Чтение 12–й страницы книги ~Поздний ребенок~

сказал дядя Леня. -- Я предполагаю, что у Ивана комната не очень большая...

-- Не очень. При чем тут это?

-- Значит, на твои объявления откликаются главным образом одинокие люди.
Телефон для них особенно важен. Им ведь дома не с кем поговорить. Они хотят
иметь связь с внешним миром.

-- Внизу автоматная будка!

-- Видишь ли, это односторонняя связь... А люди предпочитают
двустороннюю.

-- Пусть выйдут в коридор или на кухню и Taw связываются с внешним
миром. У Ивана ведь не отдельная квартира, в которой можно сдохнуть со
скуки. У него есть соседи! Кажется, даже две или три семьи.

-- Сосед -- это тот, кто оказался рядом случайно. Друзья и соседи --
понятия разные.

Мне стало ясно, что выполнить задание Ивана будет совсем нелегко.

Часто я слышал, как Людмила рассказывала по телефону о комнате "на краю
города". Она говорила вполголоса, словно стеснялась, словно боялась, что
кто-нибудь из нас услышит.

Я злился! Ну зачем было подчеркивать, что Иван живет так далеко? И что в
квартире много соседей? И что до троллейбусной остановки нужно идти
пятнадцать минут? А может, кто-нибудь дойдет за десять! Или даже за пять!
"Мастер четких линий"! -- злился я про себя. -- Прямота многое искупает! И
так далее... Но если она уж такая прямая, то почему не говорит о дачном
воздухе, о реке, о курортном климате? Почему это скрывает? Неужели она не
хочет, чтоб Иван переехал? Неужели не ждет?.."

Однажды я полез в ящик Людмилиного стола за бумагой: мне казалось, что
письма, написанные на тетрадных листах в клеточку или в линейку, выглядят
как домашние сочинения или как контрольные по математике. В ящике были
аккуратно сложены в стопку все письма, полученные от Ивана, и на каждом
конверте четким Людмилиным почерком были обозначены месяц, число.

Сестра не любит хранить то, что ей не нужно. Она всегда с удовольствием
рвет на мелкие клочки старые записи и тетради: "Человечеству это не
пригодится!.."

Прогулки отца по двору и бульвару становились длиннее.

Дядя Леня сказал тихо и даже с грустью:

-- Заметное улучшение. -- А потом добавил: -- Но еще долго будет
необходим ежедневный врачебный контроль.

Он привык бывать у нас ежедневно.

Один раз я заметил, что у дяди Лени совсем уж грустное настроение.
"Может, отец уже выздоровел? -- подумал я. -- И ему не нужен ежедневный
врачебный контроль?"

-- Что с обменом? -- спросил меня дядя Леня в коридоре, возле самой
двери, -- Никто не хочет ехать туда, на край города?

-- Нет, не хотят! -- с досадой ответил я.

-- Видишь ли, больше по этому поводу можешь не волноваться.

-- Почему? -- удивился я.

-- Видишь ли... я все продумал... И согласен туда переехать.

-- Вы?!

-- Ну да, готов обменяться с этим самым молодым человеком, которого ты
выдал за двоюродного брата.

-- Как это в_ы_д_а_л?

-- Видишь ли, получилось не очень удобно... Мне нужно было оставить
памятку: как принимать лекарства, в какой последовательности. Отец попросил
меня открыть ящик стола, где лежит бумага. Там я увидел... Случайно,
конечно. Как-то неловко вышло... Я вроде бы подглядел. Хотя это не очень
существенно... Видишь ли, от двоюродного брата так много писем не получают.
И их так бережно не хранят. Но, в общем, это все несущественно. Я согласен
отсюда уехать...

Я обрадовался. А потом спохватился и стал отговаривать дядю Леню:

-- Мы к вам привыкли!..

Он решительно распахнул дверь и сказал каким-то не своим, твердым
голосом:

-- Значит, считайте, что я согласен.

Иван и Людмила будут жить прямо под нами, на втором этаже!

-- В нашем доме, в нашем доме!.. -- весело переиначил отец арию из
"Евгения Онегина".

-- Мы будем перестукиваться по трубе! -- крикнул я.

Мама стала искать тряпкой пыль там, где ее никогда не было. А Людмила
начала чертить что-то на своей доске, хотя за пять минут до этого сказала,
что весь вечер будет свободна,

-- Надо сейчас же написать об этом Ивану! -- воскликнул я.

-- Напиши, -- сказала сестра.

А когда я сел рядом с нею за стол, тихо спросила:

-- Сколько ты в этом месяце получил писем?

-- Два!

-- Значит, два -- один в твою пользу.

Я потверже уселся на стуле и гордо огляделся по сторонам. Но мама и отец
не слышали Людмилиных слов и не могли понять моей гордости.

