нему, влезая в него и становясь тем объектом, над разгадкой
неэфемерной сути которого бьются лучшие умы венской школы
психиатров. Этот ловкий пройдоха, обаятельный парень и душа
общества, умел как-то легко переносить все невзгоды, в страшный
для Гастева день 27 августа 1938 года он, глянув на список
зачисленных в институт и найдя себя неожиданно в черном перечне
фамилий ХПФ, ничуть не огорчился, а издевательски хохотнул: "Ну
и жонглеры!" Гастев и любил его и ненавидел, и презирал подобие
свое и восхищался им, и молча сносил присутствие его в себе,
потому что никогда наперед нельзя было знать, что выкинет этот
тип -- выручит его или загонит в несчастье. На фронте он его
трижды спасал от верной смерти: однажды в самом конце сорок
четвертого заразил поносом, Гастев едва в штаны не наложил,
когда резался в карты под накатом бревен, не вытерпел наконец,
вылетел на свежий воздух, добежал до траншейного закутка -- и
взрывная волна уткнула его носом в дерьмо: это снаряд угодил в
блиндаж с картежниками, никто в живых не остался. Однако не
далее как вчера завел же дружище своего хозяина в
западню, на аркане подтащил к палатке с четвертинкой. Словам
его нельзя было доверять, но и не прислушиваться к ним было еще
опаснее, а потакание ему выворачивало карманы наизнанку,
поскольку он -- в отличие от Гастева -- никогда не считал
денег, брошенных на женщин, а уж во что ему обошелся халат
любовницы -- никогда не запомнил бы. Не издавая ни звука, немо
артикулируя, Гастев обругал дружище за излишнюю
фамильярность, в ответ на что тот встряхнул его память, и
вспомнился май позапрошлого года, цветение лугов, внезапный
приезд Мишиной, объятья в Доме колхозника, из которых она
вывернулась, наотрез отказавшись от любви и на полу, и на
раскладушке, потому что приехала сюда для того лишь, чтоб --
надо ж такую галиматью сочинить! -- выстирать ему рубашки. Он
жалким псом вился у ее ног, умолял, но Мишина и впрямь решила
белыми партийно-комсомольскими ручками своими мужское бельишко
потереть в мыльной пене, должна же была понимать, чтбо надо
одинокому мужчине! Но не только не поняла, а прогнала его в
коридор, когда он вознамерился любовь совместить со стиркой!..
Такое оскорбление нанести, такую гнусность выдумать -- да за
такие приемчики Адель и Жизель были бы скошены одной очередью
из ППШ!
дрова в полыхающий костер ненависти подбрасывал, конечно, все
тот же дружище, заставивший Гастева не только громко, на
всю квартиру, выругаться, но себе самому и всем в городе и
области дать клятву: не будет он сегодня в облдрамтеатре на
племенной сходке, на массовом татуировании молодых воинов! Не
будет! И не станет тем более травиться лицезрением и слушанием
Мишиной, которая -- конечно же! -- выступит "с искренней, от
чистого сердца" речью... Клятвенное обещание это вернуло ему
спокойствие, он опомнился, отдышался, остыл и в отместку
провокатору тепло подумал о Люсе Мишиной, честной до глупости,
на обман не способной, стиснутой дурацкими статьями
комсомольского устава. Сущий ребенок же еще, глупыш за партой,
секретарь обкома улыбнется девочке -- и той жизнь кажется
прекрасной. Отчего ж, кстати, не глянуть на ребенка, то есть
потолкаться в шумном и веселом фойе облдрамтеатра, полном
молодости, спрятаться, как не раз уже, на балконе, издали и
сверху увидеть егозливую девчушку, тянущую руку кверху в знак
того, что первой поняла она учителя.
шкафу, хотя подлый, зловредный дружище мысленно приткнул
к Люсиному халату китель Синицына и, водя чьим-то пером, описал
результаты осмотра какой-то удавленницы: "Стриангуляционная
полоса выражена отчетливо, трупные пятна в стадии гипостаза..."
шкафу, потом долго рассматривал свои руки, сжимал пальцы в
кулаки, расправлял их. Собственная кожа казалась перчатками из
невидимого материала, и примерка этих перчаток кончилась тем,
что обозначились подлежащие розыску лица -- женщина и человек в
кителе без погон: только они знают, кто обуглился в серой
"Победе", имеющей какую-то связь с управлением МГБ по области и
городу.
