по-прежнему не желая соглашаться.
себе. - Вот так смотрят на меня, - прибавил он, когда она наконец подняла
взгляд.
зовущие к поцелуям губы. И самая мягкая кожа. Он всегда любил чувствовать ее
кожу, подобную теплому, живому шелку, кончиками пальцев.
расплавить полярные льды. А от его губ женщины, наверное, по-прежнему сходят
с ума. И эти его сильные, нежные руки... Она всегда любила чувствовать его
руки на своей коже. Руки, поглаживающие ее, словно ребенка, и вызывающие
эротический отклик.
оба вскрикнули и отскочили, словно слишком приблизившись к огню.
захвати пару чистых бокалов с полки в гостиной. Я тем временем отнесу
остатки посуды на кухню. Встретимся через пять минут у бассейна и утвердим
условия мирного договора.
парикмахерше, которая только что уложила его волосы в тщательно продуманном
беспорядке под его красной повязкой. - Можешь запускать свои талантливые
пальчики в мои волосы в любое время.
места, где сидела Ариэль, которую тоже причесывали перед следующей сценой,
этот игривый шлепок выглядел скорее лаской. Женские пальчики, казалось, с
удовольствием задержались на бицепсе Зика. В следующее мгновение он поймал
девицу за талию и усадил к себе на колени.
голову к шейке парикмахерши. Девица взвизгнула и завертелась на его коленях,
не особенно, как показалось Ариэль, стремясь освободиться. Но тут высокий
табурет накренился назад, и Зик подался вперед и поставил ее на ноги. -
Будешь знать, как иметь дело со звездами. - Он чмокнул губами ей вслед.
стоящую сзади и причесывающую ее длинные светлые волосы.
злится на нас. - Он положил руку на плечо Ариэль и слегка погладил его. Она
напряглась, совсем немного, но достаточно, чтобы показать ему, что ласка
неуместна. Зик убрал руку и посмотрел на нее. - В чем дело, милая?
пока парикмахерша отойдет. Затем встал перед креслом Ариэль, положив руки на
подлокотники. - Итак, милая, в чем дело?
думала, мы договорились держать нашу... - она поколебалась, чувствуя себя не
слишком уютно от их близости и не зная, как назвать ее, - наши отношения в
тайне.
уступал. До сих пор. Но только до сих пор, - уточнил он, наклоняясь почти
нос к носу. - Я не намерен соблюдать эту секретность слишком долго. Я хочу,
чтобы весь мир знал о нас и наших чувствах друг к другу.
отдернула плечо не из-за того, что боишься, как бы не стало известно твоей
матери. Ты ревнуешь! - воскликнул он, явно в восторге от этого открытия.
приподнял ее подбородок. - Но у тебя нет повода ревновать, милая, неужели ты
не понимаешь? Я лишь поддразнивал ее. Как поддразниваю других женщин.
съемках, начиная от пятидесятидвухлетней костюмерши и заканчивая
девятилетней актрисой, игравшей младшую сестренку Лауры. И все флиртовали с
ним, очарованные его вниманием.
я нравлюсь им. Но это ничего не значит. Честно.
пузыри, вздувавшиеся вокруг тарелок. Такова его натура. И это действительно
ничего не значит. Во всяком случае, для него.
которые оказывались такими дурами, что отдавали ему сердца. Разбивал он их
ненамеренно. Она поняла это только сейчас, а не двадцать пять лет назад. Зик
не жесток, он просто беспечен. Нельзя, весьма великодушно признала Ариэль,
возложить всю вину за разбитые сердца на одного лишь Зика. Он настолько
очарователен - без всяких усилий с его стороны - и настолько явно и
неприкрыто мужествен, что женщины добровольно отдают ему сердца, просит он
этого или нет. И не его вина, что они бегут за ним, по-щенячьи высунув язык,
готовые подраться за малейший проблеск его внимания и любви.
принимает их дар, не потрудившись задуматься о последствиях. Она определенно
обвинила его в беззаботности, с которой он принял ее юную и наивную любовь,
а затем отвернулся и лег в постель с другой женщиной в ту ужасную ночь в
Крепости холостяков.
нет иммунитета к нему, с содроганием подумала Ариэль, но сейчас она
уравновешенная, взрослая женщина, а не полуребенок с широко распахнутыми
глазами и головой, полной грез.
направилась по гладким плиткам дворика к бассейну. Подсветка была включена,
и огоньки соблазнительно подмигивали из-под воды. Ночной воздух, теплый и
нежный, был напоен ароматом апельсиновых и лимонных деревьев, рассаженных по
периметру дворика.
льняную спортивную куртку и закатал рукава своей шелковой рубашки, обнажив
покрытые волосами руки. Правую ногу он небрежно забросил на левое колено.
Бокал с бренди балансировал на мощном бедре. Густые черные волосы, всегда
немного длинные, завивались за ушами и ниспадали на воротничок рубашки.
Сейчас на висках была седина, совсем чуть-чуть, и сам факт, что Зик не
считает нужным подкрашивать волосы, лишь прибавлял ему мужественности.
Блэкстоуну вновь совратить ее - и одной дозы сердечной боли, введенной
когда-то, оказалось более чем достаточно.
садиться и села сама.
Зик, протягивая ей бокал с бренди.
при его словах. Да, она немало поработала над своей внешностью для
сегодняшнего вечера, но об этом никто не должен знать!
женщина. И всегда была. - Он приподнял свой бокал в молчаливом тосте и
сделал большой глоток. Когда он опустил бокал, в его глазах светилось
самоосуждение. - Прежде чем мы начнем мирные переговоры, я хочу принести
извинения.
решил извиняться? - За что?
присутствии собственной дочери.
тогда у нас ничего не было.
прощения. Не следовало пытаться преуменьшать то, что было. Бесчестно по
отношению к нашей дочери показывать, что она зачата не в любви.
Какого-то потрясающего открытия или пугающего признания...
слезам.
стол. Ариэль испуганно смотрела на него и ждала, что будет дальше. Зик
протянул через стол руку, ладонью вверх.