Чтение 12–й страницы книги ~Виконт де Бражелон или десять лет спустя~

веселье и на скуку этого празднества. Он, как философ, - а все старые
солдаты философы, - казалось, больше ощущал скуку, чем веселье праздни-
ка; но он примирялся с первою и легко обходился без второго.

Он стоял, прислонясь к резной двери, когда печальный и утомленный
взгляд короля встретился с его взглядом.

Вероятно, не в первый раз глаза офицера встречались с глазами короля.
Офицер знал их выражение и читал затаенную в них мысль; едва взглянув на
Людовика XIV, он прочел на лице его все, что происходило в его душе, по-
нял томившую его скуку, его робкое желание уйти в почувствовал, что надо
оказать королю услугу, хотя од и не просит ее, даже против его воли.
Смело, как будто командуя отрядом кавалерии во время сражения, офицер
громко приказал:

- Конвой его величества!

Слова его произвели действие громового удара и заглушили оркестр,
хор, разговоры и шум шагов; кардинал и королева удивленно взглянули на
короля.

Людовик XIV побледнел, но, увидев, что офицер мушкетеров угадал его
мысль и выразил ее в отданном приказе, решительно встал и направился к
двери.

- Вы уходите, сын мой? - спросила королева, в то время как Мазарини
спрашивал короля только взглядом, который мог бы показаться ласковым,
если бы не был так проницателен.

- Да, ваше величество, - отвечал Людовик XIV, - я чувствую усталость
и, кроме того, собираюсь сегодня вечером писать.

Улыбка промелькнула на губах министра; он отпустил короля, кивнув го-
ловой.

Герцог и герцогиня поспешили отдать приказания служителям, которые
тотчас явились.

Король поклонился и прошел через залу к дверям.

У дверей двадцать мушкетеров, построенные в две шеренги, ожидали его
величество. В конце шеренги стоял офицер, бесстрастный, с обнаженной
шпагою.

Король прошел, и толпа поднялась на цыпочки, чтобы еще раз увидеть
его.

Первые десять мушкетеров, отстраняя толпу в передней и на ступеньках
лестницы, расчищали путь королю. Другой десяток окружил его величество и
герцога, который пожелал проводить короля. Сзади шли слуги. Этот не-
большой кортеж следовал с королем до отведенных ему покоев.

Эти самые покои занимал король Генрих III, когда жил в Блуаском зам-
ке.

Герцог отдал приказание. Мушкетеры, под предводительством офицера,
вошли в узкий коридор, который вел из одного флигеля замка в другой.

Вход в коридор был из маленькой квадратной передней, темной даже в
самые солнечные дни.

Герцог остановил Людовика XIV.

- Вы проходите, государь, - сказал он, - по тому самому месту, где
герцог Гиз получил первый удар кинжалом.

Король, мало знакомый с историей, слышал об этом событии, но не знал
никаких подробностей.

- А! - прошептал он, вздрогнув, и остановился. Шедшие впереди и поза-
ди него тоже остановились.

- Герцог Гиз, - продолжал Гастон Орлеанский, - стоял почти на том
месте, где сейчас стою я; он шел в том же направлении, как вы; господин
де Луань стоял там, где стоит лейтенант ваших мушкетеров. Господин де
Сен-Малин и свита его величества были позади и вокруг него. Тут-то и по-
разили его.

Король повернулся к своему офицеру и увидал тень, скользнувшую по его
мужественному и смелому лицу.

- Да, в спину, - проговорил лейтенант с жестом величайшего презрения.

И он хотел двинуться дальше, как будто ему было неприятно находиться
среди этих стен, куда в прежнее время прокралась измена.

Но король, видимо, желавший узнать все, хотел еще раз осмотреть это
мрачное место.

Герцог понял племянника.

- Посмотрите, ваше величество, - взял он факел из рук Сен-Реми, - вот
место, где Гиз упал. Тут стояла кровать. Он оборвал занавески, схватив-
шись за них при падении.

- Почему паркет в этом месте неровный? - спросил Людовик XIV.

- Потому, что здесь текла его кровь, - отвечал герцог. - Она впита-
лась в дуб, и, только соскоблив паркет, удалось ее отчистить, - прибавил
герцог, поднося факел к паркету, - но, несмотря на все усилия, осталось
темное пятно.

Людовик XIV поднял голову. Быть может, он вспомнил о тех кровавых
следах, на которые ему когда-то указывали в Лувре: это были следы крови
Кончини, пролитой его отцом при подобных же обстоятельствах.

- Пойдемте, - попросил он.

