Афинам современные: Фрейбург, Гейдельберг, Марбург, Вюрцбург и прочие
университетские города несвященной Германской империи. Запасшись там
философическими товарами самой последней выделки, они приехали в Россию и
тут, окруженные варварством, почувствовали себя носителями высшей культуры,
обладателями той единой, в себе согласной, столь блестяще в Германии
разработанной, научной философии, во имя которой все бывшее в России
объявляется не бывшим, все настоящее не настоящим, а будущее признается лишь
в той мере, в какой философская Россия успеет запастись германскими
фабрикатами и преодолеть ими, как неким лекарством, свою хаотическую,
стихийную иррациональность.
период "Lehrjahre" и "Wanderjahre" , вояжировать как угодно: Фрейбург
предпочитать Афинам, Марбург - Александрии. Но к чему маскарад? К чему
греческая маска - величайшего значения - на малозначительном современном
немецком лице?
маскарад может быть интересен, значителен, нужен. К сожалению, за бледной
греческой маской, впопыхах надетой, составители "Логоса" являют лицо
угрюмое, неоживленное, скованно-проповедническое. У них нет свободы
движения, талантливой легкости проявления. Расин тоже маскарад. Но его
"Федра", несмотря на всю "ложноклассичность", по справедливому признанию
Достоевского, изваяна из мрамора . Составители "Логоса" с первой же строчки
забывают о греческой маске и "маскараде" и с заученной тяжеловесностью
наставляют, выговаривают, учат, морализируют, зарывают в могилу живое. Они
ничего не творят, ни в одной из статей не дают ощутить in actu того, о чем
говорят. Бесконечные пожелания, отмежевывания, подходы, приготовления - а к
чему, не ясно. Это "что" - к которому все составители "Логоса" готовятся и
приступают и о котором непрерывно говорят в "будущей форме" - о котором
мечтают и воздыхают - это таинственное "что" ни разу не воплощается в форму
раздельных, философски ясных и уловимых положений. Оно так и остается
невысказанным. Но это невысказанное "что" рисуется воображению авторов
"Логоса" грандиозным, колоссальным, монументальным, и оно-то и питает тот
пафос пренебрежения и презрительного невнимания, который пышно цветет даже в
десятистрочных рецензиях или в пятистрочных примечаниях. Они воспевают еще
не выстроенные укрепления "научной философии", прославляют их еще не
осуществленную несокрушимость и, как бы в гипнозе, не замечают смешного
несоответствия между тем, что ими действительно сказано, и тем, что им
хотелось бы сказать, но что, к сожалению, ими не только не сказано, но даже
и не намечено к философскому выявлению в сколько-нибудь определенных чертах.
А между тем пыл воинственного пренебрежения соразмерен не тому, что ими
сказано, а тому, что ими не сказано, и это составляет самую неприятную
сторону "Логоса". Не будь этих необоснованных притязаний, не будь этих
презрительно-пренебрежительных взглядов на русскую действительность в ее
прошлом и настоящем - появление "Логоса" можно было бы только
приветствовать: появился философский альманах с определенно немецким
направлением, с девизом "научная философия". Ну и слава Богу! Ура не
закричим, но читать будем с удовольствием. К сожалению, весьма скромному и
безобидному содержанию "Логоса" претенциозно предпосылается огромная
вывеска; бледные, ничем не замечательные статьи вставляются в ярко
притязательные рамки; очередной номер обыкновенного философского журнала,
даже не талантливый по выполнению, искусственно раздувается самими авторами
до степени культурного события, до степени нового важного факта в
историческом самосознании России. Это может вызвать иллюзии, а иллюзии, как
иллюзии, всегда нежелательны. Вот почему, вместо того чтобы ограничиться
краткой рецензией, мы пишем статью и подвергаем "Логос" разбору, которого
смело могло бы не быть, если бы составители "Логоса", следуя своим
собственным принципам, ограничились только "рациональным" и не привнесли в
свое предприятие "иррациональных" - чтобы не сказать - нерациональных
мотивов.
Логос так Логос - не все ли равно? Что касается до меня, то если бы мне
насыпали между зубов целую горсть песку и заставили его жевать, то эту
операцию я бы перенес с большим спокойствием, чем священное имя Логос на
обложке нового Альманаха.
религией Слова, религией Логоса. Почти две тысячи лет православный Восток
таинственно носит в себе святыню религии Слова. Эта святыня утверждена и
раскрыта подвигом величайших святых, начиная с апостолов и фиваидских
пустынников и продолжая (но не кончая) таким молниеносным свидетелем Слова,
как св. Серафим . В глубочайшем, иератическом молчании скрыта эта святыня.
Она вся под землей. Как подземная она могла и даже должна была остаться
неизвестной для тех, кто существующее мерит простыми, так сказать
физиологическими, глазами. И то, чего не видит этими глазами, считает за
несуществующее. Но эта динамическая подземная святыня православия была не
раз в истории Востока предметом статического философского созерцания.
Невидимые лучи этой святыни озаряли видимым светом горные вершины
христианского умозрения. Если, по терминологии Востока, p?ntwn teleiot?th ?
t?n ?gїwn filosfїa , то следующую (вниз) ступень философского совершенства
занимают те, кто эту последнюю, уже осуществленную мудрость - sofїan
kat'+nTrgeian - созерцали умом, издали, как Обетованную Землю. Из массы
великих творцов и создателей умозрительного богословия Востока назову более
крупных и замечательных: это неизвестный автор "Ареопагитик", св. Максим
Исповедник, св. Григорий Нисский .
факт: как только философская мысль христианского Востока подходила к
созерцанию подземной святыни православия - она мгновенно и сознательно
вступала в живую стихию Логоса. С юношеской силой и неповторимой свежестью,
осознанной эллинскими мыслителями, Логос становится неотъемлемой частью
христианского сознания и, углубляясь, преображаясь на православном Востоке,
раскидывается в широковетвистое, пышное дерево глубочайшего умозрения. Когда
один из самых крупных философов Запада Эригена создает свою систему, которая
вызывает невольное изумление в большинстве исследователей как непостижимое
"чудо IX-го века" - то это объясняется только тем, что Эригена с гениальной
чуткостью оценил совершенное в области мысли Востоком и приник с священной
жадностью к "libam sacro Graecorum nectare fartam" . И вся эта мудрость -
сознательная и принципиально осмысленная философия Логоса.
высшем ее аспекте - в энергии чистого подвига и существенного усвоения
Предвечной Истины, если они с своей точки зрения имели условное право
игнорировать эту мудрость как несуществующую - то они обязаны были знать о
философии Логоса. Пусть философия эта в своем историческом развитии и
значении исследована слишком недостаточно, во всяком случае далеко не
соответственно своим истинным размерам. Пусть внутренняя суть философии
Логоса остается непонятной большинству современных исследователей. Но уж не
настолько она неисследована, чтобы философски образованному человеку нашего
времени могло бы быть неизвестным, что такое Логос. История Логоса в
античной философии исследована с достаточной полнотой. Христианская
философия Логоса - вот что выяснено действительно мало. Но самый факт
дальнейшего и богатого развития античного зерна Логоса на христианской почве
настолько известен, что стал трюизмом .
Звучное слово? Хорошая вывеска? Но позволительно ли даже в самой юношеской
погоне за звучным словом заходить так далеко? Что общего между "Логосом"
Музагета и Логосом, имеющим свою определенную, более чем двухтысячелетнюю
историю в философском сознании человечества? И если ничего общего нет,
допустимо ли хотя бы с точки зрения литературных приличий игнорировать эту
более чем двухтысячелетнюю историю тем, кто считает себя преимущественными
носителями философской культуры и сторонниками не какой-нибудь, а
строго-научной философии? Культурность должна воспитывать уважение к
тысячелетним культурным фактам, а научность требует, чтобы слова и термины,
в которых факты эти закрепились, без всякой нужды, фантастически не
употреблялись в качестве простой литературной маски.
эпигонов, он с юношеской порывистостью бегает по старым дорожкам,
проложенным гением Канта и трудолюбием немцев второй половины XIX-го века,
обращенным в любимые места философических прогулок для всех, кто философскую
одаренность отождествляет с способностью и наклонностью к ежедневной
10-часовой кабинетной работе.
личного мировоззрения Кант преодолевал рационализм, и этими поворотами в
глубине философии Канта гениально воспользовался Шеллинг, пытавшийся из
пустыни сухого и узкого рационализма вывести философскую мысль Европы "в
широкое поле объективной науки".
рационализма. Его единый принцип - своеобразно осознанный, самодержавный
ratio, который в новой философии кладется во главу угла и становится
единственным органом философского исследования.
стихия мысли, обладающей, действительной автономией внутреннего, ничем
внешним не обусловленного самоопределения - в концепции рационализма
превращается в мертвую схему суждения, лишенную всякой активности, всякого
внутреннего "начала движения". "Рассудок не судит, судит лишь воля" . - Эта
формулировка Мальбранша ярко вскрывает самую сущность рационалистической
концепции мысли. Будучи сам в себе неподвижен, лишенный внутренней жизни, не
совпадающий с действительной сущностью мысли, ratio ведет лишь призрачную
жизнь в сознании новой философии как некая аберрация, как неосуществленная
попытка неудавшегося самоопределения. Но, будучи сам в себе призрачен,
ratio, становясь единственным господином и нераздельным владыкой
философского сознания нового времени, постепенно разрешает всю совокупность
Орловский Гай Юлий
Прозоров Александр
Каменистый Артем
Флинт Эрик
Акунин Борис
Максимов Альберт