Чтение 12–й страницы книги ~Истовик-камень~

- Мне всё мерещится, будто эта дрянь проникла сквозь кожу и растворилась во мне. Я боялся, не начну ли светиться уже и изнутри...

- Ну и как? - спросил Пёс.

- Да ничего. Хвала Прекраснейшей, обошлось.

Гвалиор вытащил из полупустого мешка кусок жирной рыбы и разделил натрое. Он сказал:

- Здесь, похоже, никакого выхода нет. Надо возвращаться.

Луч фонарика на лбу Пса упёрся ему в лицо, успев по дороге высветить поднятую бровь Тиргея. Молодой надсмотрщик поёрзал на камне, опуская глаза:

- Раньше я говорил, что не хочу возвращаться. Я и теперь не хочу. Но вы стали моими друзьями. Вам ведь дадут свободу, если вы меня приведёте...

Не всему ещё жизнь научила,

Больно стукая носом о дверь:

Если что-то тебе посулили -

Ты посулам не очень-то верь.

Пусть ты сам никогда не забудешь,

Если слово кому-то даёшь,

Но тебя - вот уж истинно - люди

Подведут просто так, ни за грош.

Это очень жестокая мудрость,

Но у жизни таких - хоть коси:

Никого, как бы ни было худо,

Никогда ни о чём не проси.

Те же люди, кого не однажды

Из дерьма доводилось тянуть,

Или прямо и просто откажут,

Или всяко потом попрекнут.

Что бы ни было завтра с тобою,

Ты завета держись одного:

Никогда не сдавайся без боя

И не бойся - нигде, никого.

Передряги бывают - не сахар,

Станет видно, насколько ты крут:

Никому не показывай страха,

А не то - налетят и сожрут.

Жизнь - не очень красивая штука...

Все мы чаем добра и любви,

А она нам - за кукишем кукиш...

Так восславь её, брат. И - живи...

9. ЗОЛОТО ДУРАКОВ

Как и следовало ожидать, путь наверх оказался много труднее спуска. Руки соскальзывали с мокрых камней, неверные глыбы вывёртывались из-под ног, чтобы с грохотом уйти вниз, в кромешную темноту, предоставляя повисшему человеку подтягиваться на очень ненадёжной опоре...

Тиргей старался не жаловаться, но уставал заметно быстрее Гвалиора и Пса. Однажды, едва не сорвавшись, он ударил о камень и вдребезги разбил свой фонарик.

- Никакого толку с меня, один убыток!.. - вырвалось у него.

- Если бы не ты, - сказал ему Гвалиор, - мы бы сейчас с Каттаем рядом сидели.

Пёс промолчал, лишь внимательно оглядел арранта. Однажды в забое он видел, как отлетевший кусок породы разбил налобный светильник раба, и вспыхнувшее масло попало тому на лицо. Тиргей оказался более везучим. От стекла осталась лишь проволочная сеточка, но маленькая медная ёмкость для масла вполне уцелела, и при ней фитилёк. Так что светильник мог даже гореть - только не под водопадом и не на подземном ветру. Поразмыслив, Пёс отдал испорченный фонарик Гвалиору, Тиргею же надел на голову свой собственный.

- А ты? - вздохнул аррант. Венн хмыкнул:

- Ты встречал хоть одну собаку, которая бы не видела в темноте?

Подъём вдоль прыгающего по скалам потока, озёра, вынуждавшие пускаться вплавь, леденящие струи водопадов... Время остановилось. Так, как остановилось оно для вмороженной в лёд головы смелого Кракелея. И для Каттая, навеки оставшегося любоваться бирюзой смертоносного озера... "Рано или поздно всё кончится, - убеждал себя Тиргей. И сам себе не верил. - Во имя шлема Посланца, оплавленного силой страстного поцелуя!.. Неужели когда-то бывало, что я жаловался на жару? Неужели солнце казалось мне слишком жгучим, меховое одеяло - удушливым, а благодатные угли очага - слишком обильными?.. О Вседержитель, что же Ты вовремя не остерёг недоумка, не выучил ценить тепло и уют..." Ему уже случалось испытывать это ощущение, когда холод проникает внутрь тела столь глубоко, что кажется - выгнать его оттуда уже не удастся до смертного часа. Тиргей помнил: прежде на смену убийственному холоду обязательно приходило тепло, и зубы медленно, постепенно, но всё-таки переставали стучать. "Но на сей раз этого не будет. Не будет..."

