отчаяния. Распластавшись, как огромная птица, в яркой, вздувшейся на спине
курточке, Виктор плавал в полуметре от лодки, раскинув руки и погрузившись
лицом в воду. Единственным веслом (второго нигде не было) я зацепил его за
ногу и подтащил к себе. Мне не удалось перевернуть его на спину, однако,
приподняв его голову за волосы, я убедился, что он мертв. Тогда я
наклонился к Вике. Пульс ее еле бился, но привести ее в чувство мне не
удалось. Она не реагировала ни на пощечины, ни на ледяную воду, которой я
брызгал ей в лицо. Помню, что, совсем потеряв присутствие духа, я впал в
какое-то оцепенение и продолжительное время просидел совершенно
неподвижно. Только через много часов (по крайней мере, мне так показалось)
ко мне вновь вернулась способность воспринимать окружающее, и я с ужасом
заметил, что течение стало необыкновенно вялым, при этом уровень воды с
каждой минутой заметно повышался. Это могло означать только одно: обвал
преградил путь подземной реке, запрудив ее, и теперь непрерывно
поступавшая вода наполняла подземные полости и грозила если не затопить
нас, то запереть в одном из залов под самыми сводами. Страх взбодрил меня.
Изо всех сил я принялся грести единственным веслом, помогая течению и
надеясь, что успею доплыть до завала, прежде чем напирающая река превратит
все галереи на своем пути в непроходимые сифоны.
доносился оттуда, где я оставил Виктора, и был похож на тихий вздох или
стон умирающего... Я замер от ужаса. Виктор был мертв. Я видел это своими
глазами. Я не мог ошибиться. И все же... Его тело тоже несло по течению,
однако мы значительно обогнали его, и если он все же, вопреки очевидности,
жив и нуждается в моей помощи... Долго... долго я прислушивался, продолжая
плыть по течению. Но этот загробный призыв не повторился. Да он и не мог
быть ничем иным, кроме как слуховой галлюцинацией. Виктор был мертв. Это
было несомненно. Он не мог звать меня. Мне все прислышалось. Я снова
опустил весло в воду и в то же мгновение опять услышал приглушенный
расстоянием голос, похожий на вздох! Больше не могло оставаться никаких
сомнений: я бросил Виктора еще живым, и теперь он звал меня. Я принялся
бешено грести назад против течения и вскоре увидел вдали яркую курточку,
медленно приближавшуюся ко мне. Виктор лежал на воде все в том же
положении, в каком я его оставил: раскинув руки в стороны, лицом в воду.
Поддерживая лодку редкими ударами весла на одном месте, я дождался, пока
тело не подплывет ближе... Нет! он не мог быть живым! С ужасом смотрел я,
как он медленно проплывает мимо меня и исчезает в темноте. Я был настолько
подавлен, что даже не попытался задержать его. И вот, когда тело исчезло в
темноте впереди, я снова услышал тот же самый голос, похожий на вздох и
доносившийся попрежнему с той стороны, откуда мы приплыли. Господи! Как
мог я сразу не узнать голоса Виталика! Мы похоронили его заживо! И теперь
он звал меня... Однако за несколько дней мы проплыли десятки километров -
я не мог слышать его голоса, даже если Виталик жив! А если он мертв? На
мгновение меня охватила слабость, пальцы разжались сами собой, и весло
выскользнуло из них и поплыло по течению впереди лодки. А тихий, как
вздох, голос - голос мертвеца, взывавшего ко мне из бездны, - все звенел в
моих ушах, отнимая рассудок, сводя с ума.
беспомощен. Единственное, что мне оставалось делать, - это плыть по
течению. Меня вновь охватило оцепенение - оцепенение до полного
бесчувствия. Неожиданно лодка зацепилась носом за выступ в стене, ее
развернуло, и тотчас голос, звучавший почти беспрерывно, изменил свое
направление - теперь он вновь доносился со стороны Виктора, уплывшего
далеко вперед. Это было так похоже на насмешку, что я истерически
расхохотался. Однако случайно взглянув на Вику, я тут же оборвал свой
глупый смех. Все объяснялось очень просто. То, что я принимал за
приглушенный расстоянием зов своих товарищей, в действительности было едва
слышным шепотом Вики, которая постепенно приходила в себя и, находясь в
полуобморочном состоянии, звала меня по имени. Я плеснул ей в лицо ледяной
воды, и она открыла глаза. Когда Вика окончательно пришла в себя, я
рассказал ей о гибели Виктора и кратко обрисовал наше отчаянное положение.
едва уловимое изменение в звучании подземного потока... течение почти
замерло... И вдруг стены узкой галереи расширились, превратившись в купол
огромного зала, который наполовину был заполнен свежим завалом. Массивный
блок известняка рухнул со свода на дно зала, расколовшись на отдельные
глыбы, перегородившие проход и запрудившие течение подземной реки.
Лишившись выхода, река разлилась по пещере широким озером, в которое мы
теперь медленно вплывали. С величайшим вниманием, будто от этого зависело
наше спасение, я принялся осматривать огромные глыбы, торчавшие из воды, и
своды, с которых они рухнули. Виновником обвала оказался полуметровый
пласт песчаника между двумя огромными глыбами известняка, вдоль которого и
оторвался от кровли этот пласт. Я заметил, что между ним и новым сколом
свода образовался зазор метра в полтора, через который можно было пролезть
на другую сторону завала. Но одно обстоятельство сильно встревожило меня.