невозможно, не менее трудно отыскать следы мужчины, о котором
известно, что на пальце его -- перстень с наполеоновским
вензелем. Но не могли же они прятаться, видел же их кто-нибудь,
слышал о них -- и на вызванном из автоколонны "Москвиче" Гастев
пустился в поиски.
обозначились: порт- ниха высокой квалификации. Она, возможно,
сшила Синицыну китель, но пила ли она чай за одним столом с
мужчинами -- это еще неизвестно. Никто женщину эту не видел, но
суфлерша оперного часто слышала о ней, описывать ее не
решалась, а до общавшихся с портнихой не добраться в воскресный
день. Расспрашивать о мужчине Гастев опасался, потому что
упоминание о перстне разрушило бы предлог, выбранный им для
легкого вхождения в артистические уборные и кабинеты
режиссеров. Было уже четыре часа дня, когда он очутился в
Театре музыкальной комедии и мог наконец обдумать и оценить
находки.
мундиры условных гусар и уланов давно расформированных армий,
чернели среди них фраки и смокинги князей и баронов,
непременных персонажей оперетт, где настоящими были только
мелодии Легара, Стрельникова, Кальмана и других, неизвестных
Гастеву творцов сценических небылей. Зав постановочной частью
сокрушенно развел руками: этим лишь располагаем, не взыщите, --
но пылко соглашался помочь становлению студенческого театра, о
чем его просил -- через Гастева -- отдел культуры горисполкома.
согласие, проявил полное понимание, когда, несколько понизив
голос, Гастев изрек банальность: репертуар студентам утвердят
только тогда, когда они осмелятся поставить что-нибудь
современное. А в портфеле имеется пьеса о родной Советской
Армии -- так не поделится ли музкомедия реквизитом, нужна
офицерская форма, два комплекта.
чины, поскольку ничего подобного театр еще не ставил, да и --
это уже теоретизировал худрук -- время еще не приспело, слишком
зримы следы войны, слишком памятны беды ее, и эмоциональное
переосмысление войны наступит не скоро. Да, на студиях ставят
кинокомедии, но та же комедия совсем иначе смотрится, когда на
сцене живые люди, а не мелькающие фотоизображения их...
студенческого актива -- приехал Гастев с телефонными
рекомендациями, обогащенный сведениями о портнихе. Городские
театры на военной теме обожглись еще в сорок пятом, на "Офицере
флота" Александра Штейна. Форму шили свои портные, пьеса с
успехом шла, раскаты режиссерской удачи достигли Москвы,
недруги зашевелились и усмотрели то, что можно было пред-
отвратить еще до премьеры: морская шинель чем-то отличается от
сухопутной. С тех пор и повелось -- все пьесы о современной
армии прогоняются через комиссию из штаба округа, и
соответственно на гарнизонное ателье возложили костюмирование
подобных пьес, а там, понятно, устав, там портным указует
военный комендант. И ни в одном, разузнал Гастев, театре не
отваживались режиссеры на буффонаду, на утрирование образа
через какую-либо деталь одежды. В репертуаре только то, что
ставится в столице, туда и отправляют на разведку помрежей.
Зарплата у театральных портних -- 650 рублей, да, признавались
опрошенные, кое-кто прирабатывает на дому, но скромненько, чтоб
не бросаться в глаза и не попадать под статью о незаконном
промысле. Областной драматический на гастролях в полном
составе, во всех остальных театрах никто не пропадал, все на
месте -- либо в кабинетах, либо на телефонной связи,
отсутствующий балетмейстер хворает и третий день блаженствует в
обкомовском раю, на даче для особо почетных гостей. А трупы в
морге так и не опознаются (Гастев звонил туда). По слухам, в
Ленинграде есть энтузиаст, умеющий фиксировать отпечатки
пальцев, прошедших огонь и воду отнюдь не в фигуральном смысле,
но то Ленинград. Зато здешняя театральная обслуга наблюдательна
и злопамятна, суфлерша, зрителей на спектакле никогда не
видевшая, толкалась среди них в перерывах и ревниво
рассматривала женщин, а певица из второго состава отводила
душу, изучая наряды первых рядов партера.
мастерица на диво, суфлерша однажды высмотрела в фойе
поразительный вечерний туа- лет -- длинное платье, скроенное
как глухое, то есть без вырезов, не декольтированное, но
смотрелось оно так, будто женщина в этом платье оголена чуть ли