Раньше он был полным сил, крепким и закалённым мужчиной. Он лазал в пещеры, считавшиеся недоступными, и выходил победителем. Четыре года на руднике без остатка выели эту крепость. Поджарое молодое тело уподобилось иссохшему старческому. Да ещё покалеченная нога... Ох, эта нога. От холода и чрезмерных усилий он совсем перестал её чувствовать. Не только ступня перестала слушаться, но и колено. Нога подламывалась и скользила. Тиргей повисал на руках, задыхаясь, силясь разогнать радужные круги перед глазами.

"Нет, до похода в Колодец я всё-таки годился на большее. Я мог согреться работой. А теперь не могу..."

Аррант пытался думать о свободе, обещанной там, впереди. Все четыре года на каторге он был готов совершить невозможное, только чтобы обрести её снова. И вот теперь до неё оставалось всего лишь двадцать два подъёма под водопадами... Нет, уже не двадцать два, меньше! Сколько-то они прошли, но он давно сбился со счёта. Потом отвесная пропасть, подземный пожар и лаз-шкуродёр. Совсем недавно Тиргей воскликнул бы - и только-то?.. Есть о чём говорить!!!

Теперь...

Он вдруг осознал, что даже мысль о свободе не может заставить его сделать ещё одно усилие. Вот это было совсем скверно. Он потерял из виду сапоги Гвалиора, бережно переступавшие по карнизу мокрой скалы. Зажмурился, беззвучно заплакал и понял, что настал последний конец.

На миг ему стало жалко себя, он вспомнил залитые солнцем черепичные и тростниковые крыши Арра и с пронзительной ясностью ощутил: больше он никогда их не увидит. В ушах стоял глухой гул, глаза совсем перестали что-либо различать. Узкий выступ камня, на который он опирался здоровой ногой, крошился и грозил вот-вот отколоться совсем. Следовало быть честнее с друзьями, и так слишком много делавшими для него. Тиргей зажмурился и отпустил пальцы, которыми держался за скалу. Нащупал конец верёвки, охватывавшей его вокруг пояса, и рывком распустил петлю. Жаль только налобного фонарика, который он с собой унесёт...

Он уже начал валиться назад, когда железная пятерня сгребла его за шиворот и, остановив падение, так рванула обратно и вверх, что Тиргей чуть не разбил тот самый светильник, который недавно жалел.

- Ещё чего выдумал!.. - прошипел Пёс, затаскивая его, точно мешок с трухой, на ровную широкую площадку. - На-ка, глотни!..

И снова откупорил заветную бутыль со сладким вином.

Некоторое время аррант просто лежал, не зная и не желая знать, где они оказались. Ему было, собственно, всё равно, на котором свете он находился. Но толика солнца, равнодушно и неохотно проглоченная, тем не менее пустилась в путь по его жилам, ускоряя ток крови и разнося по телу тепло. Спустя время аррант открыл глаза. Посмотрел вверх и... увидел над собой тускло-багровое светящееся пятно. Ему сразу вспомнилось мёртвое озеро, и он чуть слышно прошептал:

- Снова обман. Это не дневной свет...

- Это горит огневец, - раздался рядом голос Гвалиора. - Пожар, похоже, распространился, пока нас не было.

