, вражеским частоколом вырастали их тени над головами людей. Здесь, в чистой степи, не спрячешься ни за оградой, ни за деревом. Рассчитывай только на собственные руки, крепче держи копье! Тогда, если будешь тверд, как родовой нефрит, возможно и выживет кто-то из твоего рода...
- Вот ведь, красиво бегут! - внезапно пробормотал Малон, сдувая с глаз упавшую прядь. - Красиво бегут... твари распроклятые.
Рухнувшие на сжавшуюся людскую кучку диатриты торжествующе визжали.
Верно, и в самом деле поверили, что вот она, победа, что ненавистные обитатели этих мест наконец-то пойдут в пищу их птицам, что сейчас они стопчут упорствующих жесткими лапами диатрим - и пойдет потеха!..
Стена диатритов уже совсем рядом, видны блестящие безумием глаза птиц, шеи вытянуты в адском стремлении первыми достать корм, загнутые клювы заранее щелкают, предвкушая мгновение, когда снова смогут утолить голод, уже начавший мучить пришлую орду. Последний миг - и лучники смогут дать залп, только будет ли с того толк? - Правильный полукруг нигде не нарушен, карлики надежно укрыты, и даже если удастся сбить кого из бегуний, свалки среди нападающих не произойдет.
Еще десяток неторопливых толчков сердца и убийственная волна ударит в стоящих людей... разобьется или снесет преграду?.. - а люди до сих пор не готовы к битве - Муха и несколько его помощников все еще возятся со своим неводом шагах в десяти перед строем вместо того, чтобы стремглав удирать под защиту копий.
- Муха! - зарычал вождь. - Не блажи! Подай назад!
Но видно крепко привык жилистый старик самолично распоряжаться у реки. Когда сеть в руках - никто ему не указ! А может, нарочно искал Муха смерти, не желая уходить от трупа Великой.
- Взде-ень!.. - не обращая внимания на голос вождя, тонко закричал старейшина.
В строю кто-то вскрикнул, кто-то дернулся было наперерез, но остановленный соседом, остался на месте и лишь глядел, закусив губу. Люди поняли, что задумал Муха, когда останавливать смертников было уже поздно.
Восемь человек подняли привязанный к концам жердей невод, так что один его край оставался на земле, а второй вздернулся, поднявшись не только над головами людей, но и приближающихся диатрим.
Старик Муха, пятеро его сыновей, начиная со старшего, который сам вскоре должен стать дедом и кончая неженатым Шукой, и еще двое рыбаков из тех, кому смог довериться старейшина, тяжело ступая, бежали навстречу несущимся диатримам. Ловко сложенный невод разматывался за ними.
Пробежать люди успели не больше дюжины шагов; птичья лава, не заметив, стоптала смертников. Невод упал, накрыв десяток диатрим. Прочие птицы даже не замедлили шага - продолжали бежать, рывком вздергивая ногу, а потом выстреливая ее вперед огромным шагом. Так они привыкли бегать сквозь заросли саксаула на своей жаркой родине. Что им какая-то сеть?!
Но вот беда, под этой сетью осталось десять таких же могучих птиц, что и нападающие. Они ничуть не пострадали и даже не упали на землю.
Страшные рывки бьющихся диатрим дернули сеть, сбивая с ног тех, кто подбежал позже. Через мгновение пространство перед людскими шеренгами превратилось в сплошное месиво птичьих лап, голов и тел. Лишь с боков, куда не дотянулся невод, диатриты сумели ударить по людям.
Сливаясь с визгом карликов, засвистели стелы; лучники на выбор отстреливали отползающих и бегущих коротышек. Задние ряды птичьего войска сумели остановиться, но разворачиваясь, диатримы приоткрывали стрелкам своих всадников, и здесь тоже люди сумели нанести изрядный урон.
Большой невод плели из лучшего волокна, стравив в окрестностях селения чуть не все заросли конопли. После каждой ловли невод тщательно просушивали, любовно чинили, не дожидаясь, пока прохудится хоть одна ячея; невод был велик и мог перегородить целую протоку от самого берега и до Сухого острова. Перед прочной бечевой оказывался бессилен осетр, в ячеях запутывалась белуга и, не умея вырваться на свободу, сдавалась добытчикам.
Не подвел невод и на этот раз. Хотя небывалый улов сумел прорвать в сети огромные дыры, невод не выпустил никого из тех, кто попал в его ловкие объятия. Вскоре чуть не полсотни диатрим билось на земле, запутавшись в плетеных веревках и мешая друг другу освободиться. Остальные уже не пытались прорваться сквозь гиблое место и, перестроившись под огнем лучников, полезли в обход опасной сети.