Я уже упоминал о запахе серы и желтоватом газе. Здесь их присутствие
ощущалось еще более явственно. Внимательно осмотрев своды, я увидел свежую
трещину, образовавшуюся при обвале, из нее с шипением вырывался желтоватый
газ, наполнявший подземные полости и - наши легкие. Теперь я различил в
нем и другие примеси. Судя по тому, как необыкновенно ярко вспыхнула
свеча, в нем содержался газ, поддерживающий горение, вероятно метан.
Специфический запах свидетельствовал о присутствии тяжелых углеводородов.
Метан и тяжелые углеводороды встречаются в толщах верхнеюрских
известняков, из которых был сложен этот хребет. Однако не их следовало
опасаться. Желтый газ - вот что меня беспокоило. От него першило в горле,
мутилось в голове, кровь бешено стучала в висках. Несомненно, это им мы
отравились в первые мгновения после обвала. Но временная потеря сознания и
остаточная тяжесть в затылке были лишь самыми незначительными
последствиями отравления. Пока мы с Викой плыли по подземным галереям,
увлекаемые течением, я вдруг стал замечать за собой странные вещи, которые
очень меня напугали. Так, неожиданно я заметил, что вот уже некоторое
время гребу веслами, хотя точно знал, что потерял их: первое тотчас после
обвала, а второе, когда принял голос Вики за голос Виталика. И как только
я осознал всю странность и невозможность этой ситуации, я почувствовал
легкий толчок изнутри, как бы от электрического удара, мгновенная дрожь
пробежала по всему моему телу, и наваждение - а это было самое настоящее
наваждение - исчезло: я неподвижно сидел в скользящей по течению лодке, и
никаких весел в руках у меня не было. Несомненно, это был результат
воздействия на психику галлюциногенного газа.
заполнилась водой почти до самых краев. Мы успели как раз вовремя. Теперь
следовало взобраться на верх завала и попытаться найти проход на другую
его сторону.
передал ей свечу и рюкзаки и вскарабкался за ней следом. Через полчаса мы
протиснулись между двумя обломками под самыми сводами зала и, спустившись
по другую сторону завала, оказались в узкой галерее, по дну которой вяло
текла обмелевшая речушка. Не большое удовольствие идти по колено в ледяной
воде. Со дна поднималась густыми клубами взмученная глина. Позади тянулся
красновато-бурый, быстро расползавшийся след...
лишь смутные воспоминания о бесконечном продвижении по подземным галереям.
Помню только полнейшее равнодушие и безразличие, когда на третий или
четвертый день мы уперлись в тупик. Дальше прохода не было. Вика в
изнеможении опустилась на камни. Я присел рядом с ней, прислонился спиной
к стене и закрыл глаза. Кажется, я задремал. Свеча сгорела на два пальца,
когда я пришел в себя после длительного забытья. И стоило мне открыть
глаза, как я увидел проход. Он чернел в противоположной стене, под большим
выступом, и был заметен только из того сидячего положения, в каком я
сейчас находился. Вика еще спала. Я решил не будить ее понапрасну, пока
сам не проверю этот ход, который также мог оказаться тупиковым. Я зажег
другую свечу и протиснулся с ней в узкий и низкий боковой лаз. Километра
через полтора он закончился тупиком. И тут произошло нечто, о чем я не
могу вспоминать без ужаса. Неожиданно я почувствовал сильную внутреннюю
дрожь, подобную той, что я испытал, сидя в лодке и думая, что гребу
потерянными веслами. Все мое тело сотрясла короткая судорога, и... я
очнулся на том самом месте, откуда увидел боковой ход. Никакого хода в
противоположной стене не было, это была такая же галлюцинация, как и
гребля потерянными веслами. Сбылись самые худшие мои опасения: желтый газ
продолжал оказывать на нас свое губительное воздействие.
ждал ее, думая, что она ненадолго отлучилась по своим надобностям. Однако
прошел час, а она все не возвращалась. Я громко звал ее, я облазил все
закоулки, но нигде не нашел ее. И тогда... смутное ощущение... страшная
мысль, которую я сперва торопливо отогнал... но она вернулась снова и
превратилась в уверенность: а не было ли наше с Викой путешествие тоже
галлюцинацией, вызванной желтым газом? И где кончалась реальность и
начинался бред?
что то состояние, в котором я нахожусь сейчас, не галлюцинация, а
реальность. Тут я должен упомянуть об одной важной детали. Когда мы с
Викой перебрались через завал, вполне понятные причины заставили меня
вести строжайший учет всем продуктам питания. Я разделил их на пять дней в
расчете на двоих. Так, у нас оставалось десять банок тушенки, по одной на
день для каждого. За три дня вдвоем мы должны были истратить шесть банок.
Теперь их излишек помогал мне определить, когда и где я потерял Вику. Я
пересчитал банки и убедился, что было истрачено только четыре вместо
шести. Несложный расчет подсказывал, что в первый день после того, как мы
преодолели завал, Вика еще была со мной. Однако следующие два дня я шел
совершенно один, лишь ошибочно полагая, что Вика идет рядом. Но,