нравилось. Нас было 30 человек, большая часть наших людей совершенно не
умела стрелять, а мы готовились сражаться с сотнями храбрых, свирепых и
ужаснейших дикарей Африки, защищенных каменной стеной. В сущности, это было
сумасшедшее предприятие, в особенности потому, что мы должны были занять
свои позиции, не привлекая внимания часовых. Какая-нибудь случайность, шум
разрядившегося ружья -- и мы пропали, потому что весь лагерь поднимется на
ноги, а все наши надежды основывались на неожиданном нападении.
стояла близ открытого окна, выходившего на веранду. Вдруг я услыхал странные
стоны и плач. Сначала я не мог понять, что это такое, но, наконец, встал,
высунул голову в окно и огляделся. Я увидел на веранде человеческую фигуру,
которая стояла на коленях, била себя в грудь и рыдала. Это был Альфонс. Не
разобрав слов, я позвал его и спросил, что с ним делается.
должен убить сегодня ночью!
Мекензи шопотом позвал меня в окно.
готов был разразиться смехом при виде миссионера, явившегося ко мне в полном
вооружении.
которую он, по его словам, ценил за ее темный цвет. Он опирался на большую
винтовку, которую держал в руке; за резиновым поясом, который обыкновенно
носят английские мальчики, был засунут огромный, с роговой ручкой, разрезной
нож и десятиствольный револьвер.
пояс, -- вы смотрите на мой нож? Я думаю, что он будет удобен, он сделан из
превосходной стали, я убил им нескольких свиней!
кармане, патроны, и пристегнул револьвер. Гуд сделал то же самое. Но сэр
Генри ничего не надел, кроме стальной рубашки и пары мягких башмаков, так
что ноги его были обнажены от колен. Револьвер висел на ремне, надетом
поверх кольчуги. Между тем Умслопогас собрал всех наших людей под большим
деревом и ходил кругом, осматривая их вооружение. В последнюю минуту мы
кое-что изменили. Двое из людей, вооруженных ружьями, не умели стрелять, но
отлично владели копьем; мы отобрали у них винтовки, дав щиты и длинные
копья, и велели присоединиться к Куртису, Умслопогасу и Аскари. Нам было
ясно, что три человека, как бы они ни были сильны, не справятся с делом!
ожидание, и как долго оно тянулось! Казалось, минуты шли черепашьим шагом.
Воцарилось торжественное молчание, еще более угнетавшее душу. Помню, как-то
раз мне привелось видеть повесившегося человека. Я ушел от этого зрелища с
ощущением, похожим на мое теперешнее чувство, с той разницей, что в нем
теперь преобладал живой и личный элемент. Торжественные лица людей, которые
знали, что, быть может, несколько минут отделяют их от перехода к вечному
покою и забвению, странный шепот, постоянное поглядывание сэра Генри на свой
топор, даже особая манера, с которой Гуд протирал свое стеклышко, -- все
говорило, что нервы людей возбуждены до крайности. Один Умслопогас стоял,
опираясь на топор и держа щепотку нюхательного табаку я руке, и был
совершенно спокоен и неподвижен.
Только на востоке небо начало бледнеть, предвещая скорое появление зари.
стараясь подавить рыдания.
светло. Капитан Гуд мог бы двинуться, три или четыре минуты пройдет в
дороге!
раскланялся с миссис Мекензи и отправился занимать свою позицию у крааля,
куда его должны были провести туземцы знакомыми тропинками.
исключением двух часовых, которые прохаживались у входа. Затем выступили все
мы. Сначала шел проводник, за ним -- сэр Генри, Умслопогас, Аскари, двое
туземцев из миссии, вооруженные длинными копьями и щитами. Я шел за ними,
рядом с Альфонсом и пятью туземцами, которые имели ружья. Миссионер замыкал
шествие с остальными шестью людьми.
800 ярдах от миссии. Первые пятьсот ярдов мы прошли благополучно. Затем мы
поползли тихо, как леопард за добычей, скользя, словно призраки, из куста в
куст. Пройдя немного, я оглянулся назади увидал Альфонса. Он едва держался
на ногах, с бледным лицом и дрожавшими коленями. Его винтовка со взведенным
курком почти упиралась я мою спину. Благополучно отняв винтовку у Альфонса,
мы продолжали свой путь, пока не очутились в сотне ярдов от крааля. Зубы
Альфонса начали стучать самым ужасным образом.
что все мы можем погибнуть из-за этого стука зубов, вовсе не улыбалась мне.
