Чтение 12–й страницы книги ~В конце ноября~

таться, и ничего не ответил.

-- Вчера вечером я вдруг подумала о тебе, -- сказала она искренне. --
Как тебя зовут?

-- Тофт, -- ответил хомса.

-- Тофт, -- повторила Филифьонка. -- Красивое имя. -- Она отчаянно
подыскивала подходящие слова и сожалела, что так мало знала о детях и не
очень-то любила их. Под конец сказала: -Ведь тебе тепло? Тебе хорошо
здесь?

-- Да, спасибо, -- ответил хомса Тофт.

Филифьонка всплеснула лапами, она попыталась заглянуть ему в мордочку
и спросила умоляюще:

-- Ты совершенно уверен в этом?

Хомса попятился. От нее пахло страхом.

-- Может быть... -- торопливо сказал он, -- мне бы одеяло...

Филифьонка вскочила.

-- Сейчас принесу! -- воскликнула она. -- Подожди немного. Сию мину-
ту... -- Он слышал, как она сбегала вниз по лестнице и потом поднялась
снова. Когда она вошла в чулан, в лапах у нее было одеяло.

-- Большое спасибо, -- поблагодарил хомса и шаркнул лапкой. -- Какое
хорошее одеяло.

Филифьонка улыбнулась.

-- Не за что! -- сказала она. -- Муми-мама сделала бы то же самое. --
Она опустила одеяло на пол, постояла еще немного и ушла.

Хомса как можно аккуратнее свернул ее одеяло и положил его на полку.
Он заполз в бредень и попытался читать дальше. Ничего не вышло. Тогда,
он захлопнул книгу, погасил свет и вышел из дома.

Стеклянный шар он нашел не сразу. Хомса пошел не в ту сторону, долго
плутал между стволов деревьев, словно был в саду первый раз. Наконец он
увидел шар. Голубой свет в нем погас; сейчас шар был наполнен туманом,
густым и темным туманом, почти таким же непроглядным, как сама ночь! За
этим волшебным стеклом туман быстро мчался, исчезал, засасывался вглубь,
кружился темными кольцами.

Хомса пошел дальше, по берегу реки, мимо папиной табачной грядки. Он
остановился под еловыми ветвями возле большой топи, вокруг шелестел су-
хой камыш, а его сапожки вязли в болоте.

-- Ты здесь? -- осторожно спросил он. -- Как ты чувствуешь себя, ма-
лыш нумулит?

В ответ из темноты послышалось злое ворчанье зверька.

Хомса повернулся и в ужасе бросился бежать. Он бежал наугад, споты-
кался, падал, поднимался и снова мчался. У палатки он остановился. Она
спокойно светилась в ночи, словно зеленый фонарик. В палатке сидел Снус-
мумрик, он играл сам для себя.

-- Это я, -- прошептал хомса, входя в палатку.

Он никогда раньше здесь не был. Внутри приятно пахло трубочным таба-
ком и землей. На баночке с сахаром горела свеча, а на полу было полно
щепок.

-- Из этого я смастерю деревянную ложку, -- сказал Снусмумрик. -- Ты
чего-то испугался?

-- Семьи муми-троллей больше нет. Они меня обманули.

-- Не думаю, -- возразил Снусмумрик. -- Может, им просто нужно немно-
го отдохнуть. -- Он достал свой термос и наполнил чаем две кружки. --
Бери сахар, -- сказал он, -- они вернутся домой когда-нибудь.

-- Когда-нибудь! -- воскликнул хомса. -- Они должны вернуться сейчас,
только она нужна мне, Муми-мама!

Снусмумрик пожал плечами. Он намазал два бутерброда и сказал:

-- Не знаю, кого из нас мама любит.

Хомса не промолвил больше ни слова. Уходя, он слышал, как Снусмумрик
кричит ему вслед:

-- Не делай из мухи слона!

Снова послышались звуки губной гармошки. На кухонном крыльце хомса
увидел Филифьонку. Она стояла возле ведра с помоями и слушала. Хомса ос-
торожно обошел ее и незаметно проскользнул в дом. -==16==-

На другой день Снусмумрика пригласили на воскресный обед. В четверть
третьего гонг Филифьонки позвал всех к обеду. В половине третьего Снус-
мумрик воткнул в шляпу новое перо и направился к дому. Кухонный стол был
вынесен на лужайку, и хемуль с хомсой расставляли стулья.

-- Это пикник, -- пояснил мрачно Онкельскрут. -- Она говорит, что се-
годня мы может делать все, что нам вздумается.

Вот Филифьонка разлила по тарелкам овсяный суп. Дул холодный ветер, и
суп покрывался пленкой жира.

-- Ешь, не стесняйся, -- сказала Филифьонка и погладила хомсу по го-
лове.

-- Почему это мы должны обедать на дворе? -- жаловался Онкельскрут,
показывая на жирную пленку в тарелке.

-- Жир тоже нужно съесть, -- приказала Филифьонка.

-- Почему бы нам не уйти на кухню? -- затянул опять Онкельскрут.