"Значит, в самом деле конец". Тиргей вспомнил горячий камень, представил, в какое раскалённое жерло должен был превратиться шкуродёр... и снова закрыл глаза. Он лежал совсем рядом с грудой камней, под которой они погребли несчастного Рамауру. Он не мог видеть себя со стороны, но если бы мог, зрелище вызвало бы у него грустную и понимающую улыбку. Заострившиеся черты и тёмные круги под глазами, различимые даже сквозит грязь... Полумертвец, лежащий рядом с уже упокоенным. Тиргей слегка даже позавидовал Рамауре. Тому не надо было больше вставать, лезть куда-то, подхлёстывая гаснущую волю... бороться за жизнь, ставшую непосильной...

"Да что же со мной такое? Пока мы спускались, тоже было холодно и тяжело. Но я совсем не думал о смерти..."

Пещера, где когда-то - тысячу лет назад - Пёс и Тиргей отыскали спавшего пьяным сном Гвалиора, в самом деле изменилась неузнаваемо. Если раньше в ней всего лишь чувствовался тяжёлый смрад горящего огневца, то теперь по одной из стен пролегла широкая и длинная - от пола до потолка - вишнёво рдеющая полоса. Это светился слой камня, что отделял пласт, захваченный пожаром, от внутренности пещеры. Вонючий дым истекал сквозь трещины. О том, что будет, если раскалённая порода не выдержит и обрушится, не хотелось даже и думать.

Тем не менее в пещере было тепло. Даже жарко!

О, это долгожданное тепло...

Тиргей, которого Пёс и Гвалиор вытянули наверх из отвесной пропасти на верёвке (он пытался помогать им, но мало что удавалось), беспрерывно кашлял от горячего смрада и вспоминал книгу, прочитанную давно, ещё в детстве. Некоего человека, Ученика Богов-Близнецов, схватили жестокие люди и за праведную веру приговорили к сожжению на костре. Было раннее осеннее утро, на земле лежал иней, и он ступал по нему босыми ногами. И когда костёр подожгли, первое, что ощутил Ученик Близнецов, было доброе, согревающее тепло...

Того человека, конечно, спасли; книга-то была про чудеса Близнецов, призванная убеждать всё новых людей следовать по пути божественных Братьев. Тиргей в Близнецов так и не уверовал, оставшись с Богами Небесной Горы своих предков. Но вот это переживание смертника, которому близившаяся смерть для начала ласково обогрела замёрзшие ноги, - запомнилось ему крепко. На всю жизнь...

Мог ли он тогда, мальчишкой, предположить, что однажды на другом континенте будет сидеть глубоко в недрах горы, блаженно прижимаясь спиной к стене пещеры, нагретой подземным пожаром, будет бояться этого пожара и в то же время радоваться даруемому им теплу...

Серый Пёс уже нырнул на разведку в лаз-шкуродёр, и Гвалиор сидел на корточках возле узкой дыры, стараясь расслышать, жив ли он ещё там, внутри. Что будет, если ход окажется завален? Или раскалён до такой степени, что сквозь него окажется невозможно проникнуть? А если венн вовсе застрянет посередине, зажатый сдвинувшимися камнями?..

Другого лаза в пещеру, где стоял окаменевший лес, не было.

"Во имя страсти Морского Хозяина, коей не нашлось в этом мире преград!.. - молча взмолился Тиргей. - Боги Небесной Горы, взываю!.. О молнии Тучегонителя, укротите это опасное пламя... Ты, Белый Каменотёс, и ты, Горбатый Рудокоп... Если вы вправду некогда вершили свои жизни здесь, под землёй, - помогите прошедшим по вашему следу..."

Был ли это звон, всё ещё стоявший в ушах, или внутри стены действительно отозвался певучий удар стали о камень?..

Косматая голова венна возникла в отверстии так неожиданно, что Гвалиор отшатнулся.

- Как там? Что?.. Там можно пройти?.. "Внутри лаза развернуться нельзя, - подумал Тиргей. - Значит, он вышел с той стороны. И возвратился. Поистине благодарю Тебя, Вседержитель..."

