указывая на пруд, угрюмо обставленный темным кленовым лесом и оплакивае-
мый вербами, потопившими в нем жалобные свои ветви. Как бессильный ста-
рец, держал он в холодных объятиях своих далекое, темное небо, обсыпая
ледяными поцелуями огненные звезды, которые тускло реяли среди теплого
ночного воздуха, как бы предчувствуя скорое появление блистательного ца-
ря ночи. Возле леса, на горе, дремал с закрытыми ставнями старый дере-
вянный дом; мох и дикая трава покрывали его крышу; кудрявые яблони раз-
рослись перед его окнами; лес, обнимая своею тенью, бросал на него дикую
мрачность; ореховая роща стлалась у подножия его и скатывалась к пруду.
- давно, давно, когда я еще была маленькою и жила у матери, что-то
страшное рассказывали про дом этот. Левко, ты, верно, знаешь, расска-
жи!..
глупый. Ты себя только потревожишь, станешь бояться, и не заснется тебе
покойно.
прижимаясь лицом своим к щеке его и обнимая его. - Нет! ты, видно, не
любишь меня, у тебя есть другая девушка. Я не буду бояться; и буду спо-
койно спать ночь. Теперь-то не засну, если не расскажешь. Я стану му-
читься да думать... Расскажи, Левко!..
их любопытство. Ну слушай. Давно, мое серденько, жил в этом доме сотник.
У сотника была дочка, ясная панночка, белая, как снег, как твое личико.
Сотникова жена давно уже умерла; задумал сотник жениться на другой. "Бу-
дешь ли ты меня нежить по-старому, батьку, когда возьмешь другую жену?"
- "Буду, моя дочка; еще крепче прежнего стану прижимать тебя к сердцу!
Буду, моя дочка; еще ярче стану дарить серьги и монисты!" Привез сотник
молодую жену в новый дом свой. Хороша была молодая жена. Румяна и бела
собою была молодая жена; только так страшно взглянула на свою падчерицу,
что та вскрикнула, ее увидевши; и хоть бы слово во весь день сказала су-
ровая мачеха. Настала ночь: ушел сотник с молодою женой в свою опочи-
вальню; заперлась и белая панночка в своей светлице. Горько сделалось
ей; стала плакать. Глядит: страшная черная кошка крадется к ней; шерсть
на ней горит, и железные когти стучат по полу. В испуге вскочила она на
лавку, - кошка за нею. Перепрыгнула на лежанку, - кошка и туда, и вдруг
бросилась к ней на шею и душит ее. С криком оторвавши от себя, кинула ее
на пол; опять крадется страшная кошка. Тоска ее взяла. На стене висела
отцовская сабля. Схватила ее и бряк по полу - лапа с железными когтями
отскочила, и кошка с визгом пропала в темном углу. Целый день не выходи-
ла из светлицы своей молодая жена; на третий день вышла с перевязанною
рукой. Угадала бедная панночка, что мачеха ее ведьма и что она ей пере-
рубила руку. На четвертый день приказал сотник своей дочке носить воду,
мести хату, как простой мужичке, и не показываться в панские покои. Тя-
жело было бедняжке, да нечего делать: стала выполнять отцовскую волю. На
пятый день выгнал сотник свою дочку босую из дому и куска хлеба не лал
на дорогу. Тогда только зарыдала панночка, закрывши руками белое лицо
свое: "Погубил ты, батьку, родную дочку свою! Погубила ведьма грешную
душу твою! Прости тебя бог; а мне, несчастной, видно, не велит он жить
на белом свете!.." И вон, видишь ли ты... - Тут оборотился Левко к Ган-
не, указывая пальцем на дом. - Гляди сюда: вон, подалее от дома, самый
высокий берег! С этого берега кинулась панночка в воду, и с той поры не
стало ее на свете...
ся очи.
