сторону, нога у него совсем не сгибалась. Накатило пронзительное отчаяние.
Экогаль, прижатый к стене, яростно отмахивался стилетом. Несколько человек
суматошно дергались вокруг него - угрожая, но не решаясь приблизиться.
рыжий малахай с большими ушами. - Верни кольцо, и можешь идти домой, я
тебя отпускаю...
его, разминая кисти, ухмылялись довольные Кенк и Пенк. Почему-то они
слегка закатывали глаза. Игнациус машинально прижал карман. Не хватало
воздуха. Слезы текли по морозным щекам и болезненная слабая пустота
распирала сердце. Надо было отдать кольцо, все равно изобьют и отнимут.
Стас был сильнее его, наверное, раз в десять. Он и сам не понимал, почему
мотнул головой:
страшная жесткая натренированная рука и приближается мозолистым ребром
своим, чтобы, разрубив горло, наполнить все жилы парализующей болью. Он
посторонился, и ладонь пролетела мимо, врезавшись в стенку.
тебя изувечу!..
Можно было закурить, пока он кидался. Игнациус отступил опять и воющее,
изломанное в прыжке тело бревном шмякнулось о кирпич.
на корточки, баюча распластанный мокрый рукав.
истоптанному снегу. Сияла сумасшедшая шальная луна. Я еще жив, удивляясь,
подумал Игнациус. Удивляться было особенно некогда. Кенк и Пенк, враз
отбросив ухмылки, деловито ринулись на него. Они были натренированы,
вероятно, не хуже, чем Стас, но двигались почему-то еще медленнее его.
Игнациус мог рассмотреть в отдельности каждый крохотный жест: вот
сгибается локоть, морщиня рукав, вот, закрючиваясь, сводятся воедино
пальцы, вот откинутая рука заносится для удара, а бойцовая тяжесть тела
перемещается на ступню. Он толкнул Пенка в плечо и Кенк рухнул, как
подкошенный - заелозил по снегу разомкнутыми клешнями. А Игнациус, уже
смелее, уклонился от Пенка, который с остервенелым лицом погружал кулаки -
в место, где он только что находился, и, не думая ни секунды, по-женски
толкнул и его, и Пенк тоже рухнул - рассыпавшись, как поленница. Отлетел,
будто пробка, тяжелый рифленый кастет. Зазвенела какая-то мелочь из
вывернутых карманов. Царапнул сзади когтями пришедший в себя Стас, но
Игнациус лягнул наугад, и отброшенный Стас согнулся в три погибели. -
О-о-о!.. - Двое из окружения Экогаля обернулись, в руках у них были ножи.
Первый сразу же получил в челюсть - изумленно попятился и пятился до тех
пор, пока не споткнулся о торчащую железяку. А финка второго, сверкнув
дугой, порхнула назад и сам он устремился по воздуху вслед за нею. Еще
двое чернели на снегу в неестественных раздавленных позах, а Экогаль возил
за шиворот третьего, дико ругаясь и осыпая его увесистыми тумаками.
пятнадцать - все в хитиновых панцирях, вытаскивая на бегу шпаги.
затем, мгновенно оценив обстановку, вышиб заколоченные створки у себя за
спиной. Они скатились куда-то под лестницу. Игнациус с размаху
шандарахнулся лбом о поперечный брус - только искры посыпались.
добраться до Галереи, есть еще верные люди. Еще заполыхает - с четырех
сторон, - стальная дужка не поддавалась. - Это перстень Мариколя оберегает
вас, сударь, а я думал - легенды...
с гвоздями.
улице уже орали: - Куда они делись?!. Струсил!.. Повешу, сволочь!.. -
Вероятно, Стас приводил свое воинство в порядок. Раздумывать было некогда.
Игнациус набрал воздуха и нырнул прямо в черную зловещую квадратную яму.
Гудела голова, и колено разламывалось при каждом шаге. Плотный дым выедал
глаза. Ничего не было видно в душной и жаркой темноте. - Сюда, сюда, -
приглушенно звал герцог. Непонятно откуда. Игнациус брел, как слепой,
ощупывая горячие влажные трубы. Поворачивал в какие-то узкие закутки,
спотыкался о ящики, разбросанные вдоль прохода. Всякое направление он уже
потерял. - Где вы, милорд? - Ответа не было. Тонко пищала вода и
перекликались комариные голоса - глубоко в перепутанных клетях. Немного
посветлело. Выступили из мрака углы. Он вскарабкался по невысоким ступеням
и с наслаждением вдохнул полной грудью. Сердце у него бешено колотилось.
Кажется, выбрался. Но где милорд Экогаль? Милорда Экогаля не было.
Вероятно, не было и Стаса с его панцирными насекомыми. Плоский солнечный
луч, переливая в себе остатки дыма, рассекал парадную. Упирался в почтовые
ящики, в которых белели газеты. Задерживаться здесь, конечно, было нельзя.
Игнациус толкнул дверь и вдруг пошатнулся, неожиданно оглушенный снежным
холодным блистающим великолепием.
тороплюсь...
поразил вид Игнациуса. Игнациус поспешно свернул и пошел по Перинной, где
меньше народа. Он был ошарашен. Двенадцатое января! Получается, что он
пробыл в Ойкумене шесть дней. Почти неделю. Ничего себе образовалась
прогулочка. День был яркий. Башня Звездочета на углу Невского и Перинной
тупым шестигранником упиралась в небесную синь. Легкий живой туман дрожал
в перспективе улиц. Капали сосульки. В первой же подворотне он отряхнул
пальто: сажа и ржавые полосы, - захватив носовым платком снега, тщательно
вытер лицо.
двор. Что он скажет теперь Валентине? Отсутствовал целых шесть дней.
Ладно, что-нибудь скажет. Спать... Спать... спать...
красивый мужчина в тренировочном теплом костюме на молниях.
проверил номер. Номер был тот. Да и дверь он знал наизусть - свежий
полукруглый затес на краске, это когда меняли замок.
один...
возвращается муж из командировки...
кого-нибудь из прежних жильцов? - Вдруг наморщил желтоватый угристый лоб,
вспоминая. - Ах, да... Александр Иванович?
поменялись три дня назад. Так сказать, разъехались и съехались - по
нынешним ценам. Валя говорила, что вы не будете возражать. Разменяться
сейчас - громадная непростая проблема... Так не будете возражать?
момент!
Пехов Алексей
Акунин Борис
Конюшевский Владислав
Корнев Павел
Гюго Виктор
Ильин Андрей