Чтение 12–й страницы книги ~Пять похищенных монахов~

пружинка - и красные крылья закрутились, замелькали, сливаясь
в сплошное розовое колесо.

- Теперь в бочку, - шепнул Крендель, и тут же щелкнул
выстрел.

В бочке что-то загремело, и оттуда выскочил ухмыляющийся
медведь с кружкой пива в руках.

- Вот какие стрелки у нас в Карманове! - с гордостью
сказал Кожаный и похлопал ладонями, изображая аплодисменты. -
Ни в Тарасовке, ни в Перловке сроду не было таких стрелков.

Он встал и торжественно снял кожаную кепку.

- Как ваше имя и отчество?

- Василий Константинович.

- Позвольте, уважаемый Василий Константинович, и мне
стрельнуть в вашем присутствии.

Отойдя к задней стенке, Кожаный хлопнул медведя по
голове, затолкал его в бочку, наладил остальные мишени.
Вернувшись к барьеру, быстро зарядил все пять винтовок.

- Стреляем по-кармановски! - крикнул он и выстрелил.

Утка крякнула и перевернулась.

Вторую винтовку Кожаный взял одной правой рукой, а левую
руку сунул в карман, чтоб не мешала.

Выстрел - гусь рухнул.

Лебедя он сшиб одной левой, а в мельницу стрелял обеими
руками, но даже не донес винтовку до плеча. Выстрелил от
живота - и крылья мельницы закрутились.

Медведя же, сидящего в бочке, Кожаный совсем обидел. Он
вообще не целился в него. Даже не поднял винтовку с прилавка,
просто нажал курок - и медведь выскочил из бочки со второй
кружкой пива в руках.

- Заряжай! - крикнул стрелок и похлопал сам себе
ладонями.

После такой потрясающей стрельбы обстановка в сразу
накалилась. В тире запахло порохом. Толкая меня локтями,
Крендель кинулся заряжать винтовки, а Василий Константинович
задумчиво разглядывал мишени.

Строго поджав губы, он разложил винтовки перед собой и
замер. Собранный, подтянутый, он сейчас напоминал ныряльщика,
который стоит на вершине скалы, собираясь прыгнуть в море.

Вот он шагнул вперед, схватил сразу две винтовки, одну
правой, другую левой рукой. Два выстрела слились в один.
Боевой слон рухнул на колени, а тигр прыгнул на антилопу.

Стрелок схватил две другие винтовки, и жираф бросился
бежать на месте, а заяц застучал в пионерский барабан.

- Вот это по-кармановски! - сказал Кожаный. - Теперь
валяй в сундучок.

- Стреляйте вы. Я передохну.

- Заряжай, - согласился Кожаный и отошел поправить
мишени.

Вернувшись, он лениво стянул с рук перчатки, одним махом
сбросил кожаное пальто и внимательно оглядел нас, как бы
проверяя, сумеем ли мы оценить то, что сейчас произойдет.

- Стреляю в слона! - четко сказал он и вдруг выстрелил в
потолок.

Пуля с визгом отскочила от потолка и ударила рикошетом
точно в белую кнопку. Многострадальный слон рухнул на колени,
а стрелок схватил другую винтовку и пальнул в стену.
Взвизгнула пуля, рикошетом ударила в кнопку, и тигр прыгнул на
антилопу. Жирафа Кожаный подбил рикошетом от другой стены, а
зайца обидел не меньше, чем пивного медведя - выстрелил в пол,
и все-таки пуля попала куда надо. Пришлось зайцу молотить в
барабан.

- Выстрел в сундучок! - объявил Кожаный и на этот раз
тщательно выбрал винтовку. - Но, конечно, не какой-нибудь
перловский выстрел или тарасовский. Стреляем по-кармановски!

Он нырнул под прилавок и достал узкую черную ленту.

- Завяжи-ка мне глаза, - сказал он Кренделю.

- Не может быть, - ахнул Крендель.

- Завязывай, да покрепче.

Волнуясь и восхищаясь, Крендель завязал ленту у него на
затылке.