Серый Пёс мельком покосился на рдеющую полосу и только бросил:

- Быстрее!..

Тиргей зашевелился возле стены. "Нет, это не для меня. Я же не смогу. Я задохнусь или застряну. И они не сумеют вытащить меня на верёвке, как из пропасти Рамауры. Чего ради им снова подставлять собственные головы, спасая мою?.. Я останусь здесь. Кинжал Харгелла всё ещё у меня, так что заживо гореть не придётся..."

Тут Пёс взял арранта за плечи и довольно крепко встряхнул. Тиргей поднял голову и недоумённо моргнул: ему показалось, будто глаза венна светились в полумраке пещеры. Двумя зеленоватыми звериными огоньками, совсем не похожими на отражения багрового света, испускаемого раскалённой стеной. И вообще он до того смахивал на большую взъерошенную собаку, что Тиргею сделалось не по себе. Всё-таки прав был мудрец Тагиол Аррский, утверждавший, что самые необычные верования на чём-то да зиждутся...

- Ты пойдёшь первым! - прошипел венн, и аррант увидел у него на руках свежие волдыри. Видно, внутри лаза впрямь было горячо.

- Я?.. Почему?

- Ты. Потому что я так сказал. - Серый Пёс не улыбнулся, а скорее ощерился. У него недоставало переднего зуба, что делало оскал весьма нехорошим. - Мы поползём следом, и если ты застрянешь, погибнем все!

Тиргей невольно вспомнил, как испугался этого человека, когда перед походом с них сбивали оковы. А потом слушался его, не прекословя. "Мне тридцать два года, - подумал он с некоторой даже обидой. - Я видел мир, меня уже называли учёным и прочили великое будущее... А ему, варвару этому, - исполнилось ли семнадцать?.." Аррант сделал усилие и поднялся, тщетно пытаясь сморгнуть чёрные точки, плававшие перед глазами. Разогнать их не удавалось, и он понял, что впитавшаяся в кости усталость была ни при чём. У него в самом деле что-то происходило с глазами. "Я что, слепну?.." Но даже и об этом раздумывать сразу стало некогда: прямо перед ним оказалось входное отверстие лаза. Он мог бы поклясться высохшими морями, что за время похода к мёртвому озеру эта дыра сделалась в два раза уже... Беда только, его клятвы никого не интересовали. Аррант ещё продолжал внутренне ужасаться, а голова и вытянутая рука уже ввинчивались в шкуродёр, и ноги привычно искали опору, чтобы протолкнуть извивающееся тело дальше вперёд...

Глыба, несколько дней назад показавшаяся ему горячей, была теперь попросту раскалена, словно печной свод. И на прежнем месте её, судя по всему, удерживал лишь камень, подсунутый Псом. Годы назад, ещё в доме столичного Управителя, Тиргей однажды случайно заглянул на кухню и увидел, как повара готовили рыбное блюдо. Так вот, ради достижения особого вкуса мелкие осетры должны были оказаться на сковородке хотя и выпотрошенными, но ещё живыми. Приглашённый в тот день к обеду, он отказался, сославшись на нездоровье... "Я думал, будто понимаю страдания несчастных рыбёшек. Глупец!.. Я начинаю приближаться к подобию понимания только теперь..."

Тиргею понадобилось отчаянное напряжение воли, чтобы преодолеть затопившие разум ужас и боль и заставить-таки себя втиснуться, обдирая кожу, под пышущую жаром плиту. "Венн выше меня ростом. И шире в плечах. Но он смог проползти. Значит, и я..."

