Чтение 12–й страницы книги ~Ваал~

Томас дрожал. Из приоткрытого рта капнула слюна, повисла
серебристой нитью на подбородке. Он сморгнул слезы, грозившие
хлынуть по щекам, и выдавил:

- Я люблю тебя, Ваал. Не бросай меня.

- Мало говорить, что ты любишь меня. Нужно доказать это, и ты
докажешь.

- Докажу, - поспешно заверил Томас. - Докажу, вот увидишь!

Оба мальчика не двигались с места, словно загипнотизированные.
Взгляд Ваала не давал им уйти.

Кто-то позвал: "Джеффри! Джеффри!"

Ваал моргнул. Ребята, пригибаясь, побежали через площадку.

Кто-то шел к нему: монахиня в трепещущей на ветру черной рясе,
сестра Розамунда. Она подошла и, улыбаясь, сказала:

- Джеффри, сегодня ты освобожден от урока чтения. С тобой
хочет поговорить отец Робсон.

Ваал кивнул. Он молча последовал за ней через двор, сквозь
крикливую толпу детей, расступившихся перед ним, и дальше, в
полутемные, затейливо переплетающиеся приютские коридоры. При
этом он все время внимательно наблюдал, как обозначаются под
просторной рясой ягодицы монахини.

Сестре Розамунде было, вероятно, чуть-чуть за тридцать.
Овальное лицо с высоким лбом, очень чистые зеленовато-голубые глаза
и золотистые с рыжинкой волосы. Она совсем не походила на прочих
воспитательниц с землистыми лицами, в очках с толстыми стеклами; с
точки зрения Ваала, она была доступной. Она единственная поощряла
детей приходить к ней с личными проблемами и, широко раскрыв глаза,
подбадривая и утешая взглядом, снова и снова выслушивала рассказы о
пьянчугах отцах и матерях-потаскухах, о побоях и наркотиках.
Интересно, думал Ваал, она хоть раз спала с мужиком?

Они поднимались по широкой лестнице. Сестра Розамунда
оглянулась, желая убедиться, что мальчик идет за ней, и заметила, как
его взгляд метнулся от ее бедер к лицу и снова вернулся к прежнему
объекту наблюдения.

У нее пропало желание оглядываться. Она чувствовала, как
мальчишка взглядом срывал с нее рясу и обшаривал полные бедра - так
пальцы бегают по клавишам: тронуть здесь, здесь и здесь. Сестра
Розамунда плотно сжала побелевшие губы; у нее затряслись руки. Взгляд
ребенка добрался под рясой до ее нижнего белья и неумолимо скользнул
к треугольнику между ног. Она резко обернулась, не в силах дольше
сохранять спокойствие:

- Прекрати!

- Прекратить что? - спросил мальчик.

Сестра Розамунда остановилась, дрожа и беззвучно шевеля губами.
Она недолго проработала в приюте и тем не менее понимала ребят - и их
безобидные шалости, и мерзкий уличный жаргон. Все это было ей
понятно. Но этот ребенок... его она не могла понять. В нем было нечто
неуловимое, что и привлекало ее, и отталкивало. Сейчас, под его
холодным оценивающим взглядом, к ее горлу подкатил ледяной комок
страха.

Они остановились перед закрытой дверью библиотеки. Вздрогнув
при звуке собственного напряженного голоса, сестра Розамунда сказала:

- Отец Робсон хочет поговорить с тобой.

На пороге он обернулся и неприметно улыбнулся ей, как кот,
подкрадывающийся к запертой в клетке канарейке. Сестра Розамунда
обмерла и выпустила дверь. Та захлопнулась.

В библиотеке пахло старой бумагой и книжными переплетами.
Она еще не открылась для посетителей, и на полках царил порядок, все
лежало на местах. Стулья были аккуратно расставлены вокруг круглых
столиков. Взгляд Ваала обежал комнату и уперся в спину мужчине,
который стоял в углу, легонько поглаживая пальцем книжные корешки.

Отец Робсон слышал, как закрылась дверь, и краешком глаза
наблюдал за мальчиком. Теперь он медленно повернулся к нему от
книжных полок.

- Здравствуй, Джеффри. Как дела?

Мальчик не двигался с места. Где-то в дальнем углу библиотеки
тикали часы, качался маятник - туда-сюда, туда-сюда.

- Ну, садись, Джеффри. Мне бы хотелось поговорить с тобой...

Ребенок не шелохнулся. Отец Робсон усомнился, слышал ли его
мальчик вообще.

- Я не кусаюсь, - сказал отец Робсон. - Иди сюда.

- Зачем?

