ребенка, оставим их жить так, как предначертало провидение!
Роджер Чиллингуорс.
преподобный мистер Уилсон. - А что скажете вы, глубокоуважаемый мистер
Беллингхем? Он убедительно говорил в защиту бедной женщины, не так ли?
доводы, что мы оставим все по-старому, во всяком случае до тех пор, пока эта
женщина не свершит нового греха. Однако нужно позаботиться, чтобы вы или
мистер Димсдейл как следует, по всем правилам, проверили знания ребенка в
катехизисе. Сверх того, в должное время нужно будет позаботиться о том,
чтобы девочка начала посещать школу и церковь. Окончив речь, мистер Димсдейл
отошел в сторону и стал так, что его лицо частично скрылось за тяжелыми
складками занавеса, а залитая солнцем фигура отбросила тень на пол, - и эта
тень трепетала от волнения, только что пережитого молодым священником. Перл,
необузданный и ветреный маленький эльф, тихонько подкралась к нему и,
обхватив обеими ручонками его руку, прижалась к ней щекой. Эта ласка была
так нежна и ненавязчива, что Гестер, следившая взглядом за дочерью,
подумала: "Неужели это моя Перл?" Однако она знала, что сердце ее дочери
способно к любви, хотя выражалась эта любовь главным образом в страстных
порывах и едва ли два раза за всю жизнь девочки была смягчена такой
нежностью. И так как на свете нет ничего слаще, - не считая долгожданного
внимания женщины, - чем знаки детского предпочтения, оказанного внезапно, по
какой-то внутренней симпатии, и поэтому словно подтверждающего, что в нас
действительно таится нечто достойное любви, священник обернулся, положил
руку на головку девочке и, секунду поколебавшись, поцеловал ее в лоб. Но
неожиданный прилив чувств у Перл тут же сменился весельем, и она запрыгала
по холлу с такой воздушной легкостью, что старый мистер Уилсон усомнился,
касается ли она ножками пола.
мистеру Димсдейлу. - Ей не нужно старушечьего помела, чтобы улететь через
трубу!
заметно сходство с матерью. Но как вы думаете, джентльмены, может ли
философ, изучив характер девочки, восстановить душевный облик отца и таким
образом догадаться, кто он такой?
мирскую философию - сказал мистер Уилсон. - Лучше уж просить откровения в
посте и молитве, а еще лучше - вовсе не касаться тайны, пока провидение само
не пожелает раскрыть ее нам. К тому же каждый добрый христианин имеет право
проявлять отцовскую доброту по отношению к несчастному покинутому ребенку.
дом губернатора. Говорят, что когда они спускались с лестницы, в одной из
комнат вдруг распахнулось решетчатое окно, и солнце осветило лицо миссис
Хиббинс, сварливой сестры губернатора, той самой, которую несколько лет
спустя сожгли на костре как ведьму.
сияющий приветливой новизной дом. - Хочешь погулять с нами нынче ночью? В
лесу соберется веселая компания, и я вроде как поручилась Черному человеку,
что пригожая Гестер Прин придет со мной.
Гестер. - Мне нужно быть дома и присматривать за моей маленькой Перл. Если
бы ее отняли у меня, я, не раздумывая, пошла бы с тобой в лес и собственной
кровью подписала свое имя в книге Черного человека.
скрылась в глубине комнаты.
действительности, служит доказательством того, что молодой священник был
прав, возражая против разлучения падшей матери с плодом ее слабости. Будучи
совсем крошкой, девочка уже спасла ее от козней сатаны.
пришел к решению никогда и никому его не открывать. Мы рассказывали о
пожилом, утомленном дальней дорогой человеке, который оказался в толпе,
созерцавшей отвратительную сцену бесчестья Гестер Прин; он только что
выбрался из грозного девственного леса и сразу же увидел женщину, с которой
были связаны все его надежды на радости и тепло домашнего очага,
выставленной на всеобщее поругание, как символ греха. Ее женская честь была
втоптана в грязь. Сплетни жужжали вокруг нее на рыночной площади. Если бы
вести об этой женщине дошли до ее родных или спутников незапятнанного
прошлого, им пришлось бы разделить этот позор в точном соотношении и
соответствии со степенью нерушимости и святости их прежних с нею связей.
Зачем же было человеку, соединенному с павшей женщиной узами особенно
тесными и священными, выходить вперед и требовать столь сомнительное
достояние, раз от него самого зависело - делать это или не делать? Он не
пожелал стать рядом с нею у позорного столба. Узнанный одной лишь Гестер,
владея ключом к ее молчанию, он решил скрыть свое имя, отрешиться от прежних
интересов и привязанностей и в этом смысле полностью исчезнуть из жизни,
словно его и впрямь поглотила глубь океана, как давным-давно утверждали
досужие толки. Как только это совершится, у него появятся новые интересы,
новая цель в жизни - пусть темная, а может быть и предосудительная, но такая
захватывающая, что для ее достижения он должен будет напрячь все свои силы и
способности.
