Чтение 12–й страницы книги ~Жизнь~

ре и больше не появлялись; Жанне на миг взгрустнулось оттого, что они
исчезли.

Надвигался вечер - мирный, тихий вечер, лучезарно ясный, исполненный
блаженного покоя. Ни малейшего волнения в воздухе и на воде; великое за-
тишье моря и неба убаюкало души, и в них тоже замерло всякое волнение.

Огромный шар солнца потихоньку опускался к горизонту, к Африке, к
незримой Африке, и жар ее раскаленной почвы уже, казалось, был ощутим;
однако, когда солнце скрылось совсем, даже не ветерок, а легкое свежее
дуновение лаской овеяло лица.

Им не хотелось уходить в каюту, где стоял противный пароходный запах,
и они улеглись бок о бок на палубе, завернувшись в плащи. Жюльен сразу
же уснул, но Жанна лежала с открытыми глазами, взбудораженная новизной
дорожных впечатлений. Однообразный шум колес укачивал ее; над собой она
видела несметные звезды, такие светлые, сверкающие резким, словно влаж-
ным, блеском на ясном южном небе.

К утру, однако же, она задремала. Ее разбудил шум, звук голосов. Мат-
росы пели, производя уборку парохода. Жанна растормошила мужа, который
спал как убитый, и оба они встали.

Она с упоением впивала терпкий солоноватый утренний туман, пронизы-
вавший ее насквозь. Повсюду кругом море. Но нет, впереди на воде лежало
что-то серое, неясное в свете брезжущего утра, какое-то нагромождение
странных, колючих, изрезанных облаков.

Потом оно стало явственнее; очертания обозначились резче на посвет-
левшем небе; возникла длинная гряда прихотливо угловатых гор - Корсика,
окутанная легкой дымкой.

Солнце поднялось позади нее и обрисовало черными тенями извилины
гребней; немного погодя все вершины заалелись, но самый остров еще тонул
в тумане.

На мостике появился капитан, приземистый старик, обожженный, обвет-
ренный, высушенный, выдубленный, скрюченный суровыми солеными ветрами, и
сказал Жанне голосом, охрипшим от тридцати годов командования, надсажен-
ным окриками во время штормов:

- Чувствуете, как от нее, от мерзавки, пахнет?

Жанна в самом деле ощущала сильный, незнакомый запах трав, диких рас-
тений.

Капитан продолжал:

- Это Корсика так благоухает, сударыня; у нее, как у всякой красави-
цы, свой особый аромат. Я и через двадцать лет разлуки за пять морских
миль распознаю его. Я ведь оттуда. И ом, говорят, на Святой Елене, все
поминает про аромат отчизны. Он мне родня.

И капитан, сняв шляпу, приветствовал Корсику, приветствовал через
океан плененного великого императора, который был ему родней.

Жанна едва не заплакала от умиления.

Затем моряк протянул руку к горизонту.

- Кровавые острова, - пояснил он.

Жюльен стоял около жены, обняв ее за талию, и оба они искали взглядом
указанную точку.

Наконец они увидели несколько пирамидальных утесов, а вскоре судно
обогнуло эти утесы, входя в обширный и тихий залив, окруженный толпой
высоких гор, доросших понизу чем-то вроде мха.

Капитан указал на эту растительность:

- Маки!

По мере продвижения парохода круг гор будто смыкался за ним, и он
медленно плыл среди озера такой прозрачной синевы, что порой видно было
дно.

И вдруг показался город, весь белый, в глубине бухты, у края волн, у
подножия гор.

Несколько небольших итальянских судов стояли на якоре в порту. Четы-
ре-пять лодок шныряли вокруг "Короля Людовика" в надежде на пассажиров.

Жюльен, собиравший чемоданы, спросил шепотом у жены:

- Достаточно дать носильщику двадцать су?

Всю неделю он ежеминутно задавал ей подобные вопросы, всякий раз при-
чинявшие ей страдание. Она ответила с легкой досадой:

- Лучше дать лишнее, чем недодать.

Он постоянно спорил с хозяевами, с лакеями в гостиницах, с кучерами,
с продавцами любых товаров, и, когда после долгих препирательств ему
удавалось выторговать какую-нибудь мелочь, он говорил жене, потирая ру-
ки:

- Не люблю, чтобы меня надували.

Она дрожала, когда подавали счет, заранее предвидя, что он будет при-
дираться к каждой цифре, стыдилась этого торга, краснела до корней волос
от презрительных взглядов, которыми лакеи провожали ее мужа, зажав в ру-
ке его скудные чаевые.

Он поспорил и с лодочником, который перевез их на берег.

Первое дерево, которое она увидела, была пальма.

Они остановились в большой, но малолюдной гостинице на одном из углов
обширной площади и заказали завтрак.

