Чтение 12–й страницы книги ~Дурак умер, да здравствует дурак!~

вас стреляли.

-- Да, конечно, очень смешно, -- ответил я, решив, что меня
разыгрывают.

-- Думаете, я вру? Взгляните на этот мусорный бак.

Неужели он серьезно?

-- Зачем? -- спросил я.

-- Затем, что в него попала пуля, -- объяснил мальчишка. -- Посмотрите,
какая там дыра.

И тут я вспомнил пальбу, звон разбитого стекла, лязг мусорного бака.
Мальчишка был прав: в меня стреляли!

Пока я пялился на него, разинув рот и силясь переварить эту невероятную
истину, мальчишка указал куда-то за мою спину и сообщил:

-- Вон они опять.

-- Что? Кто?

-- Идите сюда! -- настойчиво поманил меня мальчишка, снова хватая за
рукав и подтаскивая ко входу в какое-то полуподвальное помещение. -- Не
теряйте голову, -- посоветовал он мне. -- Они не видели, как мы шмыгнули
сюда.

Я попытался выглянуть на улицу, чтобы узнать, что там происходит, но
это было нелегко, поскольку одновременно приходилось прятаться. К тому же, у
тротуаров сплошной вереницей стояли машины. Тем не менее, я заметил ползущий
мимо черный лимузин, зловещий, как затишье перед бурей. Я не видел, кто
ведет машину и сколько в ней человек, но мне казалось, что вокруг лимузина
витает ореол зла, от которого нет спасения.

Когда машина проехала и начала удаляться, мальчишка спросил:

-- Хотите, сбегаю за легавым?

-- Нет, нет, не надо, -- ответил я. -- Мне тут до дома рукой подать. --
Я вытащил бумажник, выудил из него купюру неведомого мне достоинства (я знал
лишь, что это либо доллар, либо пятерка) и в некоторой растерянности вложил
ее в руку мальчугана, добавив: -- Это -- в знак признательности.

Он принял дар как должное и сказал:

-- Ясное дело. Эти парни не хотят, чтобы вы давали показания?

-- Не думаю, -- ответил я. -- Сам не знаю, чем они тут занимаются.

-- Стреляют в вас, -- резонно ответил мальчишка.

-- А? Да. Что ж, до свидания.

-- До встречи, -- сказал он.

Я опрометью промчался полквартала до дома, взлетел по лестнице на
третий этаж и стал перед дверью своей квартиры, как громом пораженный
мыслью: "А что, если они внутри?"

Минуту-другую я в нерешительности потоптался перед дверью, изобретая
способ проверить, нет ли в моем жилище душегубов, но в конце концов решил,
что единственный возможный шаг -- это шаг вперед, в квартиру, где я смогу
увидеть все своими глазами. Смелости мне придала мысль о том, что, будь у
них доступ в мой дом, эти люди, кто бы они ни были, едва ли стали бы палить
по мне из машины на городской улице.

Предположение мое оказалось верным: в квартире после моего ухода ничего
не изменилось, и народу не прибавилось. Второпях пробежавшись по комнатам и
обшарив стенные шкафы, я бросился к телефону и набрал домашний номер Райли,
но мне никто не ответил. Тогда я позвонил в управление, однако Райли не
оказалось и там.

Итак, что дальше? Разумеется, я хотел сообщить о случившемся в полицию,
но наверняка почувствовал бы себя дураком, если бы позвонил первому
попавшемуся незнакомому легавому и заявил: "Кто-то стреляет в меня из
машины". Потребовались бы пространные объяснения, а объяснить я, честно
говоря, не мог почти ничего.

У меня мелькнула мысль позвонить Стиву и Ральфу в отдел расследования
убийств (представлялось весьма вероятным, что в меня стреляли те же люди,
которые прикончили дядюшку Мэтта), но эта водевильная труппа так действовала
мне на нервы, что я вряд ли позвал бы их даже в том случае, если бы в каждом
стенном шкафу моей квартиры притаился головорез.

Нет, надо найти моего дружка Райли, и пусть он сам расскажет все другим
полицейским. Я снова позвонил ему домой, надеясь на чудо, но ответа
по-прежнему не было. Не получив утешения, я вернулся в свое кресло и
предпринял еще одну неудачную попытку почитать "Таймс".

До половины девятого я звонил Райли через каждые пять минут, но так и
не застал его. А в половине девятого вспомнил о девице, которая приставала
ко мне в парке на Мэдисон-сквер, предупреждала меня об опасности и заявляла,
будто бы она на моей стороне. Тогда я не поверил ни одному из ее
утверждений, но теперь, похоже, выяснилось, что хотя бы первая половина речи
той девицы была в ладах с правдой жизни. Думается, она имела основания
сказать, что я в опасности, коль скоро кто-то стреляет в меня пулями.

А может, и вторая часть ее речи тоже соответствует действительности?
Может, девица и впрямь на моей стороне? Может, она скажет, кто и зачем
стреляет в меня?