Однако здесь они вновь ударились грудью в острия ратовищ, со вчерашнего дня измазанные их кровью; и вновь, как и вчера, птицы ничего не смогли поделать с этой преградой. Слишком уж узкий проход оставался им для нападения. Как ни понукали птиц карлики, диатримы не желали лезть на копья без разбега. Они пытались растолкать копья тугими боками, жадно тянули шеи, но четырехсаженные пики оказывались длиннее, и немногие хищницы умудрялись прорваться сквозь них. А вот стрелки Бойши не упускали своего шанса. Собственно, ратовища только сдерживали птиц, не давая им проломиться внутрь отпорного кольца; сбивали карликов и - при удаче - вышибали глаза диатримам лучники.
Правда, в один момент как-то ухитрились диатриты, то ли уже мертвая птица приняла в себя навершия ратовищ, то ли еще что приключилось, но диатриты смяли разом троих охотников и уже совсем было ринулись в открытую брешь, когда на пути у них вырос Ромар. За спиной безрукого колдуна горловыми переливами взвыл Матхи, ударяя в бубен так, что казалось, сейчас заглушит крики воинов и диатричьи визги; лицо Ромара почернело, как в тот приснопамятный день, когда чужинцы рвались в открытые ворота селения...
Незримый щит сбил наземь и опрокинул прорвавшихся, и, пока враги не опомнились, к ним кинулись со всех сторон. Заработали топоры, мотыжные рога, все тяжелое, что могло бить, крошить и дробить. Прежде, чем оглушенные птицы смогли подняться, их буквально разорвали на куски.
Потеряв многих и многих чужинцы отступили. Далеко не ушли, маячили у горизонта, напоминая противнику, что в три минуты могут налететь на беспечных и вернуть удачу себе. Но все-таки, отошли, дали обороняющимся передышку, возможность посчитать потери, перевязать раны. В роду Лара погибло одиннадцать человек; да несколько было раненых, в основном тех, кто упавших диатрим добивал. Кроме того, из-под изодранной сети вытащили восьмерых рыбаков.
Бойша склонился над Мухой, который в смерти казался особенно маленьким и щуплым. Помолчал, потом произнес сдавлено:
- Прости меня.
Мертвых снесли под обрыв, упершись копьями, обрушили огромный пласт песка. Теперь, когда люди отсюда уйдут, чужинцам будет не так просто добраться до похороненных тел. Только Великая, когда вернется в русло вода, сможет размыть завал. Но это ничего - рыбаки привыкли не обижаться на реку-кормилицу. Небось обрадуется Муха, почуяв ожившую воду.
Туши убитых диатрим разделали, мясо наспех зажарили на углях и, словно в сытые времена, все родичи отъедались свежатиной.
- Нас пожрать хотели, - изгалялся пастух Мачо, ворочая над углями вертел с насаженными на него ломтями птичины, - а вот теперь мы попробуем, какова диатрима на вкус!
На вкус диатрима оказалась превосходной. Конечно, жилистую ногу и гиена не вдруг бы ужевала, а вот белое мясо, вырубленное из груди, поддавалось даже старым зубам.
До самого заката лагерь простоял спокойно - упившись собственной кровью, диатриты не решились на повторную атаку. А Бойша прямо среди дня отрядил полсотни воинов, которые спустились вниз и набрали воды из блуждающего по руслу ручья. Теперь, едва стемнеет можно будет выходить, не тратя времени на то, чтобы накормить и напоить людей.
- Так и до верхового селения, глядишь, доберемся! - ликовали на стоянке.
- До верхового совсем немного осталось, - ободрял людей Бойша, обходя раз за разом походный стан, - а дальше идти просто. Там рощ много.
Остановимся, оглядимся и решим, как жить станем.
Четыре дня занимал путь от главного селения до верхового в спокойные времена. Ныне же, тяжело нагруженные, тащились всю седмицу. Точно степные волки вокруг стада, невдалеке кружили обозленные неудачами диатриты. Порой наскакивали на идущих, но сделать ничего не могли. А на большой приступ не решались. Ждали тех, кто, может, отобьется и отстанет - однако род шел дружно и кучно; ослабевшим помогали, перекладывая груз на более выносливых. Мало-помалу рощ и поросших кустами полей становилось все больше, людской поток подходил к невысокой холмистой гряде, за которой скрывалось верховое селение. Снимаясь с последней стоянки, Ромар объявил громко:
- К утру на месте будем. А может и раньше - в темноте доспеем.
- Этих отсидчиков небось диатриты и не заметили, - проворчал пастух Мачо. - Живут как в старые времена.
