мало ли мест.
вы с цементом на товарной станции. После первого дня он думал, что не
выдержит, сломается пополам. После второго дня он тоже думал, что не вы-
держит, и после третьего тоже. Вот уже семь дней он думал, что не выдер-
жит, но есть-то надо было, и каждое утро он отправлялся на станцию.
"Хе-хе, опять пришел", - посмеивались, глядя на него, грузчики, сдвигая
на затылок эстонские свои кепки с лакированным козырьком. Кроме профес-
сионалов и Кянукука, в бригаде еще работали три студента, "дикие" турис-
ты, сильно прожившиеся во время своих путешествий и сейчас сколачивающие
капитал на обратную дорогу, а также какой-то подгулявший матрос. На чет-
вертый день матрос уже не пришел - видимо, дела его поправились.
редкая для Прибалтики жара. Кянукук убавлял в весе, несмотря на чудовищ-
ный аппетит и неплохую еду: молока каждый день стаканов по десять, хлеб,
мясо, борщи, а по вечерам даже котлета "Спутник" в "Бристоле".
твенно сжимал руки над головой, кланялся и улыбался - полковник Кянукук!
Отовсюду ему кричали, все уже знали его.
Москвичи смеялись, он был доволен.
что это не просто так - распространение билетов. Это в каком-нибудь
Свердловске распространение билетов дело простое и малопочтенное. Здесь
же, в Эстонии, это одна из самых почетных профессий.
рали от смеха.
заботилась о нем, как о родном сыне, жили они душа в душу. Дошло даже до
того, что он одолжил ей 20 рэ. Так вдруг взял и одолжил 20 полновесных
рэ.
тебе деньги давать.
выворачиваться: мало ли что, временные трудности бывают и у таких жен-
щин, как Лилиан.
обыкновенный психологический феномен. Так бывает очень часто: берешь,
берешь деньги у женщины, привыкаешь как-то и вдруг начинаешь ей одалжи-
вать. Психологическое смешение понятий, вот и все.
в типовом, конечно. Высокие потолки, зеркальные стекла, старая мебель в
викторианском стиле, ванная комната, газ, телефон. В столовой висел
портрет ее мужа, погибшего несколько лет назад капитана дальнего плава-
ния. Лучший был капитан в Эстонском пароходстве. Кроме того, у Лилиан
была дочка, четырнадцатилетняя девочка, которая обещала вырасти в заме-
чательную красавицу. К Виктору она очень сильно привязалась, и по утрам
во дворе - чудесный двор, настоящий сад - они играли с ней в бадминтон.
чи.
в самом деле прекрасная тридцатипятилетняя женщина с грустными и забот-
ливыми глазами, которая и белье отдаст в стирку, и галстук купит, и в
любви хороша, и пошутить с ней можно, - она не лишена юмора; она есть!
ралась уходить на пенсию, а с новым сторожем, еще неизвестно, удастся ли
договориться. Может быть, стоило уехать с Валей Марвичем в Пярну, а по-
том куда-нибудь еще? С таким парнем, как Марвич, нигде не пропадешь, к
тому же он писатель, культурный человек, с ним не соскучишься. О возвра-
щении в Свердловск не могло быть и речи: ведь он знает этот город вдоль
и поперек, успел узнать за двадцать пять лет безвыездной жизни. Кроме
того, Свердловск расположен в самом центре континента, до моря очень да-
леко, бригантины и супертанкеры обходят его стороной, где-то плывут да-
леко в опасном тумане, сигналят сиренами.
десантные войска. Ему мерещились частые переброски, слабо освещенные фю-
зеляжи огромных самолетов, за иллюминаторами несущие плоскости, с кото-
рых срываются клочки облаков, дремотное и полное готовности спокойствие
его товарищей солдат... Ничего не вышло, забраковали по здоровью: зре-
ние, старые очажки в легких, психическая неуравновешенность. "Никуда ты
не годишься", - сказал отец. У отца была слабость к дочке, к младшей
сестренке Кянукука. Вот это была его надежда и любовь, а Виктор получил-
ся никудышный, хилый, не похожий на него. У матери же вообще не было
слабостей, у нее были только обязанности и постоянная унылая озабочен-
ность.
