равна спасению. Но я был на большом расстоянии от прекрасной опасности, и я
был спокоен, если можно назвать спокойствием упорное размышление, лишенное
терзающего стремления к встрече.
яркому морю кружилась пена. Вскоре я отправился к себе вниз, где, никем не
потревоженный, провел в чтении около трех часов. Я читал две книги - одна
была в душе, другая в руках.
час дня. Качать стало медленнее и не так сильно, как утром. Я решил обедать
один по той причине, что обед приходился на вахтенные часы Бутлера и мне
предстояло, следовательно, сидеть с Гезом и Синкрайтом. Я никогда не
чувствовал себя хорошо в обществе людей, относительно которых ломал голову
над каким-либо обстоятельством их жизни, не имея возможности прямо о том
сказать. Это о Гезе; что касается Синкрайта, - его ползающая улыбка и
сальный взгляд были мне нестерпимы.
раньше часа, потому что близок Дагон, где, как известно, Гез должен
погрузить железо.
оживление, вышел наверх.
Глава XIV
отступившего в глубину берега. Оттуда шел смутный перебой гула. Гез, Бутлер
и Синкрайт стояли у борта. Команда тянула фалы и брасы, переходя от мачты к
мачте.
слоями черного дыма. Береговая линия, где угрюмые фасады, акведуки, мосты,
краны, цистерны и склады теснились среди рельсовых путей, напоминала
затейливый силуэт: так было здесь все черно от угля и копоти. Стон ударов по
железу набрасывался со всех концов зрелища; грохот паровых молотов, цикады
маленьких молотков, пронзительный визг пил, обморочное дребезжание подвод -
все это, если слушать, не разделяя звуков, составляло один крик. Среди рева
металлов, отстукивая и частя, выбрасывали гнилой пар сотни всяческих труб. У
молов, покрытых складами и сооружениями, вид которых напоминал орудия пытки,
- так много крюков и цепей болталось среди этих подобий Эйфелевой башни, -
стояли баржи и пароходы, пыля выгружаемым каменным углем.
Встретив Бутлера, я спросил, долго ли мы пробудем в Дагоне. Он сказал, что
скоро начнут грузить, и действительно, прошло около получаса, как буксир
подвел к нам четырехугольный тяжелый баркас, из трюма которого носильщики
стали таскать по трапу крепкие деревянные ящики. Чистая палуба "Бегущей"
покрылась грязью и пылью. Я ушел к себе, где некоторое время слышал
однообразную звуковую картину. топот босых ног, стук брошенного па скат
ящика и хриплые голоса. Так продолжалось часа два. Наконец установилась
относительная тишина. Все рабочие, как я видел это в иллюминатор, сошли на
шаланду, и буксир потащил ее в порт.
корабля, где находилась моя каюта, подплыла лодка, управляемая наемным
лодочником. Шлюпка прошла так близко от иллюминатора, что я бегло рассмотрел
ее пассажиров. Это были три женщины: рыжая, худенькая, с сжатым ртом и
прищуренными глазами; крупная, заносчивого вида, блондинка, и третья -
бледная, черноволосая, нервного, угловатого сложения. Махая руками, эти три
женщины встали, смотря наверх и выкрикивая какие-то отчаянные приветствия.
На их плечах были кружевные накидки; волосы подобраны с грубой пышностью,
какой принято поражать в известных местах; сильно напудренная, театрально
подбоченясь, в шелковых платьях, кольцах и ожерельях, компания эта быстро
пересекла круглый экран пространства, открываемого иллюминатором. Я заметил
картонки и чемоданы. Гез получил гостей.
женщин. Для этого не требовалось изучения нравов. Пока я мысленно видел
плохую игру в хорошие манеры, а также ненатурально подчеркнутую галантность,
- в отдалении послышалось, как весь отряд бредет вниз. Частые шаги женщин и
тяжелая походка мужчин проследовали мимо моей двери, причем на слова,
сказанные кем-то вполголоса, раздался взрыв смеха.
