Им известно это местечко?
видно! А мой roulette <Крытый фургон (франц.).> им очень понравился.
показать его.
приглашением.
велась по-французски, вы ошибаетесь. Вожак говорил на чистом, правильном
английском языке. Единственное французское слово в его речи было "roulotte".
Реплики в сторону подавались на канадско-французском диалекте. Что же
касается моего французского, то он вообще немыслим. Нет, возвышенный тон
беседы был неотъемлемой частью той перемены, которая сопутствует завязыванию
знакомства. Я подозвал Чарли. Итак, можно ли ждать гостей к себе после
ужина, который, судя по запахам, готовится у них на костре?
по-чилийски с фасолью и перцем, проверил, холодное ли пиво, даже нарвал
осенних листьев и поставил букет на стол в бутылке из-под молока. Рулон
бумажных стаканчиков, взятый специально для таких оказий, в первый же день
расплющило в Росинанте словарем, слетевшим с полки, но я заготовил некое
подобие подстаканников из бумажных полотенец. Удивительное дело: сколько
труда человек готов положить, чтобы получше принять гостей! Но вот Чарли
рявкнул вместо приветствия, и я почувствовал себя хозяином в собственном
доме. За мой столик могут кое-как сесть шесть человек, и шестеро их и село.
Двое, кроме меня, остались на ногах, а открытую дверь украсила гирлянда из
детских лиц. Гости мои были славный народ, но держались они несколько
чопорно. Для взрослых я откупорил пиво, для аутсайдеров - лимонад.
переезжают границу на время копки картофеля. Когда трудятся все поголовно,
можно неплохо подработать к зиме. А иммиграционные власти не чинят им
препятствий при въезде? Да нет, ничего. На время уборки, наверно,
разрешаются кое-какие послабления, а кроме того, многое зависит от
подрядчика, который все улаживает за небольшой процент с их заработка.
Собственно, получает он не с них. Ему платят сами фермеры.
и негров. И где бы они мне ни попадались, в Нью-Джерси или на Лонг-Айленде,
всюду га ними стоял подрядчик, который все улаживал за известную мзду. Было
время, когда фермеры норовили привлечь гораздо больше рабочих рук, чем
требовалось, чтобы снизить заработную плату. Теперь с этим как будто
покончено, ибо правительственные агентства по найму пропускают ровно столько
сельскохозяйственных рабочих, сколько нужно, и это обеспечивает им какой-то
минимум заработной платы. А раньше бывало и так, что на кочевую жизнь и
сезонную работу людей гнала нищета и жестокая нужда в заработке.
Они обрекли на зимнюю спячку свою собственную маленькую ферму в провинции
Квебек и всем кланом перебрались через границу в расчете на то, что
заработают деньжат про черный день. У них даже настроение было праздничное,
как у английских сезонников, которые выезжают из Лондона и из городов
центральной Англии на сбор хмеля и земляники. Они производили впечатление
людей выносливых, независимых, людей, которые умеют постоять за себя.
было приятно чувствовать теплое отношение этих дружелюбных, хоть и не
слишком доверчивых людей. Из артезианских глубин во мне вдруг забили добрые
чувства, и я произнес небольшой спич на своем варварском французском языке.
parliculier du Deparlement de Charente <Господа и дамы! Прошу вас принять
дорогой дар прекрасной Франции - в частности, департамента Шаранты
(франц.).>.
перевел мой спич на грамматически правильный английский, а с него обратно на
канадско" французский диалект.
старого, почтенного коньяка, взятого в дорогу на случай свадеб,
обмораживаний и сердечных приступов. Джон с благоговейным видом углубился в
изучение ярлыка, точно набожный христианин, готовящийся приобщиться святых
тайн. И в его голосе тоже послышался священный трепет.
там, где Коньяк!
свет содержимого этой бутылки, и вполголоса повторил свое "господи помилуй".
расплылся в улыбке, что я впервые заметил нехватку у него передних зубов.
Зять заурчал, точно разомлевший кот, а беременные дамы пустились щебетать,
точно les alouettes <Жаворонки (франц.).>, славящие солнце. Я вручил Джону
штопор, а сам стал подавать гостям свои хрустальные бокалы, то есть три
пластмассовые кофейные чашки, баночку из-под варенья, бритвенную кружку и
несколько широкогорлых бутылочек из-под лекарств. Содержимое последних я
высыпал на блюдце, а сами бутылочки прополоскал водой из-под крана, чтобы от
них не пахло аптекой. Коньяк оказался очень, очень хорошим, и после первых
отрывистых "Sante" <Здесь: "За ваше здоровье!" (франц.).>, после первого
глотка с причмокиванием за нашим столом родилось чувство, что Все Люди
Братья (сестры тоже сюда входят), и это чувство все росло и росло и наконец
целиком заполнило Росинанта.