- Едва ли... - покачал головой Ромар. - Думаю, родичи из верхнего селения, уже в лесах давно. Ни я, ни Матхи не слышим их голосов... они, должно быть, далеко ушли, дальше Сборной Горы...
- Эк, и дернули! - захохотал Мачо. - Бежали - аж пятки дымились!
- Может, и так, да только не спеши судить, ты ж не знаешь, сколько сюда диатритов приходило, - оспорил пастуха Ромар. - Может, они тут тоже городьбу подрыли?..
- Лучше следить надо за городьбой! - Мачо был непреклонен.
Спускалась ночь. Теперь уже всем стало ясно - селение покинуто. Ни огонька, ни сигнального факела на стене - тьма, и больше ничего.
Диатриты во мраке не сражаются. Благополучно дошли до городьбы; благополучно втянулись всем обозом внутрь...
Да, ушли родичи. Но ушли не спешным беспамятным бегством, а с разумением, толково прибрав и захватив с собой все, что только могли.
Диатриты здесь явно побывали - но поживиться им было особенно нечем, запасы верховые с собой утащили. Так, побито, поломано что-то - а в целом ничего страшного.
- Налетом они тут проскочили, даже не особенно шарили, - заключил Ромар, обойдя селение. Таши шел рядом, светя колдуну двумя факелами.
- Это почему? - полюбопытствовал Таши. Сейчас с Ромаром говорить можно, а то в походе - туча-тучей, непрестанно шепчет под нос тайные заклятья - чужинцев старается учуять...
- Не нагадили нигде, считай, - пояснил Ромар, но таким голосом, что у Таши отчего-то пропала охота спрашивать дальше.
И все было бы совсем хорошо (отдохнем, дух переведем, а там и дальше двинемся, куда диатритам ходу нет), если бы не городьба. Чуть не везде она была подрыта, расшатана, раздраена; в двух местах обнаружились настоящие проломы, кое-как засыпанные землей и заваленные бревнами - видно было, что родичи лепили новую ограду на скорую руку, абы только чужинцы не ворвались внутрь. Нет, случись что - не продержишься тут. Все слабые места за ночь не восстановишь, значит, придется днем в проломах с копьями стоять, как на открытом месте.
И тем не менее это место было крепким, достаточно крепким, чтобы провести тут дневку - как и решил Бойша.
Таши запомнил, что Ромар опять помрачнел, ходил, качал головой, вздыхал даже - словно беду предвидя. О чем-то толковали с Матхи и Бойшей, те кивали, соглашаясь. Потом объявили решение - завтрашний в селении проведут, а с темнотой дальше двинутся, к Сборной горе. Не может быть, чтобы свои там караула не оставили.
Народ приободрился, повеселел. Люди начинали верить, что конец бедствиям близок, еще немного, пара-тройка переходов - и они достигнут леса. Да и завтрашний день беды не сулит; за частоколом все-же безопаснее, чем в открытом поле - хотя прошлый раз отбились именно в чистой степи.
Невиданным зверем ворочалась спасительная ночь. Сам Великий Лар вышел на землю - накинуть темную шкуру на плечи обезземеленного рода, хоть на время прикрыть изгнанников от глаз жадных чудищ, нагрянувших из коренных владений Дзара.
Люди растянулись по брошенным домам. Входили чинно, как в гости, стараясь ничего не тронуть, не порушить - хотя и трогать и рушить было уже нечего. Устраивались на ночлег. По привычке заговаривали входы; двое подростков под руки водили по селению Матхи - все-таки здесь не дом, где слепцу известна каждая мелочь, и можно ходить словно зрячему. Шаман гремел бубном, тряс погремушками, отгоняя недобрых духов, что, как мухи на мед, слетелись к покинутому людьми поселку.
Бойша следом за Ромаром обходил частокол, примечая слабые места и тотчас наряжая охотников на починку. Многое за оставшиеся темные часы сделать нельзя - уж больно основательно потрепали городьбу чужинцы! - но и сидеть без дела не след.
Ромар же, раскинув амулеты, помрачнел окончательно. Подошел к Бойше, начал что-то горячо втолковывать. В проломах горели костры, Таши следил за огнем, прислушиваться ему было некогда и слов он, конечно, не разобрал.
Видел лишь, как кивал Бойша, вроде бы соглашаясь.
Бабы и детишки, умаявшись, спали непробудным сном. И Уника спала, обнявшись с матерью; а рядом притулились ее младшие сестренки. Пусть.
Потом, если до леса дойдем, не до спанья станет. По-новому селение поднимать придется! Не шутка...
