наверное, помните грозу в начале июня? Шла, по-видимому, точно такая же,
но нам удалось рассеять ее. Если только она рассеялась действительно от
наших усилий. Я ведь, Николай Александрович, не метеоролог, не специалист.
Мне, к несчастью, приходится верить тому, что докладывают... - Он поскреб
плоским ногтем какую-то точечку на стекле, а затем повернулся и сел на
выпирающую батарею. - Николай Александрович, у меня к вам имеется один
вопрос. Только я умоляю вас: отвечайте без экивоков. Этот город погибнет?
Скажите: да или нет?
кулачком по трубе батареи.
вывел меня из себя. И я выкрикнул то, что скопилось внутри за последнее
время. - Да! Погибнет! И скоро! Его не спасти!..
знаю, что именно здесь происходит. Впрочем, этого, наверное, не знает
никто. Но пытаться спасти - это значит затягивать мучительную агонию...
уставший, больной, постаревший, бессильный. Не сотрудник госбезопасности,
а - пожилой человек, измочаленный жизнью, работой и прочими тяготами.
насмешливостью посмотрел на меня.
поскольку увидел, что до меня не доходит подтекст, то добавил все с той же
тяжелой разящей насмешливостью, от которой у меня мурашки пошли по спине.
- Город, знаете ли, какой-то очень уж беспокойный. Есть в нем, знаете ли,
какой-то этакий дух... Город трех революций, ну и - тому подобное. А
детали, я думаю, вам объяснять ни к чему... В общем, принимаются все
необходимые меры...
телефонную трубку, но когда я машинально потянулся, чтоб снять ее, он
сипящим командным голосом каркнул:
меня в этом голосе.
стремительно, как волна. И вдруг мощный фугасный удар поколебал все
здание. Заскрипела, качаясь, пластмассовая люстра на потолке. Разорвалось,
по-видимому, где-то неподалеку. Быстро, точно беснуясь, засепетил пулемет.
Расплескались истошные крики во внутреннем дворике. И вторично, как
сумасшедший, задребезжал телефон. И опять генерал-лейтенант Сечко приказал
мне:
остаться укрытым, если в комнату кто-то ворвется, и в руке его, тоже
прижатой, чернел пистолет.
началась. Значит - дезинформация... - И вдруг колко, пронзительно, больно
воткнул в меня иглы зрачков. - "Время икс"! На кого вы работаете, Николай
Александрович?..
ослабил натянутость галстука. - Ладно. К черту. Забудьте. Пустой
разговор... Я вам верю. Вас просто используют втемную. - Он прильнул
жестким ухом к облупленному косяку. - Но - везет! Взрыв слыхали? Это - у
меня в кабинете... Задержись я еще хотя бы на пятнадцать минут... -
Неожиданно он просиял страшноватой счастливой улыбкой. - Как ни странно,
но очень хочется жить... - И внезапно рванул на себя ручку двери. -
Выходим!..
табличек. Пахло дымом, и страхом, и, кажется, чем-то еще. И катился по
лестницам - вверх или вниз - бурный топот.
Плужников, из Третьего сектора. Он был бледен, как мел, и колени -
подтянуты к животу, а сквозь скрюченность пальцев текла красноватая
жидкость. И он тихо постанывал: Больно... Ребята... За что?..
кричали, толкались - докладывая генералу Сечко. А один из майоров
почему-то непрерывно сморкался. И какие-то парни в комбинезонах
раскинулись на полу.
тебя перевяжут... Я прошу тебя, Костя, немножечко потерпи...
только что наморщиненное лицо.
пустякам... - И вдруг крикнул визгливым фальцетом. - Вы что - не
слышите?!..
скончался по дороге в больницу. Также погибли двое работников
горисполкома. Из военной охраны никто не пострадал. Было следствие.
Кажется, кого-то арестовали. Впрочем, толком я, разумеется, ничего не
знал. К счастью, следствие меня практически не затронуло. Лишь через два
дня я обнаружил у себя в почтовом ящике сложенный вчетверо узкий бумажный
листочек, на котором синим карандашом было написано одно только слово:
"Предатель". Листочек я скомкал и выбросил. Помнится, я тогда не испытывал
ничего, кроме вялого раздражения. Я не то, чтобы не верил в угрозы,
исходящие откуда-то из путаницы конспиративных квартир - в угрозы я как
раз верил - но, по-видимому, наступило определенное пресыщение. Опасностей
в моей жизни было слишком много, и сознание попросту уже не реагировало на
них. А к тому же именно в эти дни начались события, которые заслонили
собою все остальное. Позже они были названы "Эвакуацией". Я довольно-таки
хорошо помню это время.
образом оказался на Невском проспекте. Помнится, у меня обнаружилось
несколько свободных часов: я потерянно плелся вдоль арок Гостиного по
направлению к Адмиралтейству. День был душный, парной - скучный солнечный
день. Небо было затянуто зыбкой облачной дымкой. Загорелись склады на
Обводном, но тогда я еще об этом не знал. Правда, запах горелого ощущался
в воздухе достаточно сильно. И на стеклах витрин нарастала слоистая пыль.
Всюду валялся затоптанный мелкий мусор, бумажки. Людей было мало. Я
прямо-таки поражался, насколько мало людей. Вероятно, многие уже
перебрались в новостройки. Потому что эпидемия захватывала прежде всего
исторический центр. (Если только эпидемия и в самом деле существовала). Но
во всяком случае было ясно, что центр обречен. И поэтому жители старых
районов пытались выехать - всеми правдами и неправдами.
досками, пересек пустынный жаркий проспект, где по глади асфальта едва
тащился одинокий троллейбус, и уже приближался к громадине Главного штаба,
когда непосредственно над моей головой вдруг раздался тяжелый томительный
взрыв. То есть, было даже не так. Сначала раздался вой, как от налетающего
снаряда, а потом уже - собственно взрыв - по-моему, на уровне третьего
этажа - вспухло облако, из которого посыпались обломки дерева и кирпича. В
такие секунды практически не соображаешь. Я и сам не понял, как оказался в
ближайшей парадной. Там уже находились несколько человек. А один из них
неожиданно сказал мне:
его не разглядел. Тем более, что в эту секунду опять раздался
душераздирающий гнусный вой, и другой снаряд разорвался, как мне
показалось, прямо в парадной. Заволокло темным дымом. С грохотом обрушился
лестничный пролет. Меня отшвырнуло куда-то в неизвестность. Рот, глаза -
были залеплены сухой известкой. Ноги мои были чем-то придавлены. Я с
трудом, как из теста, вытащил их. Ничего не было видно. Где-то непрерывно
стонали. На другом краю Земли плакала женщина: Сережа!.. Сережа!.. - голос
был безнадежный, срывающийся. Я вдруг вспомнил табличку, висящую на доме:
"Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна"! Значит, это
- по-видимому, артобстрел. Правда, непонятно - кто и в кого стреляет.
руки не находили опоры. Дым рассеивался, в парадной забрезжил свет. Кто-то
быстро и жестко сдавил мне безвольные плечи:
трогайте, кажется, ничего серьезного... Передвиньтесь, попробуйте - сюда,
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Шекли Роберт
Сертаков Виталий
Прозоров Александр
Лукьяненко Сергей