как безупречный светский лев случайно повстречавший в аристократическом
салоне знакомого дворника. Выглядел Робби неважно. Он казался старше
своих лет (мы с ним ровесники), недорогой костюм сидел на нем мешковато,
некогда безукоризненно черные волосы теперь изрядно серебрились при го-
лубом свете Лунного дворца. Его сопровождала жена, которую он представил
мне с гордостью, нежно на нее глядя, - весьма миловидная, но несколько
забитая молодая женщина. Она мне понравилась, в особенности же ее имя -
София, - впоследствии я любил его использовать в коротких новеллах на
лирические темы.
в летнем павильоне Лунного дворца. То была дивная ночь, и она навсегда
осталась бы для меня светлым воспоминанием, если бы не трагические собы-
тия, за ней последовавшие. Так или иначе, но я вспоминаю с удовольстви-
ем, как лесной аромат духов Бренды сливался с запахом обступавшей нас со
всех сторон сирени, как по-детски София радовалась сладости южного иг-
ристого вина, и как она наивно признавалась, что никогда еще не пила из
хрусталя на свежем воздухе, и как потом наступил рассвет, а меня уже ис-
кала Лиса, и как мы расстались, ни о чем не договорившись.
би и Софию, - на сей раз в опере. Мы сидели далеко друг от друга - у ме-
ня были гораздо более дорогие места; но в антракте мы встретились, од-
новременно привлеченные к одной и той же стойке не то волей провидения,
не то изысканным ароматом неведомого "театрального" кофе. Боюсь, что я
опять держался покровительственно, но они не обратили на это внимания и
пригласили меня к обеду на один из ближайших вечеров. Мы обменялись на-
конец визитными карточками, и вскорости я - один, без Лисы (ей я не ре-
шился даже об этом сказать) - имел неосторожность нанести им визит. Я
называю это неосторожностью: литераторы бывают разные, но сыну господина
Р. во всяком случае не следует появляться в подобных домах. Однако к
тридцати пяти годам я настолько устал от подобных условностей и предрас-
судков, что нарушать их стало для меня таким же наслаждением, как для
дурно воспитанного подростка курить в школьном саду.
районе. Квартира была обставлена со вкусом, что не могло являться заслу-
гой Робби, зато делало честь Софии. Мы славно отобедали: лесные грибы,
затем салат из осетрины, угорь, непонятно откуда взявшаяся сибирская
водка - Розентали явно решили не ударить в грязь лицом. При этом Робби
захмелел изрядно; я что-то не припоминаю, чтобы в прежние годы он пил
водку. Потом мы перешли к кофе с ликером и болтали - поначалу мило и ве-
село, но позднее Робби понесло.
но витавшие в воздухе с первых дней существования нашей старой индустри-
альной системы. Робби и в юности имел слабость к этим теориям, но теперь
его взгляды обрели стройность, а аргументы - убедительность. Меня не на-
до было агитировать в этом направлении: я никогда не питал особых иллю-
зий на предмет сущности нашего общества и всегда считал, что социальная
справедливость рано или поздно восторжествует. Другое дело, что, во-пер-
вых, я не видел в этом никакой выгоды лично для себя, а во-вторых, пред-
почитал не высказывать вслух свое на сей счет мнение. Однако в тот вечер
я имел глупость согласиться с Робби в ряде случаев, о чем очень скоро
мне пришлось пожалеть.
тел бы зайти, и я пригласил его, хотя с удовольствием бы послал ко всем
чертям. Не то, чтобы он мне не нравился, но уже тогда я чувствовал, что
он вносит в мою жизнь известное напряжение.
счастью не было дома), что уже несколько лет является членом и активис-
том известной партии, ратующей за пролетарскую демократию. Я не слишком
удивился, но все же ощутил некоторую неловкость, понимая, что пришел он
ко мне скорее всего с каким-то конкретным предложением. Я попытался не-
уклюже отшутиться, заявив, что, как пролетарий умственного труда и член
богемного профсоюза, счастлив приветствовать активиста, представляющего
мои интересы. Он не заметил иронии; он был слишком увлечен, чтобы обра-
тить на нее внимание. Он вывалил передо мной на столе кучу брошюр и лис-
товок, а я сидел, расстроенный и ошарашенный, силясь собраться с мыслями
и положить конец этому неожиданному давлению.