Ему казалось, его таки всунули головой в печь, и он извивался и бился в ней целую вечность. "Если я застряну, то погублю всех..." Палящий огонь сместился к ногам, потом вовсе отодвинулся прочь. Спёртый, вонючий воздух, в котором еле тлел налобный светильник, показался напоённым благословенной прохладой. "О дивные струи подземных водопадов! Как можно было роптать на судьбу и не радоваться вашим объятиям!.." Тиргей страстно хотел подарить себе мгновение отдыха, но не решался, понимая, что потом заставить себя сдвинуться с места будет труднее, чем просто продолжать ползти. "Я не имею права остановиться..." И он полз. "Только не застрять..." Выворачивая колени и локти. "Не то все вместе со мной..." Заставляя хребет гнуться так, как ему не положено от природы...

...Пока не выкатился в пространство обширной пещеры и слабенький луч фонарика не озарил древесную кору прямо у него перед лицом. Каменную кору дерева, занесённого или заваленного десятки столетий назад... Аррант стал гладить его, содрогаясь всем телом. Он судорожно, со всхлипом, дышал, ему казалось - вот-вот зарыдает, но слез не было. Наверное, все высохли от невыносимой жары.

Гвалиор и Пёс вывалились из шкуродёра следом за ним - такие же измученные, ободранные и в волдырях, но живые. Оба подползли к Тиргею на четвереньках. Гвалиор хотел что-то сказать, Пёс же настороженно оглянулся, и тут по другую сторону лаза раздался чудовищный стон, от которого подвинулась твердь под ногами. В пещере, оставленной походниками, что-то с ужасающим скрежетом расползалось и рушилось. Содрогания камня говорили о нарастающем напряжении. Вот оно достигло предела... и глухой рокот оборвался страшным свистящим ударом.

Из шкуродёра, по которому только что проползло трое людей, с громким фырканьем вырвался длинный факел огня. Он метнул по стенам непроглядные тени, разом осветив каменный лес. Тиргей увидел совсем близко перед лицом кору древней сосны - она казалась бы живой, если бы не была такой белёсой. Озарилась и ярко блеснула даже бледно-жёлтая бусина застывшей смолы с замурованным в ней маленьким муравьем... Рваный язык пламени лизнул сапоги нардарца - тот испуганно вскрикнул и с необыкновенным проворством, каким одаряет только неожиданная опасность, перекатился подальше от пламени. Дохнуло. удушливым жаром - и факел опал, померк, втянулся обратно в лаз... БЫВШИЙ лаз, навсегда запечатанный подземным огнём. Никто больше не проникнет в отвесную пропасть, не поклонится костям Рамауры и Кракелея, не залюбуется смертоносной голубизной дышащего озера... Остался рассыпанный по полу сноп догорающих искр, да в глазах у людей - медленно гаснущие отражения пламени-После вспышки огненно-яркого света пещеру вновь затопила кромешная темнота. И в этой темноте Серый Пёс вдруг прыгнул прямое с места, даже не поднимаясь. Он сшиб и отбросил начавшего вставать Гвалиора. Одновременно с его прыжком где-то возле потолка прозвучал резкий хруст, и вниз с тяжёлым шумом и треском полетели обломки.

Окаменевшее дерево, чью кору Тиргей несколько мгновений назад готов был с благодарностью целовать, не выдержало сотрясений, нарушивших его тысячелетний покой. Толстый сук, засохший, ещё когда на соседних ветвях зеленели листья и хвоя, обломился у основания. И рухнул, раскалываясь на лету. Куски бело-серого ногата, за которые мастера-камнерезы отдали бы немалые деньги, с порядочной высоты грохнули о неровный каменный пол и разлетелись вдребезги. Они посекли кору "своего" дерева, добавив к её природным неровностям новые шрамы. Свистнули над головой Тиргея и осыпались, громко стуча по кожаной куртке Гвалиора, залубеневшей от жара.

- Где ты там, венн? - тревожно позвал молодой надсмотрщик, когда всё успокоилось и судороги недр прекратились. - Живой?

Пёс не сразу, но всё-таки отозвался из темноты:

- Живой...

