словно издалека. Это были уже полумертвые существа, попросту мешки с
костями, в которых жизнь едва теплилась. На остановках они раньше, чем
их распрягут, падали без сил тут же, у дороги; и казалось, что последняя
искорка жизни в них угасла. Когда же на них обрушивались удары дубинки
или бича, эта искра чуть-чуть разгоралась, и они, с трудом поднявшись,
брели дальше.
вольвера у Хэла больше не было, и он прикончил Билли ударом топора по
голове, затем снял с трупа упряжь и оттащил его в сторону от дороги. Бэк
все это видел, и другие собаки видели, и все они понимали, что то же са-
мое очень скоро будет с ними. На другой день околела "Куна, и осталось
их теперь только пятеро: Джо, такой замученный, что не мог уже даже ог-
рызаться, Пайк, хромающий калека, который утратил всю свою хитрость и
плутоватость, одноглазый Соллекс, все еще преданный делу и затосковавший
оттого, что у него уже не хватало сил тащить нарты. Тик, который никогда
еще не ходил так далеко, как этой зимой, и которого били чаще и сильнее,
потому что он был самый неопытный из всех, и Бэк, все еще занимавший
место вожака, но уже неспособный поддерживать дисциплину и не пытавшийся
даже это делать. От слабости он брел, как слепой, и, различая все словно
сквозь туман, не сбивался с тропы только потому, что ноги привычно нащу-
пывали дорогу.
день, солнце вставало раньше и позже уходило на покой. В три часа уже
светало, а сумерки наступали только в девять часов вечера. И весь долгий
день ослепительно сияло солнце. Призрачное безмолвие зимы сменилось ве-
сенним шумом пробуждавшейся жизни. Заговорила вся земля, полная радости
возрождения; все, что в долгие месяцы морозов было недвижимо, как мерт-
вое, теперь ожило и пришло в движение. В соснах поднимался сок. На ивах
и осинах распускались почки. Кусты одевались свежей зеленью. По ночам
уже трещали сверчки, а днем копошилось, греясь на солнышке, все, что
ползает и бегает по земле. В лесах перекликались куропатки, стучали дят-
лы, болтали белки, заливались певчие птицы, а высоко в небе кричали ле-
тевшие косяками с юга дикие гуси, рассекая крыльями воздух.
родников. Все кругом оттаивало, шумело, качалось под весенним ветром,
спешило жить. Юкон стремился прорвать сковывавший его ледяной покров. Он
размывал лед снизу, а сверху его растапливало солнце. Образовались по-
лыньи, все шире расползались трещины во льду, и уже тонкие пласты его,
отколовшись, уходили в воду. А среди всего этого разлива весны, бурного
биения и трепета просыпающейся жизни, под слепящим солнцем и лаской
вздыхающего ветра, брели, словно навстречу смерти, двое мужчин, женщина
и собаки.
Хэл ругался в бессильной ярости, в слезящихся глазах Чарльза застыла пе-
чаль.
только остановили нарты, собаки свалились, как мертвые. Мерседес, утирая
слезы, смотрела на Джона Торнтона. Чарльз присел на бревно отдохнуть.
Садился он с трудом, очень медленно - тело у него словно одеревенело.
из березового полена. Он слушал, не отрываясь от работы, и лишь время от
времени вставлял односложную реплику или давал столь же лаконичный совет
- только тогда, когда его спрашивали: он знал эту породу людей и не сом-
невался, что советы его не будут выполнены.
товали не идти дальше, - сказал Хэл в ответ на предостережение Торнтона,
что идти сейчас по льду рискованно. - Уверяли, что нам уже не добраться
до Белой реки, - а вот добрались же!
тронуться с минуты на минуту. Разве только дурак рискнет идти сейчас че-
рез реку - дуракам, известно, везет. А я вам прямо говорю: я не стал бы
рисковать жизнью и не двинулся бы по этому льду даже за все золото Аляс-
ки.
дальше, к Доусону. - Он взмахнул бичом. - Вставай, Бэк! Ну! Вставай, те-
бе говорят! Марш вперед!
масбродов от сумасбродств. И в конце концов в мире ничего не изменится,
если станет двумя-тремя дураками меньше.
кого состояния, что поднять их можно было только побоями. Бич засвистал
тут и там, делая свое жестокое дело. Джон Торнтон сжал зубы. Первым с
трудом поднялся Соллекс. За ним Тик, а за Тиком, визжа от боли, Джо.
