улице никого нет...
тишина. Даже в лесу не ухало и не булькало, как обычно по вечерам.
он как-то говорил, я вот сейчас вспоминаю, и словно я слышал уже когда-то
такую речь... А когда, где - не помню...
Молчун, я тоже слыхала такие слова, может быть, во сне, а может быть, в
нашей деревне, не в той, где мы живем, а в другой, где я родилась, только
тогда это, должно быть, очень давно, потому что тогда я была еще очень
маленькая и с тех нор все позабыла, а сейчас как будто бы и вспомнила, но
никак не могу вспомнить...
спал. Атос нагнулся над ним, потряс его за плечо, но человек не проснулся.
Кожа у него была сухая и горячая, а мускулов почти не было.
действительно смотрит. Но только показалось.
заглядывая в каждый дом, и в каждом доме они видели спящих. Все спящие
были мужчины. Не было ни одной женщины, ни одного ребенка. Нава совсем
замолчала. Атосу тоже было не по себе. Спящие не просыпались, но почти
каждый раз, когда Атос оглядывался на них, выходя на улицу, ему казалось,
что они провожают его короткими осторожными взглядами. Стало совсем темно.
Атос чувствовал, что устал до последней степени, до полного безразличия.
Ему хотелось сейчас только одного: прилечь где-нибудь под крышей (чтобы не
свалилась на сонного сверху какая-нибудь гадость), пусть прямо на жестком
утоптанном полу, но лучше все-таки в пустом доме, а не с этими
подозрительными спящими. Нава совсем повисла на руке.
раскидаю.
раз уж ты есть не даешь. А ты все ходишь и ходишь из дома в дом, из дома в
дом, надоело даже, ведь во всех домах все одинаково. Все люди лежат, а мы
с тобой бродим.
абсолютно темно. Атос прислушался, пытаясь понять, есть здесь кто-нибудь
или нет, но слышал только сопение Навы, уткнувшейся лбом ему в бок. Он
ощупью нашел стену, пошарил руками, сухо ли на полу, и лег, положив голову
Навы себе на живот, Нава уже спала. Завтра... пораньше встать... обратно
через лес на тропу... воры, конечно, ушли... а если и не ушли... как там
работа в Новой деревне... неужели опять послезавтра?.. Нет уж, завтра...
завтра...
лиловатый свет падал в окно и в - дверь. Ему стало интересно, как это свет
Луны может падать и в окно, и в дверь напротив, потом он догадался, что он
на Пандоре, и настоящей Луны здесь быть не может, и тут же забыл об этом,
потому что в полосе света, падающего из окна, появился силуэт человека.
Человек стоял здесь, в доме, спиной к нему и глядел в окно, и по силуэту
видно было, что он стоит, заложив руки за спину и нагнув голову, как любил
стоять у окна во время дождей и туманов Карл, и он отчетливо понял, что
это и есть Карл, который когда-то отлучился с Базы в лес и не вернулся. Он
задохнулся от волнения и крикнул: "Карл!" Карл медленно повернулся,
лиловый свет от окна прошел по его лицу, и Атос увидел, что это не Карл, а
какой-то незнакомый местный человек, он неслышно подошел к Атосу и
нагнулся над ним, не размыкая рук за спиной, и лицо его стало видно
совершенно отчетливо, изможденное безбородое лицо, решительно ничем не
похожее на лицо Карла. Он не произнес ни слова, выпрямился и пошел к
двери, по-прежнему сутулясь, и когда он перешагивал через порог, Атос
понял, что это все-таки Карл, вскочил и выбежал за ним следом.