квартиры и премиальные, а он все бродил по Свердловску, выискивал разные
журналы, мастерил магнитофоны, знакомился с разными приезжими людьми,
приставал к ним, словно собачонка; ну, работал, конечно, получал зарпла-
ту, но на перекрестках на него налетали странные нездешние ветры. В
прошлом году его воображением завладела Эстония - страна автомобильных
соревнований и маленьких уютных кафе. Полгода он ходил в городскую биб-
лиотеку и читал там все об Эстонии, добросовестно изучал ее флору и фау-
ну, историю; ее остроконечные готические города маячили перед ним - уди-
вительная страна.
чинал думать о Тане, представлял, как она смеется, как поворачивает го-
лову, как быстро она бегает, как она танцует, как вдруг синие ее глаза
перестают видеть все окружающее и черные волосы отлетают в стороны. Ду-
мая о ней, он засыпал.
подумал он и представил огромную коричневую котлету "Спутник" и гарнир к
ней. Он направился в спортзал помыться и переодеться.
ро эстонских пареньков. Кянукук немного постоял и посмотрел на них.
угла. Коронный твой бросок.
взял у тети Сельги ключи от кладовки, где хранилось нехитрое его иму-
щество. Надел свою знаменитую защитную рубашку, подаренную год назад од-
ним кубинским студентом. Рубашка эта волновала его воображение чрезвы-
чайно сильно. Сьерра-Маэстра, зенитки на набережной, огромные толпы на
улицах Гаваны, борьба, энтузиазм и, конечно рядом верная подруга в форме
народной милиции; старик Сант-Яго, Хэмингуэй, Евтушенко.
ревод от родителей, перевод на 30 полновесных рэ, а также очередное
письмо от Вали Марвича. Марвич писал:
время. По-прежнему работаю шофером в санатории, а вечерами гуляем с Се-
режей. Кажется, нам обоим здесь уже надоело, и есть идейка завербоваться
на Камчатку. Моя милая, не соблазняет ли это тебя? По-моему, прогрессив-
ные камчадалы давно ждут твоих рассказов. Представляешь: ты, суровый,
мужественный, на улицах Петропавловска; впереди бескрайний океан, а за
спиной активно действующий вулкан? Сообщи здоровье Лилиан. Деньги нуж-
ны?"
Он читал его письма Тане, автору сценария, оператору Кольчугину и многим
другим. Только Олегу, Мише и Эдуарду не читал: ведь у них с Марвичем
старые счеты. Зря они поссорились и подрались тогда, такие замечательные
парни должны дружить.
Марвичу, другую родителям. Марвичу он написал: "Живем не тужим здоровье
порядке гвардейским приветом полковник Кянукук Лилиан". Родителям послал
обыкновенную благодарственную телеграмму.
изящный: флоксы, немного зелени. С букетом в руке и с неизменной кожаной
папкой под мышкой он пошел по вечернему городу. Над башнями висели раз-
ноцветные облака, линия домов на улице Выйду была освещена заходящим
солнцем, стекла в домах горели, на перекрестках налетали на Кянукука
странные ветры из его невеселого детства. Он чувствовал, что этот вечер
принадлежит ему.
чем, чистильщиком сапог. Соломона Беровича беспокоили западногерманские
реваншисты.
пересек площадь и вошел в "Бристоль", в кафе.
селыми ребятами, чуть-чуть, ведь не откажешься, но сейчас заказал гра-
финчик "своего" ликера (200 граммов) - 1 рэ 60 коп., и чашку кофе (15
коп.), положил цветы на стол, закурил сигарету "Таллин" и стал глядеть в
окно на площадь.
плечи его, обтянутые шерстяной рубашкой, высоко поднялись.