Ритмичный гул заполнил голову Триши. Не отдавая себе отчета в том, что
делает, она постучала по стволу дерева, к которому привалилась спиной.
Сегодня с трибун не ушел никто.
ушей. И Джо скорее всего тоже.
вместе, смотрит он уже не на "дом", а куда-то за левое плечо.
правой, а руки, одна в перчатке, вторая, держащая мяч, поднимаются на
уровень груди. Она видела даже Берни Уильямса, который дернулся на своей
базе, пытаясь отвлечь Тома Гордона, но тот конечно же ничего и не заметил.
Все его внимание сконцентрировалось на перчатке Джейсона Веритека, кэтчера,
который, пригнувшись, замер за "домом".
рев болельщиков.
бросок при трех к двум и застал Строуберри врасплох. "Ред сокс" выигрывают
пять - четыре у "Нью-йоркских янкиз", а Том Гордон спасает восемнадцатую
игру. - Тут его голос вернулся к нормальному уровню. - Игроки "Ред сокс"
сбегаются к кругу питчера, первым спешит Мо Вогн, но, прежде чем он обнимает
Гордона, тот успевает отсалютовать победе тем самым жестом, который так
полюбился болельщикам "Бостон Ред сокс". И к которому они уже привыкли,
потому что видят его все чаще и чаще.
влажной земле, привалившись спиной к стволу упавшего дерева, широко раскинув
ноги, прикрытые сверху лохмотьями синего пластикового пончо. Плакала она,
пожалуй, даже сильнее, чем в тот раз, когда впервые осознала, что
заблудилась, да только теперь это были слезы радости. Она заблудилась, но ее
найдут. Том Гордон спас игру, следовательно, спасут и ее.
частично даже под ним. Улеглась на пончо. Проделывала она все это
автоматически. Потому что мысленно еще находилась на стадионе в Фенуэй-парк.
Видела, как Мо Вогн бежит к кругу питчера, чтобы поздравить Тома Гордона.
Как его примеру следуют Номар Гарчапарра, Джон Валентин, Марк Лемке. Но,
прежде чем они подбегают к своему питчеру. Гордон салютует победе:
вскидывает руку вверх. С нацеленным в небо указательным пальцем.
вверх, совсем как Гордон, с нацеленным в небо указательным пальцем.
движение это, без всяких слов, заменяло молитву. Поплохело, потому что
особенно остро почувствовала свое одиночество. Жест а-ля Том Гордон с
предельной ясностью показал ей, что она заблудилась. Голоса, которые
выплескивались из наушников "Уокмена" и наполняли ее голову, теперь
обернулись голосами призраков. По телу Триши пробежала дрожь. Не Хотела она
думать о призраках, особенно здесь, в темном лесу, у ствола упавшего дерева.
Ей недоставало матери. А еще больше ей хотелось быть с отцом. Ее отец смог
бы вызволить ее отсюда, он взял бы ее за руку и вывел к людям. А если бы она
устала и не смогла идти дальше, то взял бы ее на руки и понес. У него такие
сильные мышцы. Когда она и Пит оставались у него на уик-энд, в субботу
вечером он брал ее на руки и относил в маленькую спальню. Относил даже
теперь, хотя ей было уже девять (и для своего возраста девочкой она была
крупной). Ей это очень нравилось.
ее занудного, вечно всем недовольного брата.
надвинулись на нее. А потом оккупировали открытые участки кожи и устроили
пир, набросившись на ее кровь и пот.
дождя. Потом на несколько секунд все затихло. Не все, конечно. Похрустывали
сучки, падали капли. Мгновением позже захлопали крылья, неподалеку
возмущенно каркнула ворона. Вновь лес затих. Спала и Триша, положив голову
на вытянутую руку.
ВТОРАЯ ПОЛОВИНА ЧЕТВЕРТОГО ИННИНГА
раскладных, тронутых ржавчиной стульях, смотрели на траву, выросшую больше
чем следует. Два гнома улыбались Трише поверх сорняков. Она плакала, потому
что папик обошелся с ней грубо. Такого он раньше не позволял, всегда обнимал
ее, целовал в макушку, называл сладенькая, а тут обошелся грубо, и все
потому, что она не хотела откинуть обитую металлом крышку люка у кухонного
окна, спуститься на четыре ступеньки в подвал и принести банку пива из
упаковки, которую он держал там, потому что любил холодное пиво. Она очень
расстроилась, и слезы, должно быть, раздражали кожу, потому что зудело все
лицо. Да и руки тоже.
