лодку и будем грести веслами и, может быть, утонем, если нас не
перевезут!
головы, получил самое строгое приказание Бату-хана: до его приезда
и личного осмотра никого не пускать внутрь золотого дворца,
особенно плачущих женщин! Кроме рабочих, никто и не видел
внутреннего убранства чудесного домика и не увидит, пока джихангир
не объявит своего решения относительно новой постройки.
верблюда:
приказывать никто не может. Поэтому его заменяет старшая жена -
это я! Теперь я повелеваю! И горе тому, кто меня осушается! Молчи
и не спорь, толстая черепаха, дерзкий китаец, червяк, мокрица!
плетьми верблюдов, и караван удалился обратно в степь, под звон
бубенцов и крики погонщиков.
на буланых конях, ставших бурыми от пота и насевшей пыли. Высокие
тангутские верблюды тащили вьюки и разобранные шатры. Несколько
жеребцов редкой красоты в тройных серебряных ошейниках и с
серебряными цепями вместо поводьев плясали, сдерживаемые опытными
конюхами. Впереди коней выделялся пятнистый, как барс, любимый
конь Бату-хана.
жердях узкая корзина... В ней лежало неподвижное тело татарского
владыки, закутанного в собольи одеяла. Когда верблюды добрались до
высокого берега, послышались возгласы:
и поставил колено на спину верблюда. Он жадно всматривался в
туманную даль и долго глядел на блиставший нарядными красками
сказочный домик на острове. На кружевной башенке дворца
развевалось девятихвостое знамя джихангира.
безумного, беспокойные глаза. Два нукера подвели пятнистого коня.
величественную, залитую солнцем равнину, прорезанную синей гладью
медленно текущей реки, по которой плыл двухмачтовый корабль с
раздутыми клетчатыми алыми парусами. Он говорил прерывающимся от
волнения и приступа болезни голосом:
здесь будет новая столица всех покоренных мною народов. Здесь
вырастет до небес новое великое мое царство...
вцепившись в его гриву.
положили на расшитую богатым узором конскую попону.
верблюдов и быстро над лежащим больным полководцем воздвигли
золотистый шелковый шатер.
ковре, закусив оскаленными зубами синий рукав собольей шубы. Один
глаз закрылся, другой, болезненно прищуренный, неподвижно
уставился в прорезь шатра, в которой виднелись далекие мигающие
огни степных костров.
жена его, Юлдуз-Хатун, закутанная в черное с золотой каймой
индийское шелковое покрывало. Иногда из складок протягивалась
узкая белая рука с золотыми браслетами и осторожно касалась
смуглой загорелой головы Бату-хана с давно не бритым щетинистым
теменем и черными косами на висках. Лицо Бату-хана, суровое, с
ястребиным носом, оставалось бесчувственным, точно мысли больного
улетели так далеко, что ничто земное не могло больше его
тревожить.
шепотом разговаривали сторожевые нукеры:
первый день будет днем милосердия или жертвы... - Не подумать ли о
заместителе?
повторяет сказанное... Говори всем: "Ему, могучему и
единственному, достойного заместителя быть не может..."
из ханов, осмелится на коне подъехать к шатру повелителя грозного
татарского войска. Конь остановился, бряцая удилами.
высоко подняв ногу, переступил порог. Он бесшумно, на коленях
подполз к лежащему. Долго и пристально всматривался в безжизненное
лицо.
гостем и поцеловала землю между руками. Она выпрямилась, откинула
за спину покрывало и подбросила пучок можжевеловых веток на
потухавшие угли маленького костра посреди юрты. Вспышки огня
озаряли все красноватым светом.
братом? Я боюсь... Он, кажется, теряет последние силы... Почему у
него желтое лицо? Какие злые духи терзают его тело?
помочь джихангиру - завтра будет поздно.
раздумье. Вернулся и снова сел около больного, заглядывая ему в
лицо.
подземным богам: по девять черных быков, коней и баранов? Или по
девяносто девяти?
зачем?..
тревогу во всем войске... - дрожащим, хриплым голосом говорил хан
Орду. - Пусть мудрый строитель Ли Тун-по даст свои китайские
лекарства: толченый жемчуг, сердце летучей мыши, сушеных морских
червей...
сидел здесь, испробовал все свои лекарства, но ничто не помогло.
Ли Тун-по, извиваясь от страха, убежал в степь, и теперь его
разыскивают. Он сказал, что разобьет себе голову о камни от
горя... Он не знает, как можно помочь джихангиру...
кулаками по коленям, бил себя ладонями по щекам:
станет! Кто же начнет великий поход на "вечерние страны"? Никто,
кроме него, не удержит в руках золотые поводья могучего войска!
Что делать?
прошептала:
умирающего брата.
певучим голосом, полным мольбы, произнесла:
слепых, незнающих, что делать!
ковровый полог. Вошел, низко склонившись, нукер. Он держал в руке
меховой колпак, на шее висел пояс - знак того, что нукер сейчас
молился.
нужны тебе, великий хан Орду.
Мрачный, очень истощенный человек, с растрепанной рыжей бородой, с
длинным крючковатым носом, смотрел сверкающими темными глазами из-
под нахмуренных бровей. Костлявой рукой он прижимал к груди
кожаную старую сумку. Рядом стояла на коленях молодая женщина в
длинной светло-серой одежде странного покроя. На бледном,
прозрачном, как воск, лице горели тревожным блеском зеленоватые
глаза. Третий был мальчик - негритенок в полосатой рубашке. С