что низко над деревней висело лиловое светящееся небо. Наискосок, на
другой стороне улицы, возвышалось плоское, диковинное строение, и возле
него толпились люди. Человек, похожий на Карла, шел к этому строению, он
подошел к этим людям и смешался с толпой. Он тоже хотел подойти к
строению, но почувствовал, что ноги у него как ватные и он совсем не может
идти. Он удивился, как это он еще может стоять на таких ногах; боясь
упасть, он хотел ухватиться за что-нибудь, но было не за что, его окружала
пустота. Раздался крик, громкий откровенный крик боли, так что зазвенело в
ушах, и почему-то он сразу понял, что кричат в этом плоском здании, может
быть, потому, что больше кричать было негде. И почти тотчас же он сам
ощутил острый укол в спину. Он обернулся и увидел Наву, которая, откинув
голову, медленно падала навзничь, и он подхватил ее и поднял, не понимая,
что с ней происходит и ощущая страшное желание узнать, что же с ней
происходит. Голова ее была откинута, и ее открытое горло было перед его
глазами, то место, где у всех землян ямочка между ключицами, а у Навы было
две таких ямочки, и у всех местных людей было две таких ямочки, но ведь
это чрезвычайно важно узнать, почему у них две. Он заметил, что крик не
прекратился, и понял, что ему нужно туда, где кричат. Что же им дают две
ямочки? В чем целесообразность? Крик продолжался. Может быть, в этом все
дело, почему об этом никто не подумал, надо было подумать об этом гораздо
раньше, и тогда все было бы по-другому...
этих людей, перед квадратной черной дверью, и он попытался понять, что он
здесь делает с Навой на руках, но не успел, потому что из черной
квадратной двери вышли Карл и Валентин, угрюмые и раздраженные, и
остановились, разговаривая. Он видел, как шевелятся их губы, и
догадывался, что они спорят, что они недовольны, но он не понимал слов,
только один раз он уловил полузнакомое слово "хиазма". И тут он вспомнил,
что Карл-то пропал без вести, а Валентина нашли через месяц после аварии и
похоронили. Ему стало невыносимо жутко, и он попятился, толкая кого-то
спиной, и даже когда он увидел, что никакой это не Карл, и никакой это не
Валентин, страх его не уменьшился, он продолжал пятиться, и вдруг кто-то
рядом сказал ему: "Куда же ты с ним? Иди прямо, вот же дверь, дверей не
видишь, что ли?" Тогда он повернулся, вскинул Наву на плечо и двинулся по
пустой освещенной улице, как во сне, на мягких подгибающихся ногах, только
не слыша за собой топота преследователей.
на землю. Под ногами была трава.
конусом стоял туман, и дома казались размытыми, и размытыми казались
фигурки людей.
ведь уже спать легли. Или это мне все снится?
совсем темно. Тогда он прошел еще немного, снова опустил Наву на землю и
сел возле нее. Вокруг была высокая теплая трава. Сырости совсем не
чувствовалось, никогда еще в лесу Атосу не попадалось такого сухого
благодатного места. Голова у него болела, все время клонило в сон, не
хотелось ни о чем думать, было только чувство огромного облегчения от
того, что он собирался сделать что-то ужасное и не сделал.
все-таки вспомнила, где я слышала такую речь. Это ты так сам говорил,
Молчун. Когда еще был без памяти. Слушай, Молчун, а может, ты из этой
деревни родом? Может, ты просто забыл? Ты ведь очень больной был тогда,
Молчун, совсем без памяти...
думать. "Хиазма", - вспомнил он.
тучах, сбросил вездеход в полукилометре от того места, где были замечены
сигнальные ракеты Сартакова.
через несколько секунд второй, более сильный толчок, почти удар, когда
вездеход, сокрушая деревья, рухнул в лес. Алик Кутнов отстрелил парашюты,
включил для пробы двигатели и доложил: "Готов". Поль скомандовал: "Бери
пеленг и - вперед".
работали, оба были заняты, и видно было, что им обоим нравится все это - и
рискованный прыжок с малой высоты, и колодец в лесной зелени, получившийся
в месте падения танка, и гул двигателей, и вообще все положение, когда не
надо больше чего-то ожидать, когда все уже произошло и мысли не
разбредаются, как веселая компания на пикнике, а строго подчинены ясной и
определенной цели. Так, вероятно, чувствовали себя старинные полководцы,
когда затерявшийся было противник вдруг обнаруживался, намерения его
определялись, и можно в своих действиях опереться наконец на хорошо
знакомые положения приказов и уставов. Леонид Андреевич подозревал также,
что они втихомолку даже радуются происшествию как случаю
продемонстрировать свою готовность, свое умение, свою опытность. Радуются
постольку, конечно, поскольку все пока были живы и никому ничего
особенного не угрожало. Сам же Леонид Андреевич, если отвлечься от
мимолетного ощущения зависти, ждал встречи с неизвестным, надеялся на эту
Контровский Владимир
Влодавец Леонид
Орловский Гай Юлий
Гюго Виктор
Лукин Евгений
Афанасьев Роман