лунную ночь в панский сад греться на месяце; и сотникова дочка сделалась
над ними главною. В одну ночь увидела она мачеху свою возле пруда, напа-
ла на нее и с криком утащила в воду. Но ведьма и тут нашлась: обороти-
лась под водою в одну из утопленниц и через то ушла от плети из зеленого
тростника, которою хотели ее бить утопленницы. Верь бабам! Рассказывают
еще, что панночка собирает всякую ночь утопленниц и заглядывает пооди-
ночке каждой в лицо, стараясь узнать, которая из них ведьма; но до сих
пор не узнала. И если попадется из людей кто, тотчас заставляет его уга-
дывать, не то грозит утопить в воде. Вот, моя Галю, как рассказывают
старые люди!.. Теперешний пан хочет строить на том месте винннцу и прис-
лал нарочно для того сюда винокура... Но я слышу говор. Это наши возвра-
щаются с песен. Прощай, Галю! Спи спокойно; да не думай об этих бабьих
выдумках!
лес.
из земли. Еще половина его была под землею, а уже весь мир исполнился
какого-то торжественного света. Пруд тронулся искрами. Тень от деревьев
ясно стала отделяться на темной зелени.
ем.
незнакомого парубка, отвернулась в сторону.
ку.
рон.
ков, наперерыв спешивших обнимать ее. - Как им не надоест беспрестанно
целоваться! Скоро, ей-богу, нельзя будет показаться на улице!
визгом задвинулся железный засов.
ритесь в нее. С середины неба глядит месяц. Необъятный небесный свод
раздался, раздвинулся еще необъятнее. Горит и дышит он. Земля вся в се-
ребряном свете; и чудный воздух и прохладно-душен, и полон неги, и дви-
жет океан благоуханий. Божественная ночь! Очаровательная ночь! Недвижно,
вдохновенно стали леса, полные мрака, и кинули огромную тень от себя.
Тихи и покойны эти пруды; холод и мрак вод их угрюмо заключен в тем-
но-зеленые стены садов. Девственные чащи черемух и черешен пугливо про-
тянули свои корни в ключевой холод и изредка лепечут листьями, будто
сердясь и негодуя, когда прекрасный ветреник - ночной ветер, подкравшись
мгновенно, целует их. Весь ландшафт спит. А вверху все дышит, все дивно,
все торжественно. А на душе и необъятно, и чудно, и толпы серебряных ви-
дений стройно возникают в ее глубине. Божественная ночь! Очаровательная
ночь! И вдруг все ожило: и леса, и пруды, и степи. Сыплется величествен-
ный гром украинского соловья, и чудится, что и месяц заслушался его по-
середи неба... Как очарованное, дремлет на возвышении село. Еще белее,
еще лучше блестят при месяце толпы хат; еще ослепительнее вырезываются
из мрака низкие их стены. Песни умолкли. Все тихо. Благочестивые люди
уже спят. Где-где только светятся узенькие окна. Перед порогами иных
только хат запоздалая семья совершает свой поздний ужин.
это рассказывает кум?.. А ну: гоп трала! гоп трала! гоп, гоп, гоп! - Так
разговаривал сам с собою подгулявший мужик средних лет, танцуя по улице.
- Ей-богу, не так танцуется гопак! Что мне лгать! ей-богу, не так! А ну:
гоп трала! гоп трала! гоп, гоп, гоп!
детям на смех, танцует ночью по улице! - вскричала проходящая пожилая
женщина, неся в руке солому. - Ступай в хату свою. Пора спать давно!
на какого-нибудь голову. Что он думает, дидько б утысся его батькови!,
что он голова, что он обливает людей на морозе холодною водою, так и нос
поднял! Ну, голова, голова. Я сам себе голова. Вот убей меня бог! Бог
меня убей, я сам себе голова. Вот что, а не то что... - продолжал он,
подходя к первой попавшейся хате, и остановился перед окошком, скользя
пальцами по стеклу и стараясь найти деревянную ручку. - Баба, отворяй!
Баба, живей, говорят тебе, отворяй! Козаку спать пора!
ди его девушки, ворочавшиеся с веселых песней. - Показать тебе твою ха-
ту?
За это ему нужно показать хату... но нет, наперед потанцуй!
леник, смеясь и грозя пальцем и оступаясь, потому что ноги его не могли
держаться на одном месте. - А дадите перецеловать себя? Всех перецелую,
всех!.. - И косвенными шагами пустился бежать за ними.
на другую сторону, увидя, что Каленик не слишком был скор на ноги.
раздо поболее прочих, принадлежавшую сельскому голове. Каленик послушно
побрел в ту сторону, принимаясь снова бранить голову.
речи? О, этот голова важное лицо на селе. Покамест Каленик достигнет