Чтение 12–й страницы книги ~Свидание с Петербургом~

Софье. Та пожимала плечами: "Нравится, маменька, так и покупайте". Не таких
слов ждала она от невестки. Софья должна была восхититься, потом узнать
цену, потом порадоваться удаче, потом намекнуть -- а не без-умство ли это,
тратить деньги на безделицы, и наконец простить свек-ровь за любовь к
искусству. Равнодушие Софьи обижало, и Вера Константиновна
зареклась--полушки медной не тратить больше на красоту! Но через неделю она
попадала в посудную лавку и все на-чиналось сначала.

Словом, жизнь в семействе Корсаков была тихая, размеренная, и,
направляясь во флигель под кленами, Никита Оленев вполне пред-видел, как
трудно будет уговорить Софью поехать с ним на маскарад. Алеша аккуратно
писал другу, и в каждом письме непременно про-сил позаботиться о жене. Свою
заботу Никита видел не только в том, чтобы справиться о хозяйственных
заботах и предложить свою по-мощь, но и в необходимости развлечь Софью, если
представится слу-чай.

Бал-маскарад в зимнем дворце, что может быть восхитительнее! Там будут
петь итальянцы и представлять живые сцены, сама госуда-рыня, наследник и
великая княгиня предстанут перед публикой в маскарадных костюмах, весь
Петербург будет там, чтоб танцевать до утра.

Время от времени Никита опускал руку в карман и ощупывал
пригласительный билет, отпечатанный в Дрездене на атласной бумаге,
украшенный причудливым рисунком. Билет с великим трудом до-стала во дворце
Анастасия: Саша не забыл просьбы друга.

Сзади раздался гортанный крик, Никита поспешно отступил в сторону. На
мост выскочила карета, и Никита увидел в окошке лицо мужчины, показавшееся
ему знакомым. Встретившись с Никитой глазами, мужчина поспешно задернул
шторку, словно намереваясь скрыть от постороннего взгляда соседа в
треуголке.

Карета благополучно миновала мост, выскочила на мощенную деревянными
плашками мостовую, и вдруг -- крак! -- колесо попало в выбоину, здесь же,
как на грех, подвернулся камень. Если бы не мастерство кучера, карета
непременно завалилась бы набок. А здесь она каким-то чудом остановилась, и
только колесо, соскочив с оси, продолжало самостоятельно катиться, поспешая
к месту назначения.

"Ax", "ox", "тудыть тебя" и прочий набор междометий! Кучер поймал
колесо и застыл около кареты, почесывая затылок: одному, пожалуй, не
управиться.

Из кареты вышли двое, обругали кучера, но сдержанно, не по-русски, и
быстро пошли прочь от кареты. На ходу тот, что задерги-вал шторку,
оглянулся, и Никита его наконец узнал.

Дворянин, приехавший в Россию по делам купеческим,-- Ханс Леонард
Гольденберг. Это был первый иностранец, кому Никита оформлял паспорт, и,
конечно, он не запомнил бы Ханса, если бы обер-секретарь не торопил, прямо
бумагу из рук рвал -- скорей, дело важное. У Гольденберга была
запоминающаяся примета -- правая бровь рассечена шрамом и вздернута, словно
в усмешке.

Кучер, смачно ругаясь, ставил колесо, вокруг собрались зеваки. Спутника
Гольденберга, высокого красавца в подбитом мехом плаще и треуголке с
позументом, Никита раньше не видел. А почему, соб-ственно, красавца? Может,
у него нос длинный, как морковь, и косо-глазие -- что скажешь о человеке,
видя его только со спины? Но рост, посадка головы, походка -- все выдавало в
незнакомце породу.

Никита выпрямился, подобрав живот, изящным движением по-правил шляпу и,
копируя походку незнакомца, легко зашагал за ними вслед. Вот как нужно
ходить! Тогда хоть со спины, но каждый ска-жет -- вон красавец пошел...

Видимо, двум мужчинам показалось, что их преследуют. Они при-бавили
шаг, а потом резко свернули за угол.

Никита рассмеялся, позволил себе расслабиться и своей обычной походкой
вошел в калитку сада господина Луиджи.

Софья очень обрадовалась его приходу, потащила в детскую, на-казала
кухарке увеличить вдвое количество блюд к обеду -- у нас гость дорогой! --
но когда услышала про маскарад, категорически сказала -- нет. Никита
вздохнул и принялся уговаривать.

Софья слушала его, насупившись. Куда ехать, если у Николеньки горло
красное, а Лизанька с утра капризничает! И потом, с чего он взял, что она
жертвует собой ради дома? Жертва -- это когда на кос-тер идешь, когда во имя
высокого жизни не жалеешь, а отказ от всей этой мишуры -- бала, танцев --
помилуйте, это просто исполнение материнского долга.

Тогда Никита повернул разговор на боковую тропочку, как бы к Софье
отношения не имеющую.

-- Голубчик мой, Софья, пойми... Ты обяжешь меня на всю жизнь! Билет на
две персоны. Я не могу ехать во дворец без дамы!

С таинственным видом он начал намекать на некую интригу, в которой
Софья могла бы ему помочь, говорил, что она должна заме-нить на балу Алешку,
который уж точно никогда не отказал бы другу.