ное под некоторыми из этих воззваний, несомненно привлечет новых сторон-
ников к движению за социальный прогресс. Конечно следовало проявить
твердость и дать ему ясный и категорический отказ, но я оказался на это
не способен. Я бормотал что-то о чрезмерной занятости, о полной самоот-
даче, которой требует от меня литература, наконец - и это было самое
глупое - о своей неподготовленности к принятию столь ответственного ре-
шения. Робби меня не торопил и предложил подумать две недели. Он доба-
вил, что на днях они с Софией берут отпуск и совершат недельный тур по
городам Юга, в ходе которого он намерен выполнить ряд партийных поруче-
ний, связанных с агитационной работой. Я малодушно обрадовался такой
отсрочке, и мы расстались.
вновь к нему возвращался, злился на Робби за то, что он врывается в мою
жизнь со своими дурацкими идеями, и на себя - за свою нерешительность и
какую-то идиотскую интеллигентность, вечно мешающую мне послать человека
куда следует. В те дни я совершенно не мог работать, сбился с мысли и
оставил незавершенным хороший замысел, к которому и по сей день не вер-
нулся. Я пытался успокоиться, говорил себе, что ничего страшного не про-
изошло, просто старый университетский товарищ обратился ко мне с непри-
емлемыми для меня предложениями, и мне следует вежливо, но твердо отка-
заться. Все было напрасно! Я с завистью думал о людях, умеющих хладнок-
ровно отказывать другим, пил пустырник; Лиса поминутно спрашивала, что
со мной происходит, а я был раздражителен и грубоват. Если бы Робби не
уехал в отпуск, я бы наверное позвонил ему сам и тем самым сразу прекра-
тил бы свои мучения. И я понимал это, а потому бесился еще сильнее.
по своей сути, что оно основано на приоритете преходящих ценностей над
вечными, и оттого в нем властвуют люди, которых после их смерти и пом-
нить-то будет не за что, как при жизни не за что уважать. Но смогут ли
Робби и ему подобные осуществить на практике какую-либо альтернативу? Я
готов поверить, что когда-нибудь смогут. Но прежде придется пройти через
взлеты и разочарования, исторические отступления и новые завоевания; все
это будет долго и сложно, и уж во всяком случае сыну господина Р. не
пристало принимать в этом участие.
Робби - отказаться сотрудничать с ним и попросить его не беспокоить меня
впредь.
ле возвращения из отпуска. Оказалось, что пока Розентали отсутствовали,
полиция обнаружила в их квартире огромное количество героина. Софию так-
же задержали, но ее через несколько часов выпустили, а против Робби на-
чался длительный показательный процесс. Робби был, как говорится, "не
бог весть какая птица", однако газеты в те дни шумели вовсю, видимо ста-
раясь указать обывателю, какого типа люди приучают наших детей к нарко-
тикам.
камня на камне бы от него не оставил. Однако ни один серьезный адвокат
не решился взяться за это дело, на чем, очевидно, заранее и строился
расчет властей. София наверняка с ног сбилась, но все оказалось напрас-
ным, и Робби был вынужден согласиться на предложенного ему "королевско-
го" адвоката.
ности, причем скорее всего он мог ждать помощи со стороны либерально
мыслящих интеллектуалов. Конечно, я должен был выступить в его защиту. В
сущности, я рисковал немногим, если бы заявил во всеуслышание об очевид-
ной сфабрикованности обвинения и указал бы, что, действуя подобным обра-
зом, полиция лишь подрывает основы нашей демократии. Ведь выступила в те
дни с подобным заявлением группа армангфорских художников-импрессионис-
тов, хотя никто из них даже не был знаком с Робби лично. И Кохановер
выступил; правда тяжело больному Кохановеру было уже особо нечего те-
рять.
оправдания, почему я так не поступаю. И, конечно же, легко находил. Я
постоянно пребывал в окружении людей, с которыми и поговорить-то о деле
Розенталя можно было лишь под определенным углом зрения. Впрочем, к сты-
ду своему, должен признаться, что встреч с другого рода людьми я в те
дни старательно избегал.
не обращается ко мне за помощью, полагая, что это я осведомил власти о
деятельности Робби. Это очень походило на правду: будучи зарегистриро-
ванным членом "полулегальной" партии, Робби конечно не мог рассчитывать
на то, что полиция совсем не в курсе его деятельности, но если бы такой
человек, как я, сообщил полиции, что Робеспьер Розенталь агитировал меня
за свои идеи и предлагал мне сотрудничать в этом направлении, то это
вполне могло стать "последней каплей" и послужить причиной его ареста. И
ведь Робби приходил ко мне и полностью раскрылся как раз накануне своей
злополучной поездки. Все сходилось, и если Розентали подозревают, что
именно я явился причиной их ареста в аэропорту, то у них есть для этого
несомненные логические предпосылки.
Максимов Альберт
Русанов Владислав
Орловский Гай Юлий
Афанасьев Роман
Конан-Дойль Артур
Лукин Евгений