Начинал брезжить свет, когда с грехом пополам закончили дела.
Выставили стражу, велев кричать сполох, едва на краю сжатого поля покажется противник. И над селением сгустилась тишина.
Из всех свободных людей один лишь Ромар не повалился спать. Обходил дозоры, щурил глаза вдаль, теребил часовых, требуя зорче глядеть, не упустить приближения врага.
- Рядом орда ходит, - шепотом сказал Таши безрукий волшебник, набредя на него, стоявшего в свою очередь в дозоре. - Не спят, проклятые. Чую я их. И... они меня тоже чуют. Помнишь, как они тебя с Тейко сквозь заросли углядели? Так вот снова тот чародейник объявился, чтоб ему Лару на рога наколоться! Кружит вокруг... и подручные его неподалеку ошиваются не иначе, как опять к городьбе подступиться пробуют!
Солнце бессонный Ромар встретил, стоя на приступке городьбы. Рядом стоял Таши, держа наготове лук. Волшебник казался чернее тучи.
- Приступят сегодня твари, - негромко заметил он. - Не могут не приступить. Больше им нас зажать негде - эвон, до леса рукой подать.
Дважды отбились - и третий отобьемся, знаем теперь как... Лишь бы какой новой штуки не учудили. Вижу, затевают они что-то небывалое, а что - не пойму.
- Так если в поле отстоялись - нечто ж за частоколом не выстоим? - удивился Таши. Ромар с досадой дернул обрубком плеча:
- Тогда народ тесной кучей стоял, а тут дыры одна от другой далеко.
Сумеют ворваться в одном месте - что делать станем? Друг другу на помощь так просто не придешь и в селении в кучу не собьешься. Нас тогда по одиночке перебьют. Была бы моя воля, я бы лучше в чистом поле на дневку встал.
- Так куда Бойша смотрит?
- Куда?.. - Ромар невесело усмехнулся. - Люди устали, ног не волочат.
Хоть один день надо им спокойно провести. Да и в поле тоже... в прошлый раз всех нас Муха выручил, а ныне от невода и клочьев не осталось. Леса тут поблизости тоже нет - все под поля да пастбища выжжено. С какой стороны ни поверни - все худо получается. Всей надежды, что отстоимся в проломах. Знать бы еще, как карлики эти проломы делали... Э, да вот и они!
Кричи тревогу!
Солнце, еще по-утреннему красное, висело над самым горизонтом, но света для круглых желтых буркал диатрим хватало вполне, и чужинцы показали, что больше они ждать не намерены.
Вновь, в который уже раз, разинув клювы, неслись диатримы и бесновались их наездники. Вновь Бойша торопился расставить всех по местам.
Вновь расхватывали длинные ратовища. И людям уже мнилось - отбились досель, отобьемся и сейчас. Но тут и случилось то небывалое, чего так боялся Ромар.
Диатриты словно не замечали широких проходов в городьбе, где ожидали их воины зубра. Не так просто было бы пробиться там сквозь завалы бревен и щетину изготовленных копий. Карлики мчались туда, где поднималась неприступная, нетронутая городьба. А в лапках у коротышек вместо привычных костяных пик были свернутые словно готовое к броску боло, ремни, грубо нарезанные из лошадиных шкур. Видно, загнали где-то пришельцы табун лошадей - не так это и трудно, верхом на диатриме! - а потом не позволили птицам пировать, покуда не изготовили потребный кожаный снаряд.
Ловко прячась за мощными диатричьими шеями, чужинцы летели к частоколу; лихо, с разворота забрасывали на острия бревен прочные ремни, другим концом захлестнутые за ту же птичью шею; диатримы разворачивались, дергали - и подрытые бревна с треском выворачивались, брызгами летела вверх земля...
Городьба оказалась подрыта куда основательнее, чем мнилось Бойше и даже Ромару. Отвел глаза хитроумный диатричий маг.
Перескакивая через опрокинутые бревна, диатримы врывались в селение.
Поздно было перестраиваться, пытаться закрыть новые проломы - слишком велики они оказались. Городьба рухнула разом в четырех или даже в пяти местах. И не по одному-два бревна, а сразу целыми сплотками; орда ринулась в проломы.
Тогда-то и закричал Матхи. Закричал страшно, нечеловечески, завыл, раздирая грудь ногтями; потому что, хоть и слеп был, сразу понял, что означает этот жуткий треск и отчаянные крики сородичей.
- Вниз! - заорал Таши Малону, своему уже постоянному напарнику.
Посняков Андрей
Круз Андрей
Орлов Алекс
Корнев Павел
Круз Андрей
Соломатина Татьяна