Я начал бояться, что повар выдаст всех нас, и искренно желал, чтобы он
остался где-нибудь позади.
холодно!
находился маленький кусочек грубой тряпочки, которой я чистил ружье.
услышу еще звук, вы -- погибли!
мне и продолжал идти тихо.
находилось пустое пространство, заросшее кустами мимоз и сухим кустарником.
Мы спрятались в кустах. Начало светать. Звезды побледнели, и восток заалел.
Мы ясно видели очертания крааля и легкий отблеск потухающих костров в лагере
Мазаев. Мы остановились и прислушались, зная, что часовой находится близко.
Он появился, высокий, статный человек, и лениво прохаживался в пяти шагах от
заросшего кустарником входа. Мы надеялись убить его сонного, но он и не
думал спать. Если нам не удастся убить его, убить тихо, без звука, без стона
-- мы пропали! Мы спрятались и продолжали наблюдать за ним. Умслопогас,
находившийся впереди меня, повернулся, сделал мне знак, и в следующую
секунду я увидел, что он лег на живот и пополз, как змея, по траве, выжидая
случая, когда часовой повернет голову. Часовой беззаботно замурлыкал песню.
Умслопогас полз, незамеченный, добрался до кустов мимозы и ждал. Часовой
расхаживал взад и вперед, потом обернулся и взглянул на стену, Умслопогас
проскользнул ближе, прячась позади кустов, не сводя глаз с воина. Глаза
часового устремились на дорожку между кустами, и, казалось, что-то удивило
его. Он сделал несколько шагов вперед, остановился, зевнул, взял маленький
камень и бросил его в кусты. Камень пролетел над головой Умслопогаса, не
задев его кольчуги. Если бы он задел ее, то звук непременно выдал бы нас. К
счастью, рубашка была сделана из темной стали и не блестела. Уверившись, что
в кустах нет ничего, воин оперся на свое копье и лениво посмотрел в кусты.
Он стоял так минуты три, погруженный в задумчивость, а мы лежали, терзаясь
опасениями, каждую минуту ожидая, что будем открыты, благодаря какой-нибудь
случайности. Я снова услышал, как стучали зубы Альфонса даже через тряпку.
повернулся к нему и сделал свирепое лицо. Наконец, пытка закончилась.
Часовой взглянул на восток, видимо, довольный, что близится смена, и
принялся потирать руки и ходить взад и вперед, чтобы согреться.
ближайший кустарник, мимо которого должен был проходить дикарь. Часовой
вернулся, двинулся мимо кустов, не подозревая об опасности. Если бы он
взглянул вниз, может быть, избежал бы ее. Умслопогас встал и с поднятой
рукой пошел по его следам. Как только воин повернулся, зулус сделал прыжок,
и при свете зари мы видели, как его длинные руки вцепились в горло врага.
Затем два темных тела конвульсивно сплелись вместе, потом голова Мазая
откинулась назад, мы слышали, как он захрипел и упал на землю, вздрагивая
всеми членами. Зулус пустил в ход всю свою силу и сломал шею дикарю. На
минуту он придавил коленом грудь своей жертвы, все еще сжимая ему горло,
пока не убедился, что воин мертв. Тогда он встал, кивнул нам, чтобы мы шли
вперед. И мы двинулись на четвереньках, как обезьяны. Добравшись до крааля,
мы заметили, что Мазаи загородили вход, протянув сюда четыре или пять кустов
мимозы, -- несомненно, из боязни нападения. Здесь мы разделились. Мекензи с
своим отрядом поползли в тени стены налево, сэр Генри и Умслопогас заняли
места по сторонам терновой загородки, а два человека, вооруженных копьями, и
два Аскари залегли прямо против входа. Я полз со своими людьми по правую
сторону крааля, длина которого была около 50 шагов. Через несколько минут я
остановился и разместил моих людей неподалеку друг от друга, не отпуская от
себя Альфонса. В первый раз я взглянул через стену во внутренность крааля.
Было совсем светло, и первое, что мне бросилось в глаза, был белый ослик, а
за ним бледное личико маленькой Флосси, которая сидела в 10 шагах от стены.
Вокруг нее лежали спящие воины. По всему краалю виднелись остатки костров,
вокруг которых спали Мазаи. Один из них встал, зевнул, посмотрел на восток и
снова лег. Я решил подождать еще пять минут.
величественной горой Кениа, окутанной молчанием вечных снегов, и одели
пурпурно-красным отблеском ее величавую вершину, высоко вздымавшуюся к
ярко-синему небу, нежному, как улыбка матери. Птицы звонко пели свою