-- Но я замужняя дама, я не могу ехать во дворец с посторон-ним
мужчиной!

-- Это я-то посторонний?

-- Я никогда не была в императорском дворце. Я не представлена ко
двору!

-- Я тоже не был. Я тоже не представлен. Что из того? Маскарад не
признает условностей!

Дело решила Вера Константиновна. Она явилась в комнату, по-стояла в
дверях, слушая их перепалку, и сказала решительно:

-- Непременно надо ехать. Это такая удача -- билет во дворец. Если
Софья не поедет, бери, Никита-друг, меня. Уж я-то найду, чем заняться на
маскараде.-- Она вскинула голову и ушла на кухню сле-дить за кухаркой, чтоб
та не извела лишних продуктов.

-- А костюм?

Никита понял, что барьеры пали.

-- Через полчаса сюда приедут Сашка с Анастасией и привезут роскошный
костюм!

При упоминании о Белове Софья слегка нахмурилась. Нельзя сказать, чтобы
она недолюбливала Сашу, скорее просто стеснялась -- уж очень он был в себе
уверен и еще скрытен, еще напыщен, а потом эта дурацкая манера острить и все
осмеивать! Право, его насмешли-вость касалась до всего, он мог ерничать даже
по поводу детских болезней. А его отношения с Алешей... "Твоя приверженность
к рус-скому флоту просто смешна,-- так он говорил.-- Это безрассудст-во --
любить то, чего нет!" Алеша относился к подобным замечаниям со смехом, он
вообще прощал Саше любые слова и выходки, но Софья их прощать не хотела.

Другое дело -- его жена. Ее нельзя было назвать подругой, сли-шком они
были разные, да и виделись крайне редко, но Анастасия любила их флигелек,
часами могла слушать про детей, и Софья за-бывала, что она гордячка, что
приближена к государыне и ведет жизнь совершенно отличную от ее собственной.

Саша приехал один, был сух, официален, сказал, что Анастасии не удалось
вырваться из дворца и что она их там встретит. Нахму-ренное лицо его как
нельзя шло к чопорному испанскому костюму:

атласной, подбитой ватой куртке с неимоверно узкой -- не вздох-нуть --
талией и короткими штанами-трубками.

Костюм Никиты не имел названия, что-то средневековое, скажем, из
одеяния алхимиков: бархатный плащ, берет с длинными, подня-тыми вверх ушами
и черная маска-лорнет.

-- А повеселее ничего не было? -- спросил Никита, примеряя берет.

-- А чего тебе веселиться? -- недовольно пробурчал Саша.-- Ты
мизантроп, И попробуй подобрать костюм на твой рост? А в этом берете ты
похож на Эразма Роттердамского.

-- Такой же умный...-- Никита скорчил рожу в зеркале. Но Софья...
Приняв трепетными руками коробку с костюмом, она надолго исчезла из комнаты,
а потом появилась в чем-то красном, сверкающем, флорентийском или
венецианском. Голову ее украшал замысловато повязанный, прозрачный шарф с
ниспадающими на пле-чи концами, на висках туго, как пружинки, вились локоны.
Эта при-ческа делала ее похожей на одну из итальянских мадонн, а слабая
озабоченность больным горлом Николеньки и капризами Лизаньки и, конечно,
раскаяние, что она идет куда-то без мужа, выражались чуть заметной
складочкой меж бровей, делая ее строгой и по-царски неприступной,

-- Богиня! -- развел руками Никита.

-- Вам очень идет этот костюм,--согласился Саша, и в голосе его не было
ни тени насмешки, а только улыбка и восхищение.

Пестрая троица вышла в сад, смеясь и разговаривая. Когда они подошли к
дому Луиджи, створки окна на втором этаже внезапно растворились и Саша
встретился глазами с обладательницей черных глаз и темных локонов,
перевязанных желтой лентой.

-- Какая пригожая девица!

-- Где пригожая девица? -- встрепенулся Никита.-- Обожаю смотреть на
пригожих девиц.

Однако в окне уже никого не было.

-- Наверное, это Мария, дочь Луиджи,-- сказала Софья.-- Она недавно
приехала из Италии. Такая скромница...--добавила она насмешливо.--
Воображаю, как удивил ее наш вид.

Они обогнули дом. Для Марии этого времени оказалось достаточ-но, чтобы
накинуть мантилью, бросить взгляд в зеркало, сбежать вниз по лестнице,
выскочить в сад, а затем, сдерживая дыхание, чин-но, как бы гуляя,
проследовать навстречу Софье и ее гостям.

-- А вот и она,-- негромко рассмеялась Софья.-- Мария, добрый вечер!
Позвольте представить вам моих друзей...

Испанец Белов щелкнул каблуками неудобных туфель. Эразм Роттердамский,
он же Никита Оленев, склонился в поклоне, пома-хивая беретом, словно пыль с
дорожки сдувал перед очаровательной девицей. Мария присела, лукаво тараща на
него округленные глаза,

-- Мне кажется, я вас где-то видел...-- нерешительно промямлил Никита.

-- Я тогда была как мокрая курица, которую сунули в про-рубь,--с