чтобы человек так быстро передвигался собственными силами, без мотора.
Медведь преследовал Петю, едва не наступая ему на пятки, но, когда ребята
выскочили с карабинами, его и след простыл: медведь, видимо, тоже был не без
образования...
воспоминаний у камина продолжается. Я слушаю и смотрю на Сергея. За неделю
пурги я сблизился с ним, и мне приятно его общество. Художник наверняка
заинтересовался бы его выразительным лицом. Высокий, худой, широкоплечий,
слегка сгорбленный парень -- это еще ни о чем не говорит.
впалые щеки, большой горбатый нос, серо-голубые, выпуклые и усталые глаза,
всклокоченные короткие волосы -- асимметричное лицо безразличного к своей
внешности человека. Но вот Сергей начинает говорить, глаза его теплеют от
иронии и вместе с хорошей, открытой улыбкой сразу делают лицо
привлекательным, даже красивым. И ты вдруг обнаруживаешь, что Сергей умен,
что за его внешней простотой и покладистостью скрывается трудный и
бескомпромиссный характер ершистого и сильного человека.
поговорки: "От добра добра не ищут". Десять последних лет -- а всего ему 29
-- Сергей, кажется, только и делал, что бегал от добра. Сын известного
хирурга, он мог жить так, как живут многие не знавшие нужды дети
обеспеченных родителей: закончить школу, институт и пробивать себе дорогу,
пустив вперед отца -- вместо бульдозера. Поначалу все шло по этому
проверенному шаблону. Но есть характеры, которые не выносят однообразия
слишком прямых дорог и ясных перспектив. Есть люди, которым достаточно одной
вспышки, чтобы они перевернули вверх дном свой быт, разорвали сложившиеся
связи и очертя голову бросились в жизненный омут. Из таких людей часто
выходят путешественники, изобретатели вечных двигателей, писатели, капитаны
дальнего плавания, бродяги и блестящие рассказчики -- что из кого получится.
Наверное, дорога эта самая трудная и самая интересная, она вся вымощена
сомнениями, шатаниями и зигзагами. В такой период люди не умеют ни
приспосабливаться к жизни, ни приспосабливать жизнь к себе. Они выбирают
третий путь: бурно живут, меняя годы на опыт.
институт, чтобы стать кузнецом-штамповщиком на заводе, оператором на
локаторе, декоратором в Большом театре и механиком на ускорителе -- и потому
что хотелось потереться до крови об острые грани жизни, увидеть, пощупать
своими руками, испытать неизведанные ранее ощущения. И эта разбросанность,
ставшее системой взглядов отсутствие всякой системы привели его на Север, на
котором Сергей с перерывами уже пять лет. Он работал на Новой Земле
метеорологом, механиком, аэрологом, попал с упряжкой в пургу, зарылся в снег
на трое суток и пристрелил двух собак, чтобы спасти жизнь остальным. Он
блуждал по тундре, убил нескольких медведей (в порядке самозащиты -- к
сведению Ивана Акимовича Шакина), голодал, отъедался и не раз был на той
шаткой грани, которая отделяет жизнь от смерти. Тяжело больной, он почти
полгода лечился в Москве, перенес несколько операций, затем вновь ушел в
Арктику, снова вернулся и еще раз ушел -- на остров Врангеля.
хватать многим: и больничному доктору, по звонку которой добровольный
истопник Чернышев ночью, в пургу побежит топить печки; и поварихам, которым
Сергей всегда притащит со склада мешок муки и напилит сколько надо брусков,
снега для воды; и друзьям, которым по душе острый ум, начитанность и сарказм
старосты холостяцкой комнаты.
Потому что этот с виду холодный, спокойно ироничный парень может обжечь, как
крутой кипяток, ибо годы скитаний научили Сергея чему угодно, кроме
примиренческого отношения к интригам и несправедливости.
стреляют по воробьям. На наших глазах бороздят небо сотни самолетов, до
отказа нагруженных воздухом; исполинские краны сооружаются там, где нечего
делать автопогрузчикам, а доктора физико-математических наук вместе со
своими студентами отправляются в подшефный колхоз спасать картошку (один
профессор подсчитал, что каждый вырытый им мешок картошки обходится
государству в пятьдесят рублей). А мы лишь отдельными и достаточно
беспомощными репликами фельетонистов реагируем на вред, который приносит
стране эта бессмысленная растрата общественного труда, отсутствие умения --
а часто и желания -- взять от каждого по его способностям. Мне легче всего
было бы разразиться громом рукоплесканий по поводу того, что Чернышев
променял электронику и бионику, которыми он бредит в полярную ночь, на
рядовую техническую работу специалиста со средним образованием. Но ведь эта
работа требует от Сергея ничтожной отдачи -- коэффициент полезного действия
не превышает 10-- 15 процентов. И поэтому, отдавая дань уважения его трудной
судьбе, я искренне желаю Сергею вновь заняться наукой. А своему любимому
Северу он принесет куда больше пользы, будучи инженером и ученым, нежели
регистратором полярных сияний.
