каждого друга. Знаешь, где ты будешь сегодня спать. Да! Мир гибнет, если
рвутся нити основы, если ты больше не находишь себе места на свете, если не
знаешь, где тот, кого любишь, если муж, ушедший в море, не вернулся домой.
смысл, отчетливо проступающий сквозь их внешнюю оболочку. Когда они
составляют часть чего-то большего, нежели они сами, как различные соли
земли, соединившиеся в дереве.
патока. Говорят, будто население эвакуируют. Но теперь это уже неправда.
Население эвакуируется самотеком. В этом великом переселении есть какое-то
заразное безумие. В самом деле, куда устремляются все эти беженцы? Они идут
на юг, как будто там их ждут кров и пища, как будто там их ожидает
гостеприимство. Но ведь там, на юге, есть только битком набитые города, где
люди спят в сараях и где запасы продовольствия на исходе. Где даже самые
щедрые мало-помалу ожесточаются из-за бессмысленности этого нашествия,
которое мало-помалу, словно поток грязи, поглощает их самих. Не может же
одна провинция приютить и прокормить всю Францию!
стоянкам, потому что едва лишь их караван доберется до оазиса, как оазиса
уже нет и в помине. Каждый оазис исчезает, когда приходит его черед, и в
свой черед он вливается в караван. И если караван доберется до настоящей
деревни, которая делает вид, будто она еще живет, он в первый же вечер
высасывает из нее все жизненные соки. Он объедает ее, как черви объедают
кость.
потоку, и тогда он густеет и ползет назад. Иногда в этом месиве увязают
целые немецкие дивизии, и порою можно наблюдать парадоксальное явление: те,
что в других местах убивали, здесь подают напиться.
из одной в другую. Мы погружались в этот тягучий ил, медленно тянувшийся
через наши деревни.
Нигде уже не было ни одного свободного угла. Все дороги были забиты. И
все-таки они эвакуировались. На севере кто-то ударом ноги разворошил
муравейник, и муравьи разбредались кто куда. Как подобает трудолюбивым
муравьям. Без паники. Без надежды. Без отчаяния. Словно выполняя долг.
Ночью, часов около трех, он внезапно будил всю деревню:
они отказались верить в незыблемость своего дома. А между тем человек уже
давно перестал быть кочевником. Он строил деревни, которые стояли веками. Он
полировал мебель, и она служила его правнукам. Отчий дом принимал человека
при рождении и, как надежный корабль, вез его до самой смерти, а потом
переправлял с одного берега на другой и его сына. Но вот оседлой жизни
пришел конец. И люди уходили, даже не понимая зачем!
XVI
и Бельгию, и Голландию, и север Франции, и море. Но чаще всего мы решаем
земные задачи, и наш горизонт обычно ограничивается дорожной пробкой на
каком-нибудь перекрестке. Дня три тому назад, например, мы с Дютертром были
свидетелями того, как распалась деревня, в которой мы жили.
Около шести часов мы выходим из дома и видим неописуемый хаос. Все гаражи,
все риги, все сараи изрыгнули на узкие улочки самые разнообразные средства
передвижения: новые автомобили и допотопные телеги, полвека дремавшие в
пыли, повозки для сена и грузовики, автобусы и двуколки. Если бы хорошенько
поискать, на этой ярмарке наверняка нашлись бы и дилижансы! На свет
извлечены любые ящики на колесах. Туда сваливают семейные сокровища. В
продырявленных простынях, из которых торчат острые выступы, их как попало
волокут к повозкам. И все эти сокровища превращаются в хлам.
каждой вещи было свое место, каждая стала необходимой по привычке и,
овеянная воспоминаниями, была дорога потому, что участвовала в созидании
домашнего очага. Но люди, полагая, будто эти вещи ценны сами по себе,
оторвали их от камина, от стола, от стены, свалили в кучу, и теперь
обнаружилось, что это всего лишь рухлядь, которой место на барахолке. От
благоговейно хранимых реликвий, если их свалить в кучу, просто воротит!
на улицу. На грузовиках, легковых автомобилях, телегах, в шарабанах
громоздятся вперемежку дети, матрацы и кухонная утварь.
оглоблями телеги производит впечатление чего-то надежного. Лошадь не требует
запасных частей. Чтобы починить телегу, довольно и трех гвоздей. Но вся эта
рухлядь механической эры! Эти поршни, клапаны, магнето и шестеренки, - долго
ли они будут действовать?
каждые двести метров останавливая машину! Через каждые двести метров в
безнадежной неразберихе дорожных заторов ей придется тормозить, выключать
мотор, выжимать сцепление, включать его, то и дело менять скорость. Она
переломает все! А бензин, которого у нее не хватит! А масло! И вода, про
которую она забудет!
машины, заклинит сцепление, проколет баллоны. Тогда она, ее невестка и
семеро ребятишек, столкнувшись с непосильными трудностями, вовсе откажутся
что-либо предпринимать, сядут у обочины дороги в ожидании пастуха. Но
пастухи...
наблюдали, как ведут себя овцы без пастуха. Они уходят под оглушительный
грохот механизмов. Три тысячи поршней. Шесть тысяч клапанов. Все это
скрипит, скрежещет, стучит. В некоторых радиаторах кипит вода. Вот так,
напрягаясь изо всех сил, трогается в путь этот обреченный караван. Караван
без запасных частей, без шин, без горючего, без механиков. Какое безумие!
слепой покорности. Пользуясь этим, мы с Дютертром пытаемся образумить
некоторых:
колодцев...
слушают. Одобрительно кивают головой.
обратил в свою веру, проповедует еще горячее меня:
идут убеждать остальных. Но вот они возвращаются в унынии.
трещину вытечет все. Тут уