человеческое проявление этого зона. Некоторые, подобно Василию, не
признавали реального единства Христа и человека Иисуса, которого, кроме
того, считали земным человеком. Другие, например, некоторые из сторонников
Валентина... учили, что тело Иисуса представляло собой небесное духовное
образование и только имело видимость возникшего из чрева Марии. Наконец,
третьи, такие, как Сатурин, заявляли, что весь видимый внешний вид Христа
является фантомом, и, следовательно, отрицали рождение Христа".
отвергается первоначальная христианская идея, согласно которой реальный
человек (чей характер, революционный и враждебный отцу, мы уже рассмотрели)
становится Богом. Различные гностические тенденции являются лишь выражением
различных возможностей этого отрицания. Все они отрицают, что Христос был
реальным человеком, утверждая таким образом незыблемость Бога Отца. Связь с
концепцией искупления также ясна. Столь же невозможно, чтобы этот мир,
представляющий собой в сущности зло, мог стать благим, как невозможно,
чтобы реальный человек смог стать Богом; это означает, что равно
невозможно, чтобы в существующей социальной ситуации что-то могло быть
изменено. Ошибочно полагать, что тезис гностиков - Бог, Творец Ветхого
Завета, не есть высший Бог, а только низший по значению Бог - является
выражением особо враждебных тенденций к отцу. Гностики установили более
низкое положение Бога Творца для того, чтобы доказать тезис о неизменности
мира и человеческого общества, и для них это утверждение не было,
следовательно, выражением враждебности к отцу. Их тезис, в отличие от
первых христиан, относился к чужому для них Богу, еврейскому Яхве, которого
этим грекам незачем было уважать. Развенчание этого еврейского божества не
вызывало и не предполагало у них каких-либо особо враждебных эмоций по
отношению к отцу.
гностицизмом как преждевременным предвидением того, что должно будет
наступить, постепенно, но неукоснительно двигалась в четвертом столетии к
достижению своей конечной цели. Апологеты были первыми, создавшими теорию
этого развития. Они разработали догмат (и были первыми, использовавшими
этот термин в специальном смысле), в котором изменившаяся позиция в
отношении Бога и общества нашла свое выражение. Конечно, они не были столь
радикальны, как гностики: было отмечено, что они сохранили эсхатологические
идеи и таким образом служили связью с ранним христианством. Их доктрина об
Иисусе и его отношении к Богу Отцу имела тем не менее близкое отношение к
гностической позиции и содержала зерно никейского догмата. Они пытались
представить христианство в качестве высшей философии и "сформулировали
содержание Евангелия в форме, обращенной к здравому смыслу всех серьезных
мыслителей и умных людей своего века". Хотя апологеты не учили, что материя
является злом, они тем не менее не сделали Бога прямым создателем мира, но
персонифицировали божественный ум и поместили его между Богом и миром. Их
тезис, хотя и менее радикальный, чем соответствующий тезис гностиков,
содержал ту же самую оппозицию к историческому искуплению. Логос,
извергнутый Богом из себя в целях творения и произведенный произвольным
актом, был для них Сыном Бога. С одной стороны, он не был разделен с Богом,
а, напротив, был результатом собственного развертывания Бога; с другой
стороны, он был Богом и Господом, его личность имела начало, он был
творением в отношении к Богу; однако его зависимость заключается не в его
сущности, а, напротив, в его происхождении.
идентична никейскому догмату. Адаптационистская, антиавторитарная теория,
касающаяся человека, ставшего Богом, была отвергнута, и Иисус стал
предсущим единорожденным Сыном Бога, одной с ним сущности и все же вторым
лицом по сравнению с ним. Из нашей интерпретации этого источника никейской
доктрины следует, что христология Логоса была главной предшественницей
нового, католического христианства.
трансформации веры в доктрину с чертами греческой философии; это оттеснило
старые эсхатологические идеи, фактически подавило их, привело к замене
Христа истории концептуальным Христом, принципом, и трансформировало
исторического Христа в феномены. Это привело христиан к "Природе" и
натуралистическому величию вместо личного и морального; это, несомненно,
придало вере христиан направленность на созерцание идей и догматов,
подготовив, таким образом, путь, с одной стороны, к монашеской жизни, а с
другой - к поучающему христианству несовершенных, занятых трудом мирян. Это
узаконило сотни вопросов космологии и основных свойств мира в качестве
религиозных вопросов и потребовало определенного ответа на боль утраты
спасения. Это привело к ситуации, в которой вместо проповеди веры люди
проповедовали веру в веру и задержали рост религии, якобы расширяя ее. Но
поскольку это улучшило альянс с наукой, то привело к превращению
христианства в мировую религию, а фактически в космополитическую религию и
проложило путь к Акту Константина".
христианско-католического догмата. Его признание и принятие, однако, не
обошлось без острой борьбы против противоречащих ему идей, за которыми
скрывались пережитки воззрений и настроений ранних христиан. Эта концепция
была названа монархианством (впервые Тертулли-аном). В рамках монархианства
могут быть выделены две тенденции: адаптационистская и модалистская.