Голос у него был осипший и сдавленный. Тиргей приподнялся на локтях и крутил во все стороны головой, пока не нащупал его лучом налобного фонарика. Венн, с пегим от пыли, копоти и свежих порезов лицом, сидел под деревом на полу, неестественно перекосив плечи, и прижимал к рёбрам левую руку. Правая у него, похоже, не действовала.

- Тебе больно, Пёс? Больно?.. Отвечать не хотелось, но в голосе Тиргея слышалась искренняя забота, и венн буркнул:

- Может, и больно...

На самом деле было терпимо, если не двигаться. Если же двигаться... "О-ох!.." Гвалиор с аррантом тщательно вправили куски перебитой ключицы и туго запеленали рёбра разорванной рубашкой надсмотрщика, но любая попытка шевельнуться всё равно отдавалась мерзкой, парализующей болью, от которой начинало останавливаться дыхание. Серый Пёс не впервые ломал кости и знал, что начальные несколько суток, пока заживление ещё не вступило в свои права, - самые трудные. Вот только никто ему здесь, в Бездонном Колодце, эти несколько суток не даст. И без того на исходе запасы сухарей и воды (они пили из потока, но где он теперь, этот поток!) и масла для светильников - из двух ныне зажигали только один, с уцелевшим стеклом, потому что на него масла шло меньше. Одно добро - стена, в которой остался заваленный лаз, грелась весьма ощутимо, и в пещере было тепло-Серый Пёс лежал в темноте, раздумывал, как быть, и слушал тихий разговор Тиргея с Гвалиором.

- Ты теперь как? Уедешь к себе в Аррантиаду или здесь останешься, вольнонаёмным?

- Уеду, конечно. У меня там брат и родители, и я уже пятый год гадаю, что с ними сталось...

- Ты из богатой семьи?

- Нет, что ты. Мой отец и старший брат мостили дороги... - Тиргей вздохнул. - И до сих пор мостят, если Боги Небесной Горы к ним хоть сколько-нибудь благосклонны...

- А помнится, ты рассказывал, как тебя сопровождал раб.

- Я не мог никого уговорить пойти со мной в Драконовы пещеры, которые молва населила чудовищными змеями. Пришлось потратиться на раба... - Аррант тихо засмеялся, смех перешёл в кашель, весьма не понравившийся Псу, но Тиргей справился и докончил: - ...каковой раб, на моё счастье, был чужестранцем и знать не знал о заблуждении суеверных.

- Мне тоже кое-что рассказывали про Самоцветные горы, когда я сюда собирался, - хмыкнул в ответ Гвалиор. - Чего только я тогда ни наслушался! Вот уж где, мол, сущее гнездилище всяческой нечисти...

"Правильно говорили", - угрюмо подумал Пёс, но вслух ничего не сказал.

- Будто бы тёмная звезда, с которой началась Пожирающая Ночь, ударила прямо сюда, - продолжал Гвалиор. - А горы, стало быть, вроде как шрам от удара. И где-то здесь под землёй живут чужие Боги. Они только ждут, чтобы люди прорыли ход поглубже и выпустили Их наружу, в наш мир. А драгоценные камни - приманка, которую Они повсюду рассыпали!

"И это правильно, - снова промолчал Пёс. - У нас Самоцветные горы называют Железными, потому что ими заперто Зло..."

- Вряд ли стоит удивляться подобным рассказам, - вздохнул Тиргей. - Драконовы пещеры тоже называются так потому, что в незапамятные времена там якобы жил огнедышащий дракон. А нынешние змеи, которых все так боятся, в глазах людей суть его измельчавшие правнуки. Дракон утаскивал в подземелье людей. В основном красивых девушек, конечно...

Гвалиор неразборчиво пробормотал что-то о красивых девушках, которые именно этого и заслуживают.

