слезы потекут из глаз, и думаешь: "Дай бог ему счастия, дай
мне возможность помочь ему, облегчить его горе; я всем готов
для него пожертвовать". Потом любимую фарфоровую игрушку -
зайчика или собачку - уткнешь в угол пуховой подушки и
любуешься, как хорошо, тепло и уютно ей там лежать. Еще
помолишься о том, чтобы дал бог счастия всем, чтобы все были
довольны и чтобы завтра была хорошая погода для гулянья,
повернешься на другой бок, мысли и мечты перепутаются,
смешаются, и уснешь тихо, спокойно, еще с мокрым от слез лицом.
потребность любви и сила веры, которыми обладаешь в детстве?
Какое время может быть лучше того, когда две лучшие
добродетели - невинная веселость и беспредельная потребность
любви - были единственными побуждениями в жизни?
умиления? Прилетал ангел-утешитель, с улыбкой утирал слезы эти
и навевал сладкие грезы неиспорченному детскому воображению.
что навеки отошли от меня слезы и восторги эти? Неужели
остались одни воспоминания?
Глава XVI. СТИХИ
на верху бабушкиного дома, за большим столом, и писал;
напротив меня сидел рисовальный учитель и окончательно
поправлял нарисованную черным карандашом головку какого-то
турка в чалме. Володя, вытянув шею, стоял сзади учителя и
смотрел ему через плечо. Головка эта была первое произведение
Володи черным карандашом и нынче же, в день ангела бабушки,
должна была быть поднесена ей.
приподнимаясь на цыпочки и указывая на шею турка.
рейсфедер в задвижной ящичек, - теперь прекрасно, и вы больше
не прикасайтесь. Ну, а вы, Николенька, - прибавил он, вставая
и продолжая искоса смотреть на турка, - откройте наконец нам
ваш секрет: что вы поднесете бабушке? Право, лучше было бы
тоже головку. Прощайте, господа, - сказал он, взял шляпу,
билетик и вышел.
то, над чем я трудился. Когда нам объявили, что скоро будут
именины бабушки и что нам должно приготовить к этому дню
подарки, мне пришло в голову написать ей стихи на этот случай,
и я тотчас же прибрал два стиха с рифмами, надеясь так же
скоро прибрать остальные. Я решительно не помню, каким образом
вошла мне в голову такая странная для ребенка мысль, но помню,
что она мне очень нравилась и что на все вопросы об этом
предмете я отвечал, что непременно поднесу бабушке подарок, но
никому не скажу, в чем он будет состоять.
придуманных мною сгоряча, я, несмотря на все усилия, ничего
дальше не мог сочинить. Я стал читать стихи, которые были в
наших книгах; но ни Дмитриев, ни Державин не помогли мне -
напротив, они еще более убедили меня в моей неспособности.
Зная, что Карл Иваныч любил списывать стишки, я стал
потихоньку рыться в его бумагах и в числе немецких
стихотворений нашел одно русское, принадлежащее, должно быть,
собственно его перу.
тонком почтовом листе, понравилось мне по трогательному
чувству, которым оно проникнуто; я тотчас же выучил его
наизусть и решился взять за образец. Дело пошло гораздо легче.
В день именин поздравление из двенадцати стихов было готово,
и, сидя за столом в классной, я переписывал его на веленевую
бумагу.
думал что-нибудь переменить в них: стихи мне казались
превосходными; но с третьей линейки концы их начали загибаться
кверху все больше и больше, так что даже издалека видно было,
что это написано криво и никуда не годится.
переписывать больше. В стихотворении своем я поздравлял
бабушку, желал ей много лет здравствовать и заключал так:
странно оскорблял мой слух.
Какую бы рифму вместо мать? играть? кровать?.. Э, сойдет! все
лучше карл-иванычевых!
все свое сочинение, с чувством и жестами. Были стихи
совершенно без размера, но я не останавливался на них;
последний же еще сильнее и неприятнее поразил меня. Я сел на
кровать и задумался...
не нужно было и поминать ее; правда, я бабушку люблю, уважаю,
но все она не то... зачем я написал это, зачем я солгал?
Положим, это стихи, да все-таки не нужно было".
досадой сунул стихи под подушку и побежал примеривать
московское платье.
полуфрачки с бронзовыми пуговками были сшиты в обтяжку - не
так, как в деревне нам шивали, на рост, - черные брючки, тоже
узенькие, чудо как хорошо обозначали мускулы и лежали на
сапогах.
мечтал я, вне себя от радости, осматривая со всех сторон свои
ноги. Хотя мне было очень узко и неловко в новом платье, я
скрыл это от всех, сказал, что, напротив, мне очень покойно и
что ежели есть недостаток в этом платье, так только тот, что
оно немножко просторно. После этого я очень долго, стоя перед
зеркалом, причесывал свою обильно напомаженную голову; но,
сколько ни старался, я никак не мог пригладить вихры на
макушке: как только я, желая испытать их послушание,
переставал прижимать их щеткой, они поднимались и торчали в
разные стороны, придавая моему лицу самое смешное выражение.
пронесли к нему синий фрак и еще какие-то белые
принадлежности. У двери, которая вела вниз, послышался голос
одной из горничных бабушки; я вышел, чтобы узнать, что ей
нужно. Она держала на руке туго накрахмаленную манишку и
сказала мне, что она принесла ее для Карла Иваныча и что ночь
не спала для того, чтобы успеть вымыть ее ко времени. Я взялся
передать манишку и спросил, встала ли бабушка.
молодчиком! - прибавила она с улыбкой, оглядывая мое новое
платье.
одной ножке, щелкнул пальцами и припрыгнул, желая ей этим дать
почувствовать, что она еще не знает хорошенько, какой я
действительно молодчик.
ему: он надел другую и, перегнувшись перед маленьким
зеркальцем, которое стояло на столе, держался обеими руками за
пышный бант своего галстука и пробовал, свободно ли входит в
него и обратно его гладко выбритый подбородок. Обдернув со
всех сторон наши платья и попросив Николая сделать для него то
же самое, он повел нас к бабушке. Мне смешно вспомнить, как
сильно пахло от нас троих помадой, в то время как мы стали
спускаться по лестнице.
Володи - рисунок, у меня - стихи; у каждого на языке было
приветствие, с которым он поднесет свой подарок. В ту минуту,
как Карл Иваныч отворил дверь залы, священник надевал ризу и
Шилова Юлия
Флинт Эрик
Русанов Владислав
Акунин Борис
Сертаков Виталий
Афанасьев Роман