свете, вспоминая Москву, которой москвичу, где бы он ни был, всегда так не
хватает. Я поглядывал в окно; пурга вела себя как необъезженный жеребец:
спрячешься, сделаешь вид, что не смотришь, -- успокаивается,подходишьпоближе
-- взбрыкивает копытом. До первого января оставалась лишь одна неделя, и
Сергей советовал мне смириться с тем, что новый, 1967 год я буду встречать
на полярной станции. А чтобы я не очень переживал из-за лопнувших планов,
Сергей подарил мне полуметровый клык моржа, одно из лучших ныне украшений
моей квартиры. Я говорю "одно из лучших" потому, что о главном сувенире,
добытом в Арктике, расскажу во второй половине полярных былей.
Жинжило. Он попросил у меня командировочное удостоверение и проставил
выбытие сегодняшним числом.
взвалив на плечи мой рюкзак, проводил меня на гору. Мы распрощались, а
минуту спустя грохочущий вездеход мчал меня по тундре сквозь гаснущую пургу.
В последних конвульсиях содрогался ветер, мелькали врытые в землю бочки,
обозначавшие дорогу на Сомнительную, а я думал о Сереже Чернышеве, о людях,
которые надолго еще останутся в этом суровом краю.;
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ. О ПОЛЬЗЕ БЕЛЬЕВЫХ ВЕРЕВОК *
встретили, как национального героя. Амундсена тоже носили на руках так
долго, что он едва ли не разучился ходить. Челюскинцев буквально с ног до
головы засыпали цветами, а папанинцев чуть не разорвали на отдельные
сувениры.
встретит Москва? Где возникнет стихийный митинг-- в аэропорту или на
стадионе "Динамо" (вход по пригласительным билетам)? Но когда самолет пошел
на посадку, я вспомнил, что забыл дать телеграмму. И эта оплошность дорого
мне обошлась: лишь одна газета оперативно откликнулась на мое возвращение.
Тем дороже для меня эти скупые газетные строки: "После посадки самолета,
прибывшего рейсом Черский -- Москва, в очереди за такси возникла безобразная
свалка. Неопознанный гражданин, угрожая пассажирам огромной, странного вида
дубиной, вломился в машину и скрылся в неизвестном направлении".
моего путешествия, должен, однако, заметить, что в бочку меда попала ложка
дегтя. Репортер, этот славный малый, оказавшись в плену сенсаций --
известные путешественники возвращаются домой не каждый день! -- исказил
важную деталь. Во-первых, я никак не мог угрожать пассажирам "странного вида
дубиной", поскольку весила она побольше двух пудов. Видимо, репортера ввел в
заблуждение вопль прохожего, на ногу которого я непредумышленно уронил
указанный предмет. Во-вторых, репортер оскорбил во мне чувство прекрасного,
обозвав дубиной уникальный полутораметровый кусок бивня мамонта. Да,
товарищи, то был закругленный конец бивня мамонта, похожий на гигантский
бумеранг. Его подарил мне на прощанье бортрадист Володя Соколов, мой
великодушный и благородный друг.И теперь этот бивень висит на блестящей
собачьей цепи в моей квартире, как вечная угроза живущим ниже соседям,
которые вздрагивают от мысли, что рано или поздно он рухнет на пол со всеми.
падающими отсюдапоследствиями. А когда меня навещают друзья, они первым
делом подходят к бивню.
настоящей жизнерадостности. Подмигивая друг другу, они щупают бивень, с
застывающими улыбками осматривают окаменевшую кость, и лица их вытягиваются.
Недоверие, минуя промежуточные стадии, переходит в жгучую и черную зависть.
Это и есть моя высшая награда.
полярных былей и начал подумывать о второй. Куда отправиться на этот раз? О
полюсе я старался не думать: один раз опоздал, второй раз где-нибудь на
полпути застряну и вместо эпического материала привезу лишь сомнительный
авансовый отчет о командировке. После долгих размышлений я решил принять
приглашение друзей: вновь полетать по Чукотке и пожить на острове Врангеля.
Уговаривая себя, что это единственно правильное решение, я отправился на
почту -- дать ребятам телеграмму. Я шел рассеянно, с трудом, словно меня
что-то удерживало, не пускало.