С повязкой на глазах и винтовкой в руках Кожаный был
похож на пирата, играющего в жмурки. Он вскинул винтовку,
уставил ее в потолок и медленно стал опускать, направляя ствол
на мишени. Вначале он нацелился в утку, перекочевал на гуся,
миновал лебедя, задержался немного на слоне, и слон даже
задрожал, но ствол поплыл дальше, ощупал тигра и вдруг
отскочил в сторону, уперся в сундучок и заплясал на месте,
выискивая кнопку размером с рисовое зерно.

Сухо щелкнул выстрел, и в первое мгновенье я не понял:
попал Кожаный или нет. Но вот в сундучке что-то звякнуло, и
тире раздалась нежная, хрустальная мелодия:

Мой миленький дружок,

Любезный пастушок...

Тихо-тихо играл музыкальный сундучок. Казалось, в нем
сидят кармановские гномики и трясут золотыми колокольчиками.

- Да, - вздохнул Василий, когда сундучок затих. - Трудно
с вами тягаться. Ладно, сейчас я не буду стрелять. Последний
выстрел останется за мной.

- Как так? Это не по-кармановски!

- Почему не по-кармановски? Выстрел останется за мной!

- Проиграл! Проиграл! - закричал Кожаный. Сдался!

- Ах, проиграл? Ладно, отойдите в сторону. Подальше
отойдите, а то как бы рикошета не получилось.

Он выбрал винтовку, несколько раз вскинул ее к плечу.

- Ваш сундучок играет только одну мелодию?

- Сколько же тебе надо? Хватит и "Пастушка".

- А больше он ничего не играет? - спросил Вася, убирая
одну руку в карман, а другой вскидывая винтовку.

- Больше ничего.

- Ну так послушаем! - сказал Вася и выстрелил.

Пуля ударила в сундучок, в нем что-то крякнуло, и в тот
же миг послышалась мелодия. И правда, это была совсем другая
мелодия, да, гномики заиграли бодрей.

Я люблю тебя, жизнь,

И надеюсь, что это взаимно...

- Что такое? - прислушивался Кожаный. - "Я люблю тебя,
жизнь..."?

- "И надеюсь, что это взаимно..." - ответил Вася и вышел
из тира, твердо хлопнув дверью.

- Какая жизнь? - повторял Кожаный, присаживаясь на
корточки перед сундучком. - Какая, к черту, жизнь?

Он нажал кнопку, и сундучок заиграл "Пастушка".

- Ничего не пойму. Откуда взялась эта жизнь? Да и вообще,
что это за парень? Я его раньше в Карманове не видал.

Кожаный задумался, прошелся по тиру взад-вперед и,
наконец, вспомнил о нас.

- Так значит, вам монахов надо? - спросил он.

- Ага, - кивнул Крендель.

- Тогда пошли.

- Куда?

- Сюда, - ответил Кожаный и поманил нас за прилавок.

Наступая на пульки, там и сям валяющиеся на полу, мы
подошли к стене, на которой висели мишени. Кожаный стукнул в
стену кулаком - и в ней открылась дверца.

- Заходите, - сказал он. - Только поскорее.

В узенькой темной комнате, которая оказалась за дверью,
вокруг стола, освещенного оплывшею свечкой, сидели монахи и
играли в лото.

Пять обстриженных монахов

В черных, ниспадающих к полу одеждах монахи сидели вокруг
стола, и табачный дым волнами ходил над ними.

В сизых волнах пламя свечи колебалось, как парус, и, как
вулкан, вздымалась со стола трехлитровая банка, наполненная
пивом.

Монахи, все до единого, были подстрижены наголо. И это
особенно поразило меня в первую секунду. Как соборные купола,
сияли над столом их лысые головы, освещенные свечкой. Из-под
первого купола выглядывала курчавейшая борода, которая давно
не щупала ножниц, под вторым - наподобие банана висел
ноздреватый нос. Два других купола были поменьше, сияли
послабей, и под ними не было видно никакого лица, только рты,
в которых горели сигареты.