-- Иногда люди поступают, как им вздумается, -- отвечала Филифьонка,
-- берут еду с собой или просто не едят! Для разнообразия!

Обеденный стол стоял на неровном месте, и хемуль, боясь пролить суп,
держал свою тарелку двумя лапами.

-- Меня кое-что волнует, -- сказал он. -- Купол получается нехорошим.
Хомса выпилил неровные доски. А когда их начинаешь подравнивать, они по-
лучаются короче и падают вниз. Вы понимаете, что я имею в виду?

-- А почему бы не сделать просто крышу? -- предложил Снусмумрик.

-- Она тоже упадет, -- сказал хемуль.

-- Терпеть не могу жирную пленку на овсяном супе, -- не успокаивался
Онкельскрут.

-- Есть другой вариант, -- продолжал хемуль, -- можно вовсе не делать
крышу. Я вот тут сидел и думал, что папа, может быть, захочет смотреть
на звезды, а? Как вы думаете?

-- Это ты так думаешь! -- вдруг закричал Тофт. -- Откуда тебе знать,
что папа захочет?

Все разом перестали есть и уставились на хомсу.

Хомса вцепился в скатерть и закричал:

-- Ты делаешь только то, что тебе нравится! Зачем ты делаешь такие
громоздкие вещи?

-- Нет, вы только посмотрите, -- удивленно сказала Мюмла, -- хомса
показывает зубы.

Хомса так резко вскочил, что стул опрокинулся, и, сгорая от смущения,
хомса залез под стол.

-- Это хомса-то, такой славный, -- холодно сказала Филифьонка.

-- Послушай, Филифьонка, -- серьезно заявила Мюмла, -- я не думаю,
что можно стать Муми-мамой, если вынесешь кухонный стол во двор.

И Филифьонка вскипела.

-- Только и знаете: "Мама -- то, мама -- это"! -- кричала Филифьонка,
вскакивая из-за стола. -- И что в ней такого особенного? Разве это поря-
дочная семья? Даже в доме не хотят наводить чистоту, хотя и могут. И да-
же самой маленькой записочки не пожелали оставить, хотя знали, что мы...
-- Она беспомощно замолчала.

-- Записка! -- вспомнил Онкельскрут. -- Я видел письмо, но куда-то
его запрятал.

-- Куда? Куда ты его запрятал? -- спросил Снусмумрик.

Теперь уже все встали из-за стола.

-- Куда-то, -- пробормотал Онкельскрут. -- Я, пожалуй, пойду опять
ловить рыбу, ненадолго. Этот пикник мне не нравится. В нем нет ничего
веселого.

-- Ну вспомни же, -- просил хемуль. -- Подумай. Мы тебе поможем. Где
ты видел письмо в последний раз? Подумай, куда бы ты его спрятал, если
бы нашел сейчас?

-- Я в отпуске, -- упрямо ответил Онкельскрут, -- и я могу забывать
все что хочу. Забывать очень приятно. Я собираюсь забыть все, кроме не-
которых мелочей, которые очень важны. А сейчас я пойду и потолкую с моим
другом -- предком. Он-то знает. Вы только предполагаете, а мы знаем.

Предок выглядел так же, как и в прошлый раз, но сейчас у него на шее
была повязана салфетка.

-- Привет! -- сказал Онкельскрут, покачав головой и притопывая. -- Я
ужасно огорчен. Ты знаешь, что они мне сделали? -- Он немного помолчал.
Предок тоже покачивал головой и притопывал. -- Ты прав, -- продолжал Он-
кельскрут, -- они испортили мне отпуск. Я, понимаешь, горжусь тем, что
мне удалось так много всего забыть, а теперь вдруг, извольте, велят
вспомнить! У меня болит живот. Я так зол, что у меня заболел живот.

В первый раз Онкельскрут вспомнил про свои лекарства, но он забыл,
куда их подевал.

-- Они были в корзинке, -- повторил хемуль. -- Он говорил, что ле-
карства у него в корзинке. Но корзинки в гостиной нет.

-- Может быть, он забыл ее где-нибудь в саду, -- сказала Мюмла.

-- Он говорит, что это мы виноваты! -- закричала Филифьонка. -- При
чем тут я? А я-то еще угощала его горячим смородиновым соком, который
ему так нравится!

Она покосилась на Мюмлу и добавила:

-- Я знаю, что Муми-мама подогревала сок, когда кто-нибудь болел. Но
я все-таки сварила его на всякий случай.

-- Прежде всего я прошу всех успокоиться, -- заявил хемуль, -- и я
скажу, что каждому нужно делать. Стало быть, речь идет о бутылочках с
лекарствами, бутылочке коньяка, письме и восьми парах очков. Мы разделим
сад и дом на квадраты, и каждый из нас...

-- Да, да, да, -- поддакнула Филифьонка. Она заглянула в гостиную и с
тревогой спросила: -- Как ты себя чувствуешь?

-- Неважно, -- отвечал Онкельскрут. -- Как можно себя чувствовать,
когда тебе предлагают суп с жирной пленкой и не дают ничего спокойно за-