Когда они кончили десерт и Жанна поднялась, чтобы пойти побродить по
городу, Жюльен обнял ее и нежно шепнул ей на ухо:

- Не прилечь ли нам, кошечка?

Она изумилась:

- Прилечь? Да я ничуть не устала.

Он прижал ее к себе:

- Я стосковался по тебе за два дня. Понимаешь?

Она вспыхнула от стыда и пролепетала:

- Что ты! Сейчас? Что скажут здесь? Что подумают? Как ты потребуешь
номер посреди дня? Жюльен, умоляю тебя, не надо!

Но он прервал ее:

- Мне наплевать, что скажут и подумают лакеи в гостинице. Сейчас уви-
дишь, как это мало меня смущает.

И он позвонил.

Она замолчала, опустив глаза; она душой и телом восставала против не-
утолимых желаний супруга, подчинялась им покорно, но с отвращением,
чувствуя себя униженной, ибо видела в этом что-то скотское" позорное, -
словом, пакость.

Чувственность в ней еще не проснулась, а муж вел себя так, будто она
разделяла его пыл.

Когда лакей явился, Жюльен попросил проводить их в отведенный им но-
мер. Лакей, истый корсиканец" обросший бородой до самых глаз, ничего не
понимал и уверял, что комната будет приготовлена к ночи.

Жюльен с раздражением растолковал ему:

- А нам нужно теперь. Мы устали с дороги и хотим отдохнуть.

Тут лакей ухмыльнулся в бороду, а Жанне захотелось убежать.

Когда они спустились через час, ей стыдно было проходить мимо каждого
лакея, - ей казалось, что все непременно будут шушукаться и смеяться за
ее спиной. В душе она ставила в укор Жюльену, что ему это непонятно, что
ему недостает тонкой и чуткой стыдливости, врожденной деликатности: она
ощущала между собой и им словно какую-то завесу, преграду и впервые
убеждалась, что два человека не могут проникнуть в душу, в затаенные
мысли друг друга, что они идут рядом, иногда тесно обнявшись, но остают-
ся чужими друг другу и что духовное наше существо скитается одиноким всю
жизнь.

Они прожили три дня в этом городке, скрытом в глубине голубой бухты,
раскаленном, как горн, за окружающим его заслоном из скал, который не
подпускает к нему ни малейшего ветерка.

За это время был выработан маршрут их путешествия, и они решили на-
нять лошадей, чтобы не отступать перед самыми трудными переходами. Они
взяли двух норовистых корсиканских лошадок, поджарых, но неутомимых, и
однажды утром на заре тронулись в путь. Проводник ехал рядом верхом на
муле и вез провизию, потому что трактиров не водится в этом диком краю.

Сперва дорога шла вдоль бухты, а потом поворачивала в неглубокую до-
лину, ведущую к главным высотам. То и дело приходилось переезжать почти
высохшие потоки; чуть заметный ручеек с робким шорохом еще копошился под
камнями, как притаившийся зверек.

Невозделанный край казался совсем пустынным, склоны доросли высокой
травой, пожелтевшей в эту знойную пору. Изредка встречался им горец, то
пешком, то на коренастой лошаденке, то верхом на осле, ростом не больше
собаки. У каждого корсиканца за плечом висело заряженное ружье, старое,
ржавое, но грозное в его руках. От терпкого запаха ароматических расте-
ний, которыми покрыт весь остров, воздух казался гуще; дорога вилась
вверх между длинными грядами гор.

Вершины из розового или голубоватого гранита придавали широкому ланд-
шафту сказочный вид, а леса гигантских каштанов на нижних склонах каза-
лись зеленым кустарником по сравнению с громадами вздыбленных на этом
острове складок земли

Время от времени проводник указывал рукой на высокие кручи и произно-
сил какое-нибудь название Жанна и Жюльен смотрели и ничего не видели,
потом обнаруживали наконец что-то серое, похожее на груду камней, упав-
ших с вершины. Это была какая-нибудь гранитная деревушка, прилепившаяся
к склону, повисшая, точно птичье гнездо, и почти незаметная на огромной
горе

Долгое путешествие шагом раздражало Жанну. "Поедем быстрее", - сказа-
ла она и пустила лошадь в галоп. Не слыша, чтобы муж скакал следом, она
обернулась и безудержно захохотала, когда увидела, как он мчится, весь
бледный, держась за гриву лошади и странно подпрыгивая. И красота его,
осанка "прекрасного рыцаря" делали еще смешнее его неловкость и страх

Дальше они поехали рысцой. Дорога тянулась теперь между двумя нескон-
чаемыми лесами, покрывшими весь склон, точно плащом.

Это и были маки, непроходимые заросли вечнозеленых дубов, можже-
вельника, толокнянки, мастиковых деревьев, крушины, вереска, самшита,