основании, что оставлять-то, собственно, нечего. И с последними разлитыми
поровну каплями Росинанта согрело чарами того всепобеждающего человеческого
тепла, которое дарует благословение любому дому, а в данном случае
грузовику. Девять человек собрались у моего стола, и эти девять частиц
составляли единое целое, как едины со мной мои руки и ноги, которые хоть и
сами по себе, но от меня неотделимы. Росинанта озарило этим светом, и
отблеск его не угасает в нем и поныне.
незаметный мне знак. Мои гости, притиснутые друг к другу, с трудом выбрались
из-за стола, и прощание, как и полагается, было кратким и несколько
чопорным. Все гурьбой вышли в ночь и отправились восвояси при свете
жестяного керосинового фонаря, который нес их вожак Джон, Они шагали молча
вперемежку с сонными, спотыкающимися детьми, и больше я их не увидел. Но они
мне полюбились.
пораньше. Я прилег на диванчике у стола и заснул, но ненадолго, потому что в
серых предрассветных сумерках Чарли уставился мне в лицо и сказал "фтт".
Пока на плите грелся кофе, я написал несколько слов на куске картона и
вставил его в горлышко пустой коньячной бутылки. Потом, проезжая мимо
спящего лагеря канадцев, остановил машину и поставил бутылку так, чтобы она
сразу бросилась им в глаза. На куске картона было написано: "Enfant de
France. Mort pour la Patrie" <Дитя Франции. Умерло за Родину (франц.).>.
меня было намечено проехать немного на запад, а потом свернуть на шоссе, что
тянется к югу через весь штат Мэн. Бывают в жизни минуты, которые человек
хранит, как сокровище, до конца дней своих, и. эти минуты выступают четко,
словно освещенные огнем, среди других воспоминаний, скопившихся за долгие
годы. В то утро я чувствовал, что мне очень повезло.
что если бы события и собственные мысли заносить на бумагу без всякого
отбора, они начали бы пучиться и бурлить, как итальянский суп минестроне,
поставленный на небольшой огонь. Есть люди - любители дорожных карт, и нет
для них большей радости, чем отдавать все свое внимание листам ярко
раскрашенной бумаги, а яркости того, что проносится мимо, они не замечают. Я
слышал рассказы таких путешественников: номер каждого шоссе они помнят
наизусть, длину маршрута подсчитывают с точностью до мили, все местечки,
которые надо посетить, посещают. К другому роду путешественников относятся
те, кому необходимо ежеминутно определять по карте свое местонахождение,
точно перекрест красных и черных линий, пунктиры, извивающаяся голубизна
озер и темные наплывы краски - там, где горы, - внушают им чувство
безопасности. У меня все по-другому. Я как появился на свет божий, так сразу
и потерялся и не люблю, когда меня находят, а всякие условные знаки,
определяющие континенты и государства, ничего не дают моему воображению.
Кроме того, сеть дорог у нас так часто меняется где проложат новую трассу,
где расширят старую, а другую и вовсе забросят, - что дорожные карты
приходится покупать чуть не ежедневно, как газеты. Но поскольку мне известен
фанатизм этих картолюбов, могу сообщить им, что в северные районы штата Мэн
я ехал параллельно или более или менее параллельно федеральному шоссе N 1,
через Хоултон, Марс-Хилл, Преск-Айл, Карибу, Ван-Бурен, потом повернул на
запад, все еще держась номера первого, мимо Мадаваски, Аппер-Френчвилла и
Форт-Кента, а оттуда взял курс прямо на юг по местному шоссе N 11, мимо
озера Игл, городов Уинтервилл, Портидж, Скво-Пен, Масардис, Ноулс-Корнер,
Паттен, Шерман, Грайндстоун и наконец попал в Миллинокет.
то, что запомнилось мне, не имеет никакого отношения к номерам, и к цветным
линиям, и ко всяким закорючкам на карте. Пусть этот маршрут послужит чем-то
вроде взятки картолюбам. Обращаться к такому методу в дальнейшем я не
собираюсь. А запомнились мне деревья вдоль длинных дорог, все в инее, фермы
и домишки, приготовившиеся выстоять суровую зиму, запомнилась односложная,
небогатая интонациями речь обитателей Мэна, услышанная в магазинах у
дорожных перекрестков, куда я заезжал пополнить свои запасы. Запомнились