Чтение 12–й страницы книги ~Королева Марго~

- Вы господин де Ла Моль? - спросила она.

- Да, ваше величество. Боже мой! Откуда мне такое счастье, что вашему
величеству известно мое имя?

- Я слышала, как его упоминали и король, мой муж, и герцог Алансонский,
мой брат. Я знаю, что вас ждут.

Королева спрятала за свой тугой от вышивок и алмазов корсаж письмо,
только что лежавшее на груди молодого человека и еще хранившее ее тепло. Ла
Моль жадно следил за каждым движением Маргариты.

- Теперь, сударь, - сказала она, - спуститесь в нижнюю галерею и ждите
там, пока за вами не придут от короля Наваррского или от герцога
Алансонского. Один из моих пажей проводит вас.

С этими словами Маргарита пошла своей дорогой. Ла Моль посторонился, но
коридор был так узок, а фижмы королевы Наваррской так широки, что ее
шелковое платье коснулось одежды молодого человека, и в то же время аромат
духов наполнил пространство, где она прошла.

Ла Моль вздрогнул всем телом и, чувствуя, что сейчас упадет, прислонился
к стене.

Маргарита исчезла, как видение.

- Сударь, вы идете? - спросил паж, которому было приказано проводить Ла
Моля в нижнюю галерею.

- Да, да! - восторженно воскликнул Ла Моль, видя, что юноша указывает
туда, куда удалилась Маргарита: он надеялся догнать ее и увидеть еще раз.

В самом деле, выйдя на лестницу, он заметил королеву, уже спустившуюся в
нижний этаж; случайно или на звук шагов Маргарита подняла голову, и он
увидел ее снова.

- О, это не простая смертная, это богиня, - следуя за пажом, прошептал Ла
Моль, - как сказал Вергилий Марон: "Et vera incessu patuit dea" <Настоящую
богиню видно по походке (лат.).>.

- Что же вы? - спросил юный паж.

- Иду, иду, простите, - отвечал Ла Моль. Паж прошел вперед, спустился
этажом ниже, отворил одну дверь, потом другую и остановился на пороге.

- Подождите здесь, - сказал он.

Ла Моль вошел в галерею, и дверь за ним затворилась.

Галерея пустовала, только какой-то дворянин прогуливался взад и вперед и,
видимо, тоже кого-то поджидал.

Вечерние тени, спускаясь с высоких сводов, окутывали все предметы таким
густым мраком, что молодые люди на расстоянии двадцати шагов не могли
разглядеть один другого.

Ла Моль пошел навстречу этому дворянину.

- Господи помилуй! - подойдя к нему совсем близко, тихо сказал он, - ведь
это граф де Коконнас.

Пьемонтец обернулся на шум шагов и стал разглядывать Ла Моля с неменьшим
изумлением.

- Черт меня побери, если это не господин де Ла Моль! - вскричал он. -
Тьфу, что я делаю?! Ругаюсь в доме короля! А впрочем, сам король ругается,
пожалуй, еще похлеще, и даже в церкви. Итак, мы оба в Лувре?

- Как видите; вас провел господин Бэм?

- Да! Очаровательный немец этот господин Бэм. А кто провел вас?

- Господин де Муи... Я ведь говорил вам, что гугеноты тоже немало значат
при дворе... Что ж, повидались вы с герцогом де Гизом?

- Еще нет... А вы получили аудиенцию у короля Наваррского?

- Нет, но скоро получу. Меня привели сюда и попросили подождать.

- Вот увидите: нас ждет роскошный ужин, и на этом пиршестве мы окажемся
рядом. А случай и в самом деле странный! В течение двух часов судьба все
время сводит нас... Но что с вами? Вы как будто чем-то озабочены?

- Кто, я? - вздрогнув, спросил Ла Моль, все еще словно завороженный
видением, представшим передним. - Нет, я не озабочен, но самое место, где мы
находимся, вызывает у меня целый рой мыслей.

- Философических размышлений, не так ли? И у меня тоже. Как раз когда вы
вошли, мне вспомнились уроки моего наставника. Граф, вы читали Плутарха?

- Еще бы! - с улыбкой отвечал Ла Моль. - Это один из самых любимых моих
авторов.

- Так вот, - серьезно продолжал Коконнас, - по-моему, этот великий
человек не ошибся, сравнивая наши природные способности с ослепительно
яркими, но увядающими цветами и видя в добродетели растение бальзамическое,
с невыдыхающимся ароматом и представляющее собой лучшее лекарство от ран.

- А разве вы знаете греческий, господин де Коконнас? - спросил Ла Моль,
пристально глядя на собеседника.

- Я-то не знаю, но мой наставник знал и усиленно советовал мне побольше
рассуждать о добродетели, если я буду при дворе. Это, говаривал он,
производит прекрасное впечатление. Так что, предупреждаю вас, - по этой
части я собаку съел. Кстати, вы не проголодались?

- Нет.

- А мне казалось, что в "Путеводной звезде" вас очень соблазняла курица
на вертеле. Ну, а я умираю с голоду.

- Вот вам, господин де Коконнас, отличный случай применить к делу ваши
доводы в защиту добродетели и доказать преклонение перед Плутархом, ибо этот
великий писатель говорит в одном месте: "Полезно упражнять душу горем, а
желудок - голодом" - Рrероn esti ten men psuchen odune, ton de gastera limo
askeyn".

- Вот как! Вы, стало быть, знаете греческий? - с изумлением воскликнул
Коконнас.

- Честное слово, знаю! - ответил Ла Моль. - Меня мой наставник выучил.

- Черт побери! Ваша карьера обеспечена, граф: с королем Карлом вы будете
сочинять стихи, а с королевой Маргаритой говорить по-гречески.

- Не считая того, что я могу говорить по-гасконски с королем Наваррским,
- со смехом добавил Ла Моль.

В эту минуту в конце галереи, ведущей к покоям короля, отворилась дверь,
раздались шаги, и из темноты стала приближаться тень. Тень приняла очертания
человеческого тела, а тело принадлежало командиру стражи - господину Бэму.

Он посмотрел в упор на молодых людей, чтобы узнать своего, и жестом
пригласил Коконнаса следовать за собой.

Коконнас помахал Ла Молю рукой.

Бэм провел Коконнаса до конца галереи, отворил дверь, и они очутились на
верхней ступеньке лестницы. Тут Бэм остановился, огляделся и спросил:

- Каспатин де Гогоннас, фы где шивет?

- В гостинице "Путеводная звезда", на улице Арбр-сек.

- Карошо, карошо! Эта два шаг от сдесь.., идить скоро-скоро фаш гостиниц.
Ф этот ночь... Он снова огляделся.

- Так что же в эту ночь? - спросил Коконнас.

- Так ф этот ночь, - ответил он шепотом, - фы ходить сюда с белый крест
на фаш шляпа. Пароль для пропуск пудет - "Гиз". Те! Ни звук!

- А в котором часу должен я прийти?

- Когта фы услышить напат.

- Напат? - переспросил Коконнас.

- Напат, напат: пум! пум! пум!..

- А-а, набат!

- Я так и скасал.

- Хорошо, приду, - ответил Коконнас и, поклонившись Бэму, отправился
восвояси, втихомолку рассуждая сам с собой:

"Что все это значит и какого черта будут бить в набат? Э, да не все ли
равно! Я остаюсь при своем: этот господин Бэм - очаровательный немец. А не
подождать ли мне графа де Ла Моля? Да нет, не стоит: он, может быть,
останется ужинать у короля Наваррского".

Коконнас пошел прямо на улицу Арбр-сек, куда его как магнитом притягивала
вывеска "Путеводной звезды".

В это самое время в галерее отворилась другая дверь, со стороны покоев
короля Наваррского, и к Ла Молю подошел паж.

- Вы - граф де Ла Моль? - спросил он.

- Он самый.

- Где вы живете?

- На улице Арбр-сек, в "Путеводной звезде".

- Отлично, это в двух шагах от Лувра. Слушайте! Его величество приказал
передать вам, что сейчас он не может вас принять, но очень может быть, что
пошлет за вами ночью. Во всяком случае, если завтра утром вы не получите от
него никаких известий, приходите сюда, в Лувр.

- А если часовой меня не пропустит?

- Ах да, верно... Пароль - "Наварра". Скажите это слово, и перед вами
отворятся все двери.

- Благодарю вас!

- Подождите, сударь: мне приказано проводить вас до ворот, чтобы вы не
заблудились в Лувре.

"Да! А как же Коконнас? - выйдя из дворца, подумал Ла Моль. - Впрочем, он
поужинает у герцога де Гиза".

Но первый, кого он увидел у Ла Юрьера, был Коконнас, уже сидевший за
столом перед огромной яичницей с салом.

- Э-э! Мне сдается, что вы так же пообедали у короля Наваррского, как я
поужинал у герцога де Гиза! - с хохотом сказал Коконнас.

- По чести говоря, так!

- И вы проголодались?

- Еще бы!

- Несмотря на Плутарха?

- Граф, у Плутарха есть и другое изречение, а именно:

"Имущий должен делиться с неимущим", - со смехом отвечал Ла Моль. - Итак,
из любви к Плутарху разделите со мной вашу яичницу, и за трапезой мы
побеседуем о добродетели.

- Э, нет, - ответил Коконнас, - честное слово, такого рода беседы хороши
в Лувре, когда боишься, что тебя слышат, и когда у тебя в желудке пусто.
Садитесь и давайте ужинать.

- Теперь и я окончательно убедился, что судьба связала нас неразрывно. Вы