А через два дня счет в мою пользу увеличился. Я получил третье письмо от
Ивана. Правда, оно было совсем коротким:

"Здравствуй, Ленька! Я прилечу на один день. Есть важное дело! Пока
никто не должен знать об этом. Никто, кроме тебя! Ты помнишь, где я живу?
Жду тебя двадцатого в три часа дня. Надеюсь, что самолет не опоздает.
Мужской уговор: никому ни слова. До скорой встречи! Иван".

12

Больше всего в письме Ивана мне понравились слова "мужской уговор". Я
много читал о священных союзах, которые заключали между собой мужчины. Они
всегда договаривались кого-то спасти, выручить или преподнести кому-нибудь
неожиданный подарок, сюрприз.

"Наверно, Иван тоже решил поразить Людмилу, а может, и маму с отцом
чем-то необычайным! И хочет, чтобы я ему в этом помог. Как мужчина
мужчине!.. -- так рассуждал я в троллейбусе, конечная остановка которого
была примерно за километр от Иванова дома. -- Иван верит в меня. Знает, на
что я способен. Он ни разу не сказал; "Ты ребенок! Не поймешь, не сумеешь,
не сможешь!" И никогда так не скажет. Все познается в сравнении! Иван
прекрасно помнит самого себя в моем возрасте. Разве он считал себя в те
годы ребенком?"

Я ехал прямо из школы, с портфелем. Дома я сказал, что у нас будет
собрание. Многие не любят собраний, ругают их. Но это же просто-напросто
черная неблагодарность! Собрания бывают не так уж часто, но зато как часто
можно на них ссылаться! Куда бы ни пошел после школы, к товарищу или на
стадион, всегда можно сказать: "Было собрание!" И никто не станет ворчать:
"Столько часов без обеда! Все ждали, все волновались..."

В прошлый раз я ехал к Ивану на такси. Это было летом, дорога была
быстрой, приятной. А троллейбус тащился не спеша, потому что была
гололедица, и делал слишком уж частые длинные остановки. Потом усы его
соскочили с проводов, водитель выскочил из кабины и долго дергал усы за
веревку. Потом какой-то грузовик буксовал на дороге. Водитель снова
выскочил и вместо того, чтобы подтолкнуть грузовик, зачем-то ругал шофера.

Оба раза я выскакивал на улицу вместе с водителем. "Все норовит
подсобить!.." -- сказала кондукторша. Она не знала, что я еле-еле поспевал
к трем часам.

"Ведь никому, кроме меня, неизвестно о приезде Ивана, -- рассуждал я. --
В письме так и написано: "Никто, кроме тебя!" Значит, я один ему нужен. И,
может быть, именно в три часа. Ровно в три!.."

Чтоб сократить расстояние, я бежал от остановки до дома прямо через
сугробы. Падал, проваливался, отряхивался и снова бежал...

Дом Ивана нельзя было спутать с другими домами: он стоял один среди
белого поля, которое летом было зеленым, С двух сторон от него начинали
расти еще два кирпичных корпуса, словно братья-близнецы, родившиеся совсем
недавно: летом их не было. Невдалеке, за шоссе, была замерзшая река с
невысокими берегами и лес, который летним вечером казался мне совсем темным
и мрачным, а в зимний день стал серебристо-синим, нарядным.

Вдруг я увидел Ивана. Он стоял на балконе в пальто, но без шапки. И
махал мне, будто поторапливал. Зимой редко выходят на балкон, в он вышел.

"Значит, не зря я бежал по сугробам. Значит, я нужен ему ровно в три!.."
-- так думал я, то и дело спотыкаясь на лестнице: очень спешил.

Дверь квартиры была открыта. Иван стоял на площадке. Я гордился, что
первым вижу его в день возвращения. Раньше Людмилы! Раньше отца и мамы.
Его, которого все так ждали!..

Иван притянул меня к себе и поцеловал. Я тоже вытянул губы, но попал в
плечо его зимнего пальто.

Я никогда еще не видел его в этом пальто. Как все, что он носил, оно
было красивым и выглядело совсем новым. "Почему все на нем кажется только
что купленным?" -- не раз уже думал я.

Он не был дома больше пяти месяцев, а комната была убрана, растения в
горшках были зелеными, свежими. На тумбочке возвышалась кипа несмятых и,
видно, нечитаных газет и журналов.

-- Соседка следит, -- объяснил мне Иван. -- Я оставил ключи.

Он бросил свое пальто на диван. Потом бросил туда мое пальто и мою
ушанку. "Наверно, волнуется, -- решил я. -- А то бы вынес пальто в коридор
и повесил на вешалку".

-- Как здоровье отца? -- спросил он.

Я ответил, что отец целые дни дышит воздухом на бульваре и во дворе.

-- Хорошо, что мы тогда не разрешили испытывать на нем новые методы, --
сказал Иван. -- Молодец этот ваш дядя Леня!..

-- Он согласен переехать сюда, к тебе! -- торжественно сообщил я. -- А
вы с Людмилой переедете к нему, на второй этаж. Будем перестукиваться по
трубе!