заставы, хоть на одной да остановят.
разговор!
себе фонариком, открыл потайную крышку и сказал:
его внутрь, слыша как в мешке звякает и перекатывается.
и опустил сиденье. Барбридж кряхтел, постанывал, жалобно требовал
поторопиться, опять принялся обещать Золотой шар, а сам все вертелся на
своем сиденье, встревоженно вглядываясь в редеющую тьму. Рэдрик не обращал
на него внимания. Он вспорол налитый водой пластикатовый пузырь с рыбой,
воду вылил на рыболовные снасти, уложенные на дне кузова, а бьющуюся рыбу
пересыпал в брезентовый мешок. Пластикатовый пузырь он сложил и сунул в
карман комбинезона. Теперь все было в порядке: рыбаки возвращались с не
слишком удачного лова. Он сел за руль и тронул машину.
трехметровая стена, ограждающая Зону, а справа были кусты, реденькие
рощицы, иногда попадались заброшенные коттеджи с заколоченными окнами и
облупившимися стенами. Рэдрик хорошо видел в темноте, да и темнота не была
уже такой плотной и, кроме того, он знал, что сейчас будет, поэтому, когда
впереди показалась мерно шагающая, согнутая фигура, он даже не сбавил
хода. Он только пригнулся пониже к рулю. _Э_т_о_т_ вышагивал прямо
посередине шоссе. Как и все они, он шел в город. Рэдрик обогнал его,
прижав машину к обочине, и, обогнав, сильнее нажал на акселератор.
принялся громко читать молитву.
линию покосившихся домиков и заборов, протянувшихся справа. Старая
трансформаторная будка... Столб с подпоркой... Подгнивший мостик через
кювет... Рэдрик повернул руль. Машину подбросило на колдобине.
ощутив тыльной стороной ладони колючую щеку. Барбридж поперхнулся и
замолк. Машину подбрасывало, колеса то и дело пробуксовывали в свежей
после ночного дождя грязи. Рэдрик включил фары. Белый прыгающий свет
озарил заросшие травой старые колеи, огромные лужи, гнилые, покосившиеся
заборы по сторонам. Барбридж плакал, всхлипывая и сморкаясь. Он больше
ничего не обещал, он жаловался и грозился, но очень негромко и
неразборчиво, так, что Рэдрику были слышны только отдельные слова. Что-то
о ногах, о коленях, о красавчике Арчи... Потом он затих.
дачи, огороды, фруктовые сады, летние резиденции городского начальства и
заводской администрации. Зеленые веселые места, маленькие озера с чистыми
песчаными берегами, прозрачные березовые рощи, пруды, в которых разводили
карпов. Заводская вонь и заводские едкие дымы сюда никогда не доходили,
так же как и городская канализация. Теперь все здесь было покинуто и
заброшено, и за все время им попался всего один жилой дом. Желто светилось
задернутое занавеской окошко, висело на веревках промокшее от дождя белье,
и огромный пес, заходясь от ярости, вылетел сбоку и некоторое время гнался
за машиной в вихре комьев грязи, летевшей из-под колес.
мостик, и когда впереди завиднелся поворот на западное шоссе, остановил
машину и заглушил двигатель. Потом он вылез на дорогу, не обернувшись на
Барбриджа, и пошел вперед, зябко засунув руки в сырые карманы комбинезона.
Было уже совсем светло. Все вокруг было мокрое, тихое, сонное. Он дошел до
шоссе и осторожно выглянул из-за кустов. Полицейская застава хорошо была
видна отсюда: маленький домик на колесах, три светящихся окошка;
патрульная машина стояла у обочины, в ней никого не было. Некоторое время
Рэдрик стоял и смотрел. На заставе не было никакого движения: видимо,
патрульные озябли и измотались за ночь и теперь грелись в домике, дремали
с сигареткой, прилипшей к нижней губе. "Жабы", - негромко сказал Рэдрик.
Он нащупал в кармане кастет, просунул пальцы в овальные отверстия, зажал в
кулаке холодный металл и, все так же зябко сутулясь, не вынимая рук из
карманов, пошел обратно. "лендровер", слегка накренившись, стоял между
кустами. Место было глухое, заброшенное, никто сюда, наверное, не
заглядывал уже лет десять.
него, приоткрыв рот. Сейчас он выглядел даже старше, чем обычно,
морщинистый, лысый, обросший нечистой щетиной, гнилозубый. Некоторое время
они молча смотрели друг на друга, и вдруг Барбридж сказал невнятно:
кармане кастет, и сказал:
прикасаться.
аккуратном соответствии со знаками и указателями медленно прокатился мимо,
а затем, все наращивая и наращивая скорость, помчался в город через южную
окраину. Было шесть часов утра, улицы были пусты, асфальт мокрый и черный,
автоматические светофоры одиноко и ненужно перемигивались на перекрестках.
Они миновали пекарню с высокими, ярко освещенными окнами, и Рэдрика обдало
волной теплого, необыкновенно вкусного запаха.
мышцы, потянулся, упираясь руками в руль.
подавшись вперед, лихорадочно и горячо дыша Рэдрику в затылок. - Прямо к
нему! Прямо давай! Он мне еще семьсот монет должен. Да гони ты, гони, что
ты ползешь как вошь по мокрому месту! - И вдруг принялся ругаться
бессильно и злобно, черными, грязными словами, брызгая слюной, задыхаясь и
заходясь в приступах кашля.
расходившегося Стервятника. Надо было скорее кончать со всем этим и хоть
часок, хоть полчаса поспать перед свиданием в "Метрополе". Он вывернул на
Шестнадцатую улицу, проехал два квартала и остановил машину перед серым
двухэтажным особняком.
Он был в роскошном халате с золотыми кистями, в руке стакан со вставной
челюстью. Волосы были взлохмачены, под мутными глазами набрякли темные
мешочки.
холла, а сам, шаркая персидскими туфлями и двигаясь с удивительной
быстротой, направился в ванную.
покатилось по кафельному полу. Рэдрик устало присел в кресло, вынул
сигарету и закурил озираясь. Да, холл был ничего себе. Мясник денег не
жалел. Он был очень опытным и очень модным хирургом, светилом медицины не
только города, но и штата, и со сталкерами он связался, конечно, не из-за
денег. Он тоже брал свою долю с Зоны: брал натурой, разным хабаром,
который применял в своей медицине; брал знаниями, изучая на покалеченных
сталкерах неизвестные ранее болезни, уродства и повреждения человеческого
организма; брал славой, славой первого на планете врача специалиста по
нечеловеческим заболеваниям человека. Деньгами он впрочем тоже брал с
охотой.
полотенцем на плече. Краем полотенца он осторожно вытирал длинные нервные
пальцы.
сталкер.
сделаешь. Он еще на протезах по Зоне попрыгает.
Подожди, я сейчас оденусь.
чтобы все приготовили для операции, Рэдрик неподвижно полулежал в кресле и
курил. Только один раз он пошевелился, чтобы вытащить флягу. Он пил
маленькими глотками, потому что во фляге оставалось на донышке, и старался
ни о чем не думать. Он просто ждал.