- И ты знаешь, что оказалось на самом деле? - вновь зазвучал в темноте голос Тиргея. - В старину Аррантиада состояла из множества городов-государств, воевавших друг с другом. Сильные постепенно завоевали слабых, и в конце концов державу возглавил единый Царь-Солнце... Так вот, пока это происходило, совершались жестокости, перед которыми меркнут даже зверства вашей Последней войны. Там, в пещерах, стойко оборонялось войско и всё население маленького города Феда, чьи развалины ещё можно видеть неподалёку. Захватчики два месяца не могли их выбить оттуда. Тогда они завалили все входы, какие нашли, и большими мехами стали нагнетать дым. Я обнаружил под землёй огромные груды костей... Люди лежали вповалку - мужчины в доспехах, женщины, которых ОНИ не смогли защитить... дети, ещё сжимавшие в руках игрушки... Когда я их обнаружил, я поспешил в библиотеку и прочёл в старинных хрониках то, что сейчас рассказываю тебе. Да, друг мой... Я немало времени провёл под землей, движимый сперва любопытством учёного, а теперь - палкой надсмотрщика... Но, во имя бороды Вседержителя, завившейся кольцами после поцелуя Прекраснейшей! В своих странствиях ни на земле, ни под землёй я не встречал существ более страшных, чем мы, люди...

"Вот это правда святая". Серый Пёс пошевелился, одолел дурнотную слабость и поднялся на ноги.

- Ты, - сказал он Гвалиору, - я знаю, ещё хранишь свой кнут. Ударь меня им.

- Что?.. - опешил нардарец. - Тебя? Зачем?..

- Просто ударь.

- Нет, я не могу! Ты - мой друг, и ты теперь свободный человек... Ну, то есть будешь свободным, когда мы выберемся отсюда...

Пёс усмехнулся:

- Такого, кто меня называет рабом, я и просить бы не стал.

- Ты что!.. - забеспокоился аррант. - Разбередишь себе всё!..

Пёс только покосился на него и ничего не сказал.

Гвалиор пожал плечами, неохотно встал, размотал плотно увязанный кнут и замахнулся. Он хотел достать Пса несильно и не больно, просто по сапогам. Ничего не получилось. Едва его рука и плечо пошли назад, чтобы дать длинному ремню должный разгон, - венн то ли шагнул, то ли прыгнул вперёд, и его пальцы коснулись горла надсмотрщика. Гвалиор близко заглянул в его глаза, вздрогнул и понял, что увидел в них чью-то смерть. А Серый Пёс отошёл на прежнее расстояние и потребовал:

- Ударь ещё.

На сей раз Гвалиор сосредоточился, поняв, что от него требуется, и кнут свистнул со всей стремительностью, на какую опытный надсмотрщик был способен. Конец ремня громко щёлкнул, взвиваясь над полом... но этот удар, как и первый, пропал вхолостую: Пёс снова успел сделать движение ещё во время замаха. Его пальцы несильно ткнулись в шею нардарца. Тиргей с большим неодобрением следил за происходившим. Потом отвернулся и гулко закашлял в кулак. Гвалиор тщательно свернул своё оружие и сказал:

- Мне говорили, я ловок с кнутом. Не знаю, право же, что у тебя на уме, но тебе, наверное, следует знать... Волк бьёт быстрее меня. Гораздо быстрее...

Венн хмуро посмотрел на надсмотрщика. Потом на арранта. Плечо и рёбра сводила беспощадная боль. Гвалиор сел на подостланную куртку и сказал арранту, продолжая прерванный разговор:

- Если окажется, что Тарким уже уехал, придётся-таки тебе поработать здесь вольнонаёмным. Новый караван придёт только будущим летом!

- Как это уедет? - забеспокоился Тиргей. - Тарким?.. Я же видел его, он очень беспокоился о твоей судьбе! И Харгелл... он ведь дядя тебе... Даже кинжал мне дал...

