обращенное не то к Манаури, не то ко мне:
разговорчивее, не приходилось и нам особенно печься о соблюдении
вежливости.
женщинам принести еду и напитки.
жажде.
- с явным вызовом ответил Конесо. - Разве они не выходили на лодках вам
навстречу и не приветствовали вас как братья?
подносившим корзины, полные яств, и громадные кувшины с неизменным кашири.
Он внимательно следил, чтобы всем досталось поровну: и нам, тридцати
прибывшим, и его свите из старейшин племени.
началось пиршество. Но как же отличалось оно от празднеств у гостеприимных
варраулов! Каким было тягостным, натянутым, без радостных кличей, без
веселых улыбок.
длинную трубку из бамбука. Изредка затягиваясь, он не сводил с нас
холодного, бесстрастного, но пристального взгляда, словно стараясь
отметить все наши лица какой-то невидимой печатью. Хромой Арасибо явно
пугался его взгляда и прятался за мою спину, но взгляд шамана настигал его
и там.
на острове Маргарита, побега оттуда и дальнейших наших приключений вплоть
до сегодняшнего дня. Рассказ был долгим. Индейцы, окружив нас плотным
кольцом, слушали затаив дыхание, и даже старейшины несколько смягчились,
хотя, как видно, и не отрешились полностью от прежней настороженности.
Недобро сверкая глазами, верховный вождь с угрозой в голосе обратился ко
мне и к Манаури:
ошеломили нас, лишив дара речи.
потемнело, исказилось яростной гримасой хищного зверя. Но он не утратил
самообладания, не взорвался, не сделал ни одного непочтительного движения
и лишь глухо, сдавленным голосом процедил:
никаких козней, знай это, Конесо! Мы пришли сюда как братья к братьям! У
нас чистая совесть!
варраулов посеять рознь в нашем племени...
крадучись, приблизился к верховному вождю и, наклонившись над ним, гневно
бросил ему в лицо оскорбительные слова:
пожалел и для нас, и для себя кашири, выпил его мало, а язык твой болтает
вздор, будто ты пьян до потери сознания!..
племен, как правило, не обладая безоговорочной властью, не вершил над
подданными суд и расправу и оставался главой племени, лишь пока
признавались его ум и храбрость. Теперь же презрительные слова Манаури
могли повлечь за собой далеко идущие последствия и даже катастрофу. Конесо
мог бросить свою свиту, вооруженную до зубов, на нас, не имевших при себе
в эту минуту почти никакого оружия, и уничтожить всю нашу группу одним
ударом. Я решил, что Манаури перетянул струну.
продолжал спокойно сидеть. Возможно, он опасался благожелательного
отношения к нам со стороны племени? Возможно, вообще по натуре не склонен
был к насилию?
крайности. Я подозревал, что Манаури, хитрец, умышленно довел все до
раздора, чтобы проверить свое влияние в племени и, дав резкий отпор
грубости Конесо, испытать свои силы. Если он стремился к этому, то,
безусловно, цели своей достиг и одержал верх над Конесо, но как бы там ни
было, горячие головы обоих следовало остудить.
пришли мне на помощь, и совместными усилиями мы быстро установили тишину.
стать и другом Конесо, и другом Карапаны и Пирокая...
араваков, негров и меня, как искренне я привязался к своим товарищам. Они
заслужили мое уважение, ибо я открыл в них те качества, мысли и чувства,
которые ценю превыше всего, а превыше всего я ценю верность и честность.
Ложь никогда не сорвется с моего языка, и потому Конесо должен мне верить,
когда я говорю, что все мы пришли сюда с чистым? сердцем, как братья к
братьям, а союз, заключенный с варраулами, не направлен против верховного
вождя...
в прошлую сухую пору не пропал без вести отряд араваков? - напомнил я.
слова мои были встречены шепотом одобрения.
есть и далеко на юге. Они немало натерпелись горя от акавоев. Они знают,
что мы хорошо вооружены, знают о наших победах и хотят с нами мира. Разве
это плохо?
Итамаке, мы только посланцы и сообщаем об этом союзе с варраулами тебе,
Конесо...
верховного вождя.
вбить клин в наше племя, внести раздор...
несчастья и беды, вместе добывшие себе свободу, эти люди хотят и дальше
жить вместе, одной семьей, единым родом, и притом служить всему племени.
Разве можно их за это судить?
в свой род! Создадите свое племя! Вы угрожаете...
Голос чуть слышный, невыразительный, но какое он произвел впечатление!
Конесо не только умолк, но как бы сразу скис. Это вмешался Карапана -
шаман. После его слов наступила мертвая тишина.
пес!
смотрели так обалдело, что нетрудно было понять - от изумления он сразу
растерял все свои мысли. Он открывал рот, хотел что-то сказать, казалось,
даже возразить, но Карапана не дал ему опомниться и продолжал:
белых, но они долго жили среди белых! Не пожалей руки, Конесо, и ты,
Пирокай, и вы все!..
палочки. Здравый смысл и сердечность восторжествовали. Старейшины
приблизились к нам, протягивали руки, расточали улыбки - выражали
гостеприимство. Остальные индейцы, стоявшие в стороне и огорченные
поначалу враждебностью старейшин, теперь бурно ликовали.
согласия, не принимал участия в этом всеобщем ликовании. Он по-прежнему
сидел на табурете, исполненный старческого достоинства, курил трубку,