подобие того, что некогда было человеком. Из рубки их
собственного каика доносились характерные икающие звуки.
Капитан понял, что и Стивенс увидел это жуткое зрелище. В
утробе тонущего судна раздался глухой взрыв топливных цистерн.
Судно встало на ровный киль. Вот уже и планширь в воде, та
шипит, заливая пламя. Несколько мгновений спустя каик уходит ко
дну, его стройные мачты скрываются в круговороте пены и
радужных пузырей воздуха. И вновь поверхность Эгейского моря
стала гладкой и спокойной. Лишь обугленные доски да
перевернутый шлем лениво покачивались на ней.
судно и своих товарищей. Вскочив на ноги, точно зачарованные,
Браун и Миллер смотрели туда, где был каик. Стивенс стоял у
двери в рубку целый и невредимый. Но лицо его было мертвенно
белым. Во время короткой стычки он вел себя молодцом, однако
зрелище изувеченного лейтенанта доконало его. У Андреа
рассечена щека, течет кровь. Грек с бесстрастным лицом смотрел
на двух автоматчиков, лежавших у его ног. Мэллори с сочувствием
поглядел на друга.
отвернулся. Из всех, с кем ему доводилось встречаться, Андреа
более чем кто-либо был вправе ненавидеть и убивать врагов. И он
их убивал. Умело и беспощадно. От его целеустремленности и
добросовестности становилось жутко. Но при этом он редко не
испытывал угрызений совести; он осуждал себя, считая, что
человек не смеет отнимать жизнь другого человека. Он был
человеколюбив. Простой, прямодушный, Андреа был не в ладах со
своей совестью. Но он был честен перед собой и мудр сердцем.
Убивал он, движимый не местью и не ненавистью, не во имя идеи
национализма или иных "измов", придуманных себялюбцами,
глупцами и мошенниками, дабы внушить воинственные чувства и
оправдать убийство миллионов молодых и неопытных людей, не
сумевших понять весь ужас и бессмысленность военных действий.
Андреа убивал врагов, чтобы могли жить люди достойные.
Мэллори. -- Никто? Превосходно. Надо убираться отсюда. И чем
раньше, тем лучше. -- Он взглянул на часы. -- Почти четыре.
Пора выходить на связь с Каиром. Оставьте на пару минут свой
склад металлолома, главстаршина. Выясните, нельзя ли поймать
Каир. -- Посмотрев на восток, окрашенный зловещим багрянцем, он
покачал головой: -- Не худо бы и прогноз погоды узнать.
помехи: сзади по курсу сгущались грозовые тучи, обложившие чуть
ли не полнеба), но достаточно уверенный. Полученная информация
была настолько неожиданной, что все замолчали. Сквозь треск
помех послышался голос, то усиливающийся, то исчезающий:
соответственно, позывные Каира и группы Мэллори. -- Перехожу на
прием!
ёИкс" минус один". -- У Мэллори перехватило дыхание. ёИкс"
обозначал субботнее утро, день нападения немцев на Керос.
Выходит, операция состоится на сутки раньше. В пятницу утром.
Остается чуть больше трех суток.
Мэллори.
бесстрастный голос. Это означало Северные Спорады. -- Сегодня
вечером возможны сильные грозы и ливневые дожди. Видимость
плохая. Температура понижается. В ближайшие сутки ожидается
дальнейшее ее понижение. Ветер восточный до юго-восточного
силой в шесть, местами в восемь баллов. Утром ослабнет до
умеренного.
рейкового паруса, новозеландец медленно пошел на корму. Ну и
дела! Осталось только трое суток, движок ни к черту... В
довершение всего, нешуточный шторм надвигается. Он вспомнил,
как бранили синоптиков летчики, но на этот раз служба погоды не
ошиблась. Только слепой мог не увидеть этих огромных, похожих
на грозные бастионы, туч, догонявших их судно.
сзади слегка гнусавый голос. В голосе этом звучала какая-то
надежность и уверенность. Ту же уверенность внушали и
блекло-голубые глаза, окруженные паутинкой морщин.
новозеландец. -- Если находишься в скорлупке, вроде нашей, и
устал от жизни, при таком шторме у тебя никаких шансов выжить.
клялся, что нога моя больше не ступит ни на одну посудину, будь
они все неладны. -- Помолчав, он со вздохом сел на крышку люка
машинного отсека и ткнул большим пальцем в сторону ближайшего
острова, до которого оставалось меньше трех миль. -- А там не
безопаснее?
Г-образная бухточка. В ней можно укрыться от ветра и волнения.
отсек, чтобы помочь Брауну. Спустя сорок минут, уже в
полумраке, заливаемом потоками холодного дождя, судно бросило
якорь в бухте, стиснутой лесистыми берегами. Остров встретил их
враждебно-- равнодушной тишиной.
великолепно. "Милости прошу к нашему шалашу!", -- сказал паук,
обращаясь к мухе. -- Охваченный тоской и отчаянием, капитан
выругался. Отогнув край брезента, натянутого поверх носового
люка, сквозь редеющую завесу дождя он внимательно разглядывал
утес, закрывавший каик со стороны моря. Видимость значительно
улучшилась: ливень кончился, моросил мелкий дождь, а
разорванные поднявшимся ветром свинцово-белые облака ушли к
далекому горизонту, затянутому темными тучами. Далеко на западе
образовалась полоса чистого неба, освещенная огненно-красным
предзакатным солнцем. Из бухты его не было видно, но золотистые
нити дождя, сверкавшие в вышине, свидетельствовали о его
присутствии.
башню на вершине утеса, возвышавшегося на тридцать метров над
протокой. Лучи отражались от поверхности белого парийского
мрамора, придавая ему розоватый оттенок, сверкали на пулеметных
стволах, которые выглядывали из узких амбразур, прорубленных в
мощных стенах. Они высвечивали свастику на флаге, развевавшемся
над парапетом. При всей своей ветхости цитадель была
неприступной и господствовала над местностью, надежно защищая
подходы с моря и со стороны извилистой реки. Возле берега ее,
напротив утеса, и бросил якорь каик.
угрюмым видом посмотрел на Андреа и Стивенса, едва различимых в
полумраке рубки.
стратег Мэллори. Из ста островов он нашел такой, на берегу
которого находится укрепленный немецкий пост. Его-то я и
выбрал. Давайте еще раз взглянем на эту карту, Стивенс. --
Протянув карту капитану, который стал изучать ее при тусклом
свете, пробивавшемся под брезент, Энди откинулся назад и сделал
глубокую затяжку. Во рту остался кислый затхлый привкус. Вновь
возникло мерзкое чувство страха. Юноша неприязненно посмотрел
на грузного Андреа, несколько минут назад заметившего немецкий
пост. Наверняка на башне и орудия установлены, мрачно подумал
молодой лейтенант. Иначе устье реки не защитить. Он вцепился
рукой в ногу чуть выше колена, чтобы унять нервную дрожь.
Хорошо, что в рубке темно.
он. -- И ругаете себя напрасно. Другую защищенную якорную
стоянку вы не скоро найдете. При таком ветре нам некуда было
податься.
лейтенанту. -- Любой на нашем месте поступил бы так же.
Очевидно, бухта издавна служит укрытием. Немцам это, должно
быть, известно давно. Мне следовало предвидеть, что здесь
установлен пост. Но дело сделано, ничего не попишешь. --
Возвысив голос, он крикнул: -- Главстаршина!