Кортеж тотчас же двинулся вперед: волнение придало голосу юного мо-
нарха непривычную властность.

Когда дошли до назначенных королю покоев, к которым можно было пройти
и по узкому коридору, и по парадной лестнице со двора, герцог Орлеанский
сказал:

- Располагайтесь в этих комнатах, ваше величество, хотя они и недос-
тойны вас.

- Дядюшка, - отвечал король, - благодарю вас за ваше сердечное гос-
теприимство.

Уходя, герцог поклонился племяннику. Король обнял его.

Из двадцати мушкетеров, сопровождавших короля, десять довели герцога
до парадных зал, которые все еще были полны народа, несмотря на уход Лю-
довика.

Остальные десять мушкетеров были расставлены офицером на разных пос-
тах. Офицер самолично в пять минут осмотрел все окружающее холодным и
твердым взглядом, далеко не всегда вырабатываемым привычкой: твердость
взгляда - признак таланта.

Проверив посты, он устроился в передней, где нашел огромное кресло,
лампу, вино, воду и ломоть черствого хлеба.

Он прибавил света, выпил полстакана вина, усмехнулся, выразительно
скривив губы, сел в кресло и приготовился заснуть.

ГДЕ НЕЗНАКОМЕЦ ИЗ "ГОСТИНИЦЫ МЕДИЧИ" ОТКРЫВАЕТ СВОЕ ИНКОГНИТО

Офицер, как будто собиравшийся спать, несмотря на наружную беспеч-
ность, чувствовал на себе тяжелую ответственность.

Как лейтенант королевских мушкетеров, он командовал всей ротой, при-
бывшей из Парижа, а она состояла из ста двадцати человек; за вычетом
двадцати, о которых мы упомянули, остальные сто охраняли королеву и осо-
бенно кардинала.

Джулио Мазарини скупился на оплату издержек своих телохранителей; по-
этому он пользовался королевскими, и пользовался очень широко, беря на
свою долю пятьдесят человек; это обстоятельство показалось бы очень неп-
риличным всякому, кто не был знаком с обычаями тогдашнего двора.

Не менее неприличным и даже странным показалось бы и то, что комнаты,
предназначенные для Мазарини, были ярко освещены и полны движения. Муш-
кетеры стояли на часах у каждой двери, никого не пропуская, кроме
курьеров, которые следовали за кардиналом для его переписки даже во вре-
мя путешествия.

Двадцать мушкетеров охраняли вдовствующую королеву; остальные трид-
цать отдыхали, чтобы сменить дежурных на следующее утро.

В той половине, которая была отведена королю, напротив, царили мрак,
молчание, пустота. Когда закрыли двери, ничто более не напоминало о пре-
бывании короля. Все слуги мало-помалу разошлись. Герцог прислал спро-
сить, не нужно ли чего-нибудь его величеству; и после краткого "нет",
сказанного лейтенантом, который привык к такому вопросу и ответу, все
погрузилось в сон на королевской половине, как в доме обыкновенного го-
рожанина.

Однако из королевских окон легко можно было слышать праздничную музы-
ку и видеть ярко освещенные окна залы.

Пробыв минут десять в своей комнате, Людовик XIV заметил по более
усиленному, чем при его уходе, движению, что кардинал тоже удаляется на
покой; его провожала большая толпа кавалеров и дам.

Кардинал прошел по двору в сопровождении герцога который сам светил
ему. Потом прошла королева; ее вела под руку герцогиня, и обе разговари-
вали вполголоса, как старинные приятельницы.

За ними парами шли придворные дамы, пажи, слуги весь двор осветился,
как при пожаре, мерцающими блесками. Потом шум шагов и голосов замер в
верхний этажах замка.

Никто не думал о короле, который облокотился у окна и печально слу-
шал, как утихал весь этот шум: никто, кроме незнакомца из "Гостиницы Ме-
дичи", который вышел на улицу, завернувшись в свой черный плащ.

Он направился прямо к замку и с задумчивым видом стал прохаживаться
около дворца, смешавшись с любопытными; видя, что никто не стережет
главных ворота, потому что солдаты герцога братались с королевскими и
вместе пили до устали, или, лучше сказать, без устали, незнакомец проб-
рался сквозь толпу, пересек двор и ступил на лестницу, которая вела к
кардиналу.

Вероятно, он пошел в эту сторону потому, что видел блеск огней и су-
етню пажей и слуг.

Но его тотчас остановили щелканье мушкета и окрик часового.

- Куда идете, приятель? - спросил часовой.