- Не люблю, когда собеседник далеко. Иначе я попросил бы
позвать тебя к телефону в вестибюле.

- И надо было - сэкономили бы время.

Отец Робсон хмыкнул. Крепкий орешек. Кое-как изобразив
улыбку, он сказал:

- По-моему, ты любишь книги. Мне казалось, здесь тебе будет
уютно.

- Будет, - ответил мальчик, - если вы уйдете.

- Тебе совсем не интересно, почему я захотел поговорить с тобой?

- Нет.

- Почему же?

Ребенок молчал. Приглядываясь к мальчику в полумраке
библиотеки, отец Робсон вдруг уверился, что в глазах ребенка на миг
вспыхнул красный огонь. Это было так неожиданно, что у него
закружилась голова.

- Я это уже знаю, - после минутной паузы ответил Ваал. Он
подошел к полкам и стал разглядывать рисунки на суперобложках. - Вас
послали сюда поговорить со мной, потому что я, как вы выражаетесь,
"неисправимый". Сестра Мириам видит во мне "преступные
наклонности". Отец Кэри называет меня "смутьяном". Разве не так?

- Да, это правда, - признал отец Робсон, делая шаг к мальчику. -
Но я не верю, что ты такой, Джеффри.

Ваал резко повернул голову, и его глаза полыхнули столь жутким и
неестественным светом, что отец Робсон остановился, точно наткнулся
на стену.

- Не подходите, - негромко предостерег ребенок. Убедившись, что
священник готов подчиниться, Ваал вновь обратил взгляд на полки с
книгами. - Вы психолог. Что вы видите во мне?

- Я психолог, но не телепат, - ответил Робсон, прищуриваясь. Не
почудились ли ему эти красные огоньки? Вероятно, виновато скверное
освещение. - Если я не могу подступиться к тебе в обычном смысле этого
слова, то уж проникнуть в твое сознание мне и подавно не дано.

- Тогда я сам расскажу вам, что вы во мне видите, - сказал Ваал. -
Вы полагаете, что у меня не в порядке психика; вы полагаете, что на меня
повлияло некое событие - или ряд событий - моего прошлого.
Правильно?

- Да. Как ты это узнал?

- Я очень люблю книги, - ответил Ваал, вскидывая глаза на отца
Робсона. - Вы ведь сами так сказали?

Отец Робсон кивнул. С подобным ребенком ему еще не
приходилось иметь дела. В нем была некая странность: этот обычный с
виду десятилетний мальчик в заплатанных джинсах и свитере был
необычайно развит, он обладал такой ясностью ума, которая позволяла
заподозрить в нем экстрасенсорные способности. А аура, окружавшая
его, аура гнетущей, властной силы? Такого, сказал себе отец Робсон, я не
припомню. Он спросил:

- Почему ты так упорно отрекаешься от своего имени, Джеффри?
Хочешь порвать с прошлым?

- Меня зовут Ваал. Это мое единственное имя. И от него я не
отрекаюсь. У вас не идет из головы тот случай из моего прошлого,
который, по вашему мнению, так повлиял на меня. Вы полагаете, что я
перенес душевную травму и поэтому хочу забыть весь тот период.

Отец Робсон заметил в выражении лица ребенка нечто такое, чего
он, столько лет проработавший детским психологом, не умел
определить.

- Какой случай ты имеешь в виду?

Ваал посмотрел на него. По его губам скользнула усмешка.

- Я... забыл.

- Ты хитришь.

- Нет, - возразил Ваал. - Просто продолжаю игру, которую
начали вы.

- Ты умный мальчик, - заметил отец Робсон. - Я не стану
говорить с тобой так, как обычно говорю с другими. Буду с тобой
откровенен. За последний год ты перебывал в полудюжине семей, и
всякий раз тебя возвращали в приют из-за твоего невыносимого, даже
агрессивного поведения. По-моему, тебе не очень хочется покидать
стены приюта.

Ваал молча слушал.

- Чего же ты хочешь? Чего ты ждешь? Наступит время, когда ты
станешь слишком большим, чтобы оставаться в приюте. Что же тогда?

- Тогда... - начал Ваал, и отец Робсон подумал, что сейчас
услышит больше, но мальчик медленно закрыл рот. Он стоял, не
шевелясь, не говоря ни слова, и смотрел на человека в глубине
расчерченной полосками света и тени библиотеки.

Нет, так толку не будет, сказал себе отец Робсон. Этот ребенок
требует постоянного внимания профессионального психолога. Надежда
построить мостик между собой и мальчиком оказалась напрасной. Он
ничего не достиг. Делая последнюю попытку, он спросил:

- Почему ты не ходишь вместе со всеми в часовню?