- Дядя-то дядя, - пожал плечами Гвалиор. - А перевалы как заметёт - тут и плакали все барыши и его, и Таркима. То есть я не знаю, конечно... Но на то, что они меня дожидаются, я бы свой заработок не поставил. И ты, если вдруг что, сильно-то не печалься. Вольным тут, сам знаешь, неплохо живётся. За зиму ещё и денег накопишь, пригодятся небось...

Тиргей тихо ответил:

- Я бы лучше всё-таки сразу уехал. И снова закашлялся, а потом никак не мог успокоить дыхание. Серый Пёс слишком хорошо помнил людей, у которых начинались приступы такого вот обессиливающего, неудержимого кашля. Он слышал, будто человека ещё можно спасти, если перехватить болезнь в самом начале. И нужно-то для этого немногое. Воздух, не осквернённый затхлой сыростью подземелий. Солнце. Добрая пища. То есть - свобода. Он тяжело поднялся:

- Хватит здесь сидеть. Идти надо. Гвалиор поставил на ноги Тиргея и почти весело спросил венна:

- А ты, Пёс? Тоже сразу уедешь? Венн молча кивнул, но потом сообразил, что другие не так хорошо видели в темноте, и отозвался:

- Да.

- Врага своего пойдёшь убивать?.. "Да. Только сперва я наведаюсь в Саккарем и узнаю, что сталось с семьёй горшечника Кернгорма по прозвищу Должник. И в халисунскую столицу Гарната-кат, где, может быть, ещё живёт мать Каттая..."

Но это была очень длинная речь, и Серый Пёс ответил коротко:

- Да.

В узкую гладкую дыру, неизвестно какой силой проточенную сквозь толщу чёрного радужника, Гвалиор пошёл первым. Двое рабов всё-таки не слишком доверяли Церагату и прочим надсмотрщикам и сочли за лучшее пустить нардарца вперёд. За Гвалиором двинулся" Тиргей. Аррант неуверенно подошёл ко входному отверстию и ощупал его руками. Венну это очень не понравилось. Он ничего не сказал, но Тиргей сам обернулся к нему:

- Друг мой, не поможешь ли ты мне поправить светильничек? Что-то он у меня еле горит...

На самом деле налобный фонарик арранта светил ровно и ярко - теперь масла можно было не жалеть, и фитилёк выдвинули до предела.

- Нечего поправлять, - проворчал Серый Пёс. - Масло кончается.

Обвязал Тиргея верёвочной петлёй и остался наверху - страховать. Аррант начал спускаться, и больная нога почти сразу его подвела, отказавшись надёжно упираться в стену колодца. Тиргей всей тяжестью повис на верёвке и с ужасом подумал, как, наверное, нелегко приходится Псу. Он кое-как нащупал опору... чтобы тут же вновь соскользнуть и повиснуть. Венн начал опускать его - медленно, осторожно. Тиргей сделал ещё попытку что-то предпринять, потерпел окончательную неудачу и ощутил, как потекли по щекам злые слезы отчаяния и бессилия. Только подумать, что совсем недавно он не спускался здесь, а поднимался наверх! И притом САМ!..

"Не-ет, хватит кривить душой. Ты во всём. винишь усталость и раздавленную ступню, хотя отлично знаешь, что заболел. Не цепляйся за соломинку! С тобой что-то случилось в Колодце. Что-то очень скверное..."

Пытаясь упереться спиной в стену, он сильно ткнулся затылком и чуть не потерял обруч в фонариком. Поспешно схватился за него... и обжёг руку о маленькое стекло.

"Масло, значит, кончается?.. Нет, во имя ноши Целителя, у меня в самом деле что-то с глазами..."

Липкая, плотная, светящаяся вода мёртвого озера, в которую он с размаху окунулся лицом. И долго потом не мог отделаться от ощущения, будто текучая слизь пропитала его, проникла вовнутрь...

"Но ведь я её всю быстро смыл!.."

Стены колодца, где, как он помнил, должны были играть сине-зелёные радуги, выглядели так, словно он смотрел на них сквозь тонкую плотную ткань.