собрались в полном составе. Я плыл на корабле с темной историей и
подозрительным капитаном, ожидая должных случиться событий, ради цели
неясной и начинающей оборачиваться голосом чувства, так же странного при
этих обстоятельствах, как ревнивое желание разобрать, о чем шепчутся за
стеной.
что Гез сохранит в распутстве своем, по крайней мере, возможную
элегантность, - так я думал по некоторым его личным чертам; но поведение
Геза заставило ожидать худших вещей, а потому я утвердился в намерении
совершенно уединиться. Сильнее всего мучила меня мысль, что, выходя на
палубу днем, я рисковал, против воли, быть втянутым в удалую компанию. Мне
оставались - раннее, еще дремотное утро и глухая ночь.
глуше; я слышал, как под окрики Бутлера ставят паруса, делаются
приготовления плыть далее. Брашпиль начал выворачивать якорь, и
погромыхивающий треск якорной цепи некоторое время был главным звуком на
корабле. Наконец произвели поворот. Я видел, как черный, в огнях, берег
уходит влево и океан расстилает чистый горизонт, озаренный закатом. Смотря в
иллюминатор, я по движению волн, плывущих на меня, но отходящих по борту
дальше, назад, минуя окно, заметил, что "Бегущая" идет довольно быстро.
Синкрайт. По коридору промчался Гораций, бренча посудой. Затем я слышал, как
его распекала. После того неожиданно у моей двери раздались шаги, и
подошедший стукнул. Я немедленно открыл дверь.
настроения. Когда дверь открылась, - из салона, сквозь громкий разговор,
послышалось треньканье гитар.
поклонился.
досадой, - но скажите также, что я отказываюсь.
все мы будем очень огорчены.
начал писать Лерху, рассчитывая послать это письмо при первой остановке. Я
хотел иметь крупную сумму.
разрешения, в каюту вступил Гез.
Глава XV
всякий, если хозяева делаются бесцеремонными.
дико противоречила пьяная судорога лица. Он был тяжело, головокружительно
пьян. Подойдя так близко, что я, встав, отодвинулся, опасаясь неустойчивости
его тела, Гез оперся правой рукой о стол, а левой подбоченился. Он нервно
дышал, стараясь стоять прямо, и сохранял равновесие при качке тем, что
сгибал и распрямлял колено. На мою занятость письмом Гез даже не обратил
внимания.
как его острый, холодный взгляд безучастного к этой фразе лица внимательно
изучал меня. - Я намерен установить простые, дружеские отношения. Нет смысла
жить врознь.
передал вам мой ответ.
Бросьте это! Я знаю, что вы сердитесь на меня, но всякая ссора должна иметь
конец. У нас очень весело.
ярости; я не хотел поддаться гневу, но видел, что вынужден положить конец
дерзкому вторжению, оборвать сцену, начинающую делать меня дураком в моих
собственных глазах. - Капитан Гез, я прошу вас навсегда забыть обо мне как о
компаньоне по увеселениям. Ваше времяпрепровождение для вас имеет, надо
думать, и смысл и оправдание; более я не могу позволить себе рассуждать о
ваших поступках. Вы хозяин, и вы у себя. Но я тоже свободный человек, и если
вам это не совсем понятно, я берусь повторить свое утверждение и доказать,
что я прав.
позу, не шелохнулся, лишь стал еще бледнее, чем был. Откровенная, неистовая
ненависть светилась в его глазах. Он вздохнул и засунул руки в карманы.
Вы выказали мне презрение, и я вас предупреждаю, что оно попало туда, куда
вы метили. Этого я вам не прощу. Теперь я хочу знать: как вы представляете
Контровский Владимир
Никитин Юрий
Максимов Альберт
Круз Андрей
Пехов Алексей
Афанасьев Роман