запах его дыхания. Незачем ему пить пиво, он уже достаточно выпил, изо рта
пахло дрожжами и дохлой мышью. - Ну почему ты у меня такая трусишка? Неужели
нет в тебе ни капельки смелости?
нее хоть отбавляй, во всяком случае, пара капель найдется. Поэтому она
поднялась со ржавого раскладного стула и направилась к еще более ржавой
крышке люка над лестницей в подвал. Все тело зудело, и не хотелось ей
открывать дверь в подвал, потому что за ней затаилось что-то ужасное. Все об
этом знали, даже гномы, поставленные отцом на лужайке, головы которых едва
виднелись в высокой траве. Они предупреждали ее своими двусмысленными
улыбками. Триша тем не менее потянулась к ручке - и ахнула, потому что за
спиной раздался изменившийся до неузнаваемости голос отца, который понукал
ее, понукал, понукал, давай, мол, давай, дочка дуется, давай, сладенькая,
давай, милая, сделай то, о чем тебя просят.
подвал, нет. И лестницы нет. Потому что ее место заняло огромное осиное
гнездо. Сотни ос вылетали из черной дыры, напоминающей широко раскрытый глаз
человека, который умер изумленным, нет, не сотни, тысячи ос летели на нее,
чтобы поразить ядовитыми жалами. Она поняла, что убежать времени нет, сейчас
они накинутся на нее, ужалят одновременно и она умрет, а они будут ползать
по ней, заползать в глаза, заползать в рот, наполнять язык ядом, а потом
поползут дальше, в горло...
на земле дерева, после чего на ее слипшиеся от пота волосы дождем посыпались
кусочки коры и мха, услышала только слабенькое повизгивание. Горло словно
перехватила чья-то железная рука, так что более громких звуков издавать она
не могла.
такая жесткая кровать, задалась вопросом, обо что она могла удариться
головой.., неужели во сне она забралась под кровать? И по ее коже ползли
мурашки, ползли в прямом смысле. Все из-за сна, из которого ей только что
удалось вырваться. О Боже, какой же ей приснился кошмар.
своей кровати и даже не под кроватью. Она в лесу заблудилась. Она спала под
деревом, и по коже по-прежнему ползут мурашки. Только не мурашки это,
вызванные страхом, а...
большинство мокрецов и комаров снялись с облюбованных аэродромов и вновь
образовали облако. Ощущение, что по коже ползут мурашки, исчезло. А вот
нестерпимый зуд остался. Ос не было и в помине, но искусали ее капитально.
Она спала, а ее кусали и кусали. Так что теперь зудело все тело. И ей
хотелось пописать.
Шея, левое плечо, левая рука и левая нога, та половина тела, на которой она
спала, онемела. Стала как деревянная, говорила в таких случаях мать. У
взрослых (во всяком случае, в ее семье) присказки находились по любому
поводу: онемелый как деревяшка, радостный как жаворонок, шустрый как
кузнечик, глухой как тетерев, темно, как у коровы в желудке, мертвый, как...
полянку-полумесяц. Постепенно чувствительность начала возвращаться и в руку,
и в ногу: в них словно впились тысячи иголочек.
услышать собственный голос. - Здесь темно, как у коровы в желудке.
темно. Ее заливал лунный свет, холодный и чистый, достаточно сильный для
того, чтобы она, Триша, могла отбрасывать четкую тень, а вода - искриться.
Над головой висел большой серебряный круг, слишком яркий, чтобы смотреть на
него.., но Триша посмотрела, вскинув к небу зудящее, искусанное лицо. Луна в
эту ночь светила так сильно, что "гасила" все звезды, за исключением самых
ярких, но отчего-то в свете этого "фонаря", возможно, из-за того, откуда
смотрела на него Триша, девочка особенно остро почувствовала свое
одиночество. Совсем недавно, во время бейсбольного матча, она загадала, что
ее спасут, если том Гордон спасет игру. Теперь она понимала, что это ерунда.
С тем же успехом можно стучать по дереву, бросать соль через левое плечо и
осенять себя знаком креста, как проделывал Номар Гарчапарра, вставая на
место бэттера. Здесь не было телекамер, переигровок, болельщиков. Только
холодная красота лика луны, которая как бы говорила ей, что Неслышимый - не
такая уж выдумка, Бог, который не знал, что Он (или Оно) и есть Бог, который
не интересовался судьбой заблудившейся маленькой девочки, который вообще
ничем особо не интересовался. Бог - переменчивый, как комариная туча над ее
Корнев Павел
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Сертаков Виталий
Орловский Гай Юлий