Чиллингуорса; единственными его рекомендациями были незаурядные знания и ум.
Благодаря прежним своим занятиям он был весьма сведущ в современной ему
медицине, поэтому представился как врач, и как таковой был всеми радушно
принят. Искусные лекари и хирурги редко появлялись в колонии. Они в общем не
разделяли того религиозного пыла, который заставил эмигрантов пересечь
Атлантический океан. Возможно, что эти люди, употребив свои самые
благородные и ценные способности на исследование человеческого тела и
отдавшись изучению сложных хитросплетений этого удивительного механизма,
столь мастерски выполненного, словно он заключает в себе всю суть жизни,
утратили понимание духовной стороны бытия. Так или иначе, здоровье добрых
жителей Бостона, в той мере, в какой это касалось медицины, находилось до
сих пор под опекой престарелого дьякона и одновременно лекаря, который в
подтверждение своей осведомленности мог сослаться не столько на диплом,
сколько на благочестие и добродетельную жизнь. Единственным костоправом был
человек, соединявший случайные упражнения в этом высоком искусстве с
ежедневным фехтованием бритвой. Для такой врачебной корпорации Роджер
Чиллингуорс был блестящим приобретением. Он быстро доказал свое знакомство
со старинным, внушительным и громоздким процессом приготовления лекарств,
где каждое снадобье содержало множество мудреных, разнородных ингредиентов в
таких замысловатых сочетаниях, словно в результате должен был получиться
эликсир жизни. К тому же во время индейского плена он хорошо изучил свойства
местных трав и растений и не скрывал от своих пациентов, что эти простые
лекарства - дар природы неученым дикарям - внушают ему не меньше доверия,
чем европейская фармакопея, которую сотни лет разрабатывали просвещенные
врачи.
всяком случае. Вскоре после прибытия в Бостон он избрал своим духовным отцом
преподобного мистера Димсдейла. Молодой богослов, чьи редкие познания все
еще служили темой разговоров в Оксфорде, слыл среди наиболее ревностных
своих почитателей почти что апостолом, осененным благодатью и
предназначенным, если ему удастся прожить обычный жизненный срок, совершить
столь же славные деяния во имя неокрепшей новоанглийской церкви, какие
совершили отцы церкви в младенческие годы христианской веры. Однако как раз
в то время здоровье мистера Димсдейла начало явно сдавать. Люди, ближе всего
знакомые с его жизнью, утверждали, что бледность молодого священника
объясняется слишком большим пристрастием к ученым занятиям, до щепетильности
добросовестным исполнением своих обязанностей в приходе и, особенно, частыми
постами и бдениями, которыми он угнетал грубую земную плоть, дабы она не
смела затемнять и туманить светоч духа. Некоторые утверждали, что если
мистер Димсдейл умрет, значит земля недостойна носить его. Сам же священник,
с присущим ему смирением, заявлял, что если провидение сочтет нужным
прибрать его, значит он недостоин исполнять свою скромную миссию в этом
мире. При всех разногласиях по поводу причины недуга мистера Димсдейла в
самом недуге, никто не сомневался. Священник исхудал; в голосе его, все еще
звучном и мягком, появилась болезненная трещинка - печальное предвестие
телесного разрушения; люди замечали, что стоило мистеру Димсдейлу испугаться
или почувствовать какое-нибудь внезапное волнение, как он прижимал руку к
сердцу, вспыхивал и сразу же бледнел, что было свидетельством испытываемой
им боли.
огонь, казалось, вот-вот преждевременно погаснет, когда в городе поселился
Роджер Чиллингуорс. Мало кто знал обстоятельства его появления в Бостоне,
столь неожиданного, словно старик свалился с неба или вышел из преисподней,
и окруженного тайной, которой легко было придать оттенок чуда. Потом он стал
известен как врач; многие видели, что он собирает травы, полевые цветы,
выкапывает корни, срезает сучки с лесных деревьев с уверенностью человека,
который знает скрытые целебные свойства растений, кажущихся бесполезными
невежественным глазам. О сэре Кинельме Дигби и других знаменитостях, чьи
познания в науке почитались почти сверхъестественными, он не раз упоминал
как о людях, с которыми вместе работал или состоял в переписке. Почему,
занимая такое положение в ученом мире, он приехал сюда? Что понадобилось в
этом диком краю человеку, чье место было в большом городе? В ответ на эти
вопросы распространился слух, - бессмысленный и тем не менее подхваченный
некоторыми вполне разумными людьми, - будто небеса сотворили небывалое чудо