Адаптационист-ское монархианство началось с понимания Иисуса как человека,
ставшего Богом. С модалистской точки зрения Иисус представлял собой только
манифестацию Бога Отца, а не Бога наряду с ним. Обе тенденции,
следовательно, провозглашали монархию Бога: одна утверждала, что человек
был охвачен божественным духом, в то время как Бог остался неизменным как
уникальное существо; другая считала, что Сын был лишь манифестацией Отца, и
также сохраняла монархию Бога. Хотя две ветви монархианства выглядели
противоречащими друг другу, их противоположность фактически не была резкой.
Гарнак подчеркивал, что две точки зрения, по видимости столь
противоположные, во многом совпадали, а психоаналитическая интерпретация
делает вполне понятным сходство двух монархианских движений. Было уже
отмечено, что подсознательный смысл адаптационистской концепции состоит в
смещении Отца Бога; если человек может стать Богом и вступить на престол по
правую руку от Бога, тогда Бог свергнут с престола. Однако та же самая
тенденция очевидна в модалистском догмате: если Иисус был лишь
манифестацией Бога, то тогда был распят, страдал и умер, конечно, сам Бог
Отец - воззрение, получившее название патри-пассианизма. В этой
модалистской концепции мы узнаем очевидное сходство со старыми мифами
Ближнего Востока об умирающем боге (Аттис, Адонис, Осирис), которые
подразумевали подсознательную враждебность к Отцу Богу.
принимающая во внимание психологическую настроенность людей, поддерживающих
догмат. Монархианство, как адаптационистское, так и модалистское, означает
не возросшее благоговение перед Богом, а, напротив - желание его сместить,
выражающееся в обожествлении человека или в распятии самого Бога. Из ранее
сказанного вполне понятно, что Гарнак подчеркивает в качестве одного из
существенных моментов, приемлемых для обоих монархианских движений, тот
факт, что они представляли эсхатологическую концепцию в противоположность
натуралистической концепции личности Христа. Мы видим, что прежняя идея о
том, что Иисус возвратится для установления нового царства, в существенной
части представляла собой примитивную христианскую веру, которая была
революционной и враждебной к отцу. Следовательно, нас не удивит обнаружение
этой концепции также в двух монархианских движениях, чья связь с ранней
христианской доктриной уже была показана. Не удивит и то, что Тертуллиан и
Ориген свидетельствовали, что основная часть христиан обучалась в духе
монархианских понятий, и мы понимаем, что борьба против обоих типов
монархианства была в сущности выражением борьбы против тенденций, все еще
коренящихся в массах, - против враждебности к Отцу Богу и к государству.
разногласию, получившему предварительное урегулирование на Никейском
соборе, а именно к полемике между Арием и Афанасием. Арий учил, что Бог
является Единственным, рядом с ним нет другого, и что его Сын был
независимым существом, принципиально отличающимся от Отца. Он не был
истинным Богом и обладал божественными качествами только как приобретенными
и только отчасти. Поскольку он не был вечен, его знания не были
совершенными. Следовательно, он не имел права на ту же славу, как Отец.
Однако он был создан прежде мира в качестве инструмента для создания других
тварей, был создан волей Бога в качестве независимого существа. Афанасий
противопоставлял Сына, принадлежавшего Богу, миру: он был произведен из
сущности Бога, разделял полностью всю природу Отца, обладал вместе с Отцом
одной и той же сущностью и образует с Богом прочное соединение.
между монархианской концепцией и христологией Логоса апологетов (хотя
Афанасий внес небольшие изменения в старую доктрину о Логосе путем новых
формулировок), борьбу между революционными тенденциями враждебности к Отцу
Богу и конформистским движением, поддерживающим отца и государство и
отвергающим коллективное и историческое освобождение. Последнее в конечном
счете одержало победу в четвертом столетии, когда христианство стало
официальной религией Римской империи. Арий, ученик Лукиана, который в свою
очередь был учеником Павла Самосатского, одного из выдающихся поборников
адаптационизма, представлял адаптационизм уже не в его чистой,
первоначальной форме, а уже смешанным с элементами христологии Логоса.
Иначе не могло и быть, поскольку развитие христианства, расставшегося с
первоначальным энтузиазмом и двигавшегося в направлении к католической
церкви, зашло уже столь далеко, что старый конфликт мог разрешиться только
на языке и в атмосфере церковных воззрений. Если полемика между Афанасием и
Арием, по-видимому, велась вокруг небольшого различия (обладает ли Бог и
его Сын одной и той же сущностью или же одинаковой сущностью, homoousian
или homoiousian), то незначительность этого различия была как раз
следствием победы, на этот раз почти полной, над ранними тенденциями
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Флинт Эрик
Корнев Павел
Сертаков Виталий
Орлов Алекс