В девять часов. По словам девицы, именно в девять часов мы должны
встретиться у нее дома. Западная семьдесят восьмая, номер сто шестьдесят.
Оказывается, вопреки желанию, я все же запомнил адрес.

Идти или не ходить? Если идти, надо отправляться без промедления,
потому что, вполне возможно, опоздание лишит мой поход всякого смысла. Но
мне очень, очень не хотелось тащиться туда в одиночку, без Райли, или, по
крайней мере, не обсудив это с ним, не поведав о случившемся, не спросив,
что, по его мнению, нам следует предпринять.

Ладно, последняя попытка. Позвоню Райли домой и, если застану его,
расскажу все как есть. А не застану, так отправлюсь на Семьдесят восьмую
улицу и выясню, что творится. Все лучше, чем сидеть сиднем и без толку
ломать руки.

Райли, понятное дело, дома не оказалось. Превосходно. Я принял решение,
и теперь оставалось справиться еще с одной маленькой трудностью: выбраться
из дома и покинуть пределы квартала, не рискуя снова угодить под огонь. В
конце концов, едва ли разумно полагать, что эти стрелки навеки оставили меня
в покое.

Что же делать? Переодеться? Нет. В нашем доме всего трое жильцов, и
любой соглядатай без труда узнает меня, какой бы облик я ни принял.

Выскочить за дверь и броситься сломя голову по улице? Тоже нет. От
машины все равно не убежишь. К тому же, если я дам понять, что мне известно
об их происках, они перестанут прятаться и нападут воткрытую.

Черный ход? За нашим домом был небольшой садик, вотчина мистера Гранта,
с трех сторон обнесенный высоким забором. Наверняка я этого не знал, но
подозревал, что, перебравшись через забор, сумею пройти сквозным подъездом
дома, стоявшего позади нашего, и очутиться на улице за квартал отсюда.

Во всяком случае, попробовать стоило. Я переоделся в черный костюм,
предварительно натянув темную кофту, спустился по лестнице и постучался к
мистеру Гранту.

Интересно, есть ли у него какие-нибудь увлечения, не связанные с
потреблением пищи? На сей раз Грант держал в руке куриную ножку, а за
воротником его белела неизменная салфетка.

-- Простите, что опять беспокою, -- сказал я, -- но нельзя ли мне
воспользоваться вашей задней дверью?

Грант растерялся настолько, что мне стало жаль его.

-- Задней дверью? -- переспросил он и оглянулся, словно хотел отыскать
ее.

-- Долго объяснять, -- сказал я. -- Честное слово. Но если вы позволите
пройти через вашу квартиру и выйти в заднюю дверь...

-- Вам надо в мой сад?

-- Э... через ваш сад. Я хочу попасть за забор и войти в здание на той
стороне улицы.

-- На той стороне улицы?

-- Обещаю, что при первой же возможности все вам объясню.

Полагаю, он посторонился и впустил меня в дом лишь потому, что сделать
это было проще, чем пытаться разгадать смысл моих слов. Грант закрыл дверь и
повел меня по своей чистенькой квартире к черному ходу. Отперев замок, он
распахнул дверь и снова посторонился, выпуская меня. Когда я протискивался
мимо Гранта, он спросил:

-- Вы вернетесь?

-- Другим путем, -- ответил я.

Как же мало мы знаем о нашем будущем.

¶9§

Света было более чем достаточно. Он лился из окружавших меня со всех
сторон окон. Через сад вилась выложенная камнем дорожка, но я не стал
следовать ее изгибам, а пробежал напрямик к дощатому забору и взобрался на
стоявший под ним металлический дачный стульчик. Остаток пути наверх я
преодолел, подтянувшись на руках, после чего плавно спустился с забора по
другую его сторону и угодил в хитросплетение из миллиона витков ржавой
проволоки. Это были какие-то пружины; они цеплялись за ноги и сжимались подо
мной, издавая полнозвучные "прынги", а я выплясывал на них в стремлении
обрести равновесие, хотя понимал, что падение неизбежно. Вскоре я рухнул,
произведя громкий грохот, сопровождаемый лязгом и звоном.

Я замер, дожидаясь тишины, которая в конце концов наступила, но тотчас
была нарушена скрипом распахиваемого окна и сиплым мужским криком:

-- Брысь! Проклятые кошки! Брысь! Брысь отсюда к бесам!

Я не шелохнулся. Обладатель сиплого голоса застыл в ожидании и
приблизительно через полминуты испустил еще пару-тройку вялых "брысь", после
чего закрыл окно.

Пошевелиться без звуковых эффектов не было ровным счетом никакой
возможности. Под левым коленом бухало, под грудью пухало, где-то рядом с
правым плечом чухало. Под многочисленные "трень" и "брень" я отполз от
забора и вездесущих пружин и освободился от большинства из них, за
исключением тех, которые прицепились к ремню и манжетам. С приглушенными