Пайк делал мучительные усилия встать. Приподнявшись на передних лапах,
он упал раз, упал другой и только в третий ему наконец удалось встать. А
Бэк даже и не пытался. Он лежал неподвижно там, где упал. Бич раз за ра-
зом впивался ему в тело, а он не визжал и не сопротивлялся. Торнтон нес-
колько раз как будто порывался что-то сказать, но молчал. В его глазах
стояли слезы. Хэл продолжал хлестать Бэка. Торнтон встал, в нерешимости
заходил взад и вперед.
чтобы привести Хэла в ярость. Он бросил бич и схватил дубинку. Но и град
новых, еще более тяжелых ударов не поднял Бэка на ноги. Он, как и другие
собаки, мог бы еще через силу встать, но в отличие от них сознательно не
хотел подниматься. У него было смутное предчувствие надвигающейся гибе-
ли. Это чувство обреченности родилось еще тогда, когда он тащил нарты на
берег, и с тех пор не оставляло Бэка. Целый день он ощущал под ногами
тонкий и уже хрупкий лед и словно чуял близкую беду там, впереди, куда
сейчас снова гнал его хозяин. И он не хотел вставать. Он так исстрадался
и до того дошел, что почти не чувствовал боли от ударов. А они продолжа-
ли сыпаться, и последняя искра жизни уже угасала в нем. Бэк умирал. Он
чувствовал какое-то странное оцепенение во всем теле. Ощущение боли ис-
чезло, он только смутно сознавал, что его бьют, и словно издалека слышал
удары дубины по телу. Но, казалось, это тело не его и все это происходит
где-то вдалеке.
криком, похожим больше на крик животного, кинулся на человека с дубин-
кой. Хэл повалился навзничь, словно его придавило подрубленное дерево.
Мерседес взвизгнула. Чарльз смотрел на эту сцену все с той же застывшей
печалью во взгляде, утирая слезящиеся глаза, но не вставал, потому что
тело у него словно одеревенело.
нем гнев мешал ему говорить.
нец, задыхаясь.
райся, иначе я уложу тебя на месте. Мы идем в Доусон!
"убраться". Хэл выхватил изза пояса свой длинный, охотничий нож. Мерсе-
дес вопила, плакала, хохотала, словом, была в настоящей истерике. Торн-
тон ударил Хэла топорищем по пальцам и вышиб у него нож. Хэл попытался
поднять нож с земли, но получил второй удар по пальцам. Потом Торнтон
нагнулся, сам поднял нож и разрезал на Бэке постромки.
сестрой, которая свалилась ему на руки, вернее на плечи, и он рассудил,
что Бэк им ни к чему - все равно издыхает и тащить сани не сможет.
Бэк услышал шум отъезжающих нарт и поднял голову. На его месте во главе
упряжки шел Пайк, коренником был Соллекс, а между ними впряжены Джо и
Тик. Все они хромали и спотыкались. На нартах поверх клади восседала
Мерседес, а Хэл шел впереди, у поворотного шеста. Позади плелся Чарльз.
своими жесткими руками бережно ощупывал его, проверяя, не сломана ли ка-
кая-нибудь кость. Он убедился, что пес Только сильно избит и страшно ис-
тощен голодовкой. Тем временем нарты уже отъехали на четверть мили. Че-
ловек и собака наблюдали, как они ползли по льду. Вдруг на их глазах за-
док нарт опустился, словно нырнув в яму, а шест взвился в воздух вместе
с ухватившимся за него Хэлом. Донесся вопль Мерседес. Затем Бэк и Торн-
тон увидели, как Чарльз повернулся и хотел бежать к берегу, но тут весь
участок льда под ними осел, и все скрылось под водой - и люди и собаки.
На этом месте зияла огромная полынья. Ледяная дорога рушилась.
поудобнее на стоянке и оставили тут, пока не поправится, а сами ушли
вверх по реке заготовлять бревна, которые они сплавляли в Доусон Торнтон
еще немного хромал в то время, когда спас Бэка, но с наступлением теплой
погоды и эта легкая хромота прошла А Бэк все долгие весенние дни лежал
на берегу, лениво смотрел, как течет река, слушал пение птиц, гомон вес-
ны, и силы постепенно возвращались к нему.
в то время как заживали раны, крепли мускулы, а кости снова обрастали
мясом, Бэк все больше и больше разленивался. Впрочем, тут все бездельни-
чали - не только Бэк, но и сам Торнтон, и Скит, и Ниг - в ожидании, ког-
Пехов Алексей
Посняков Андрей
Жюль Верн
Прозоров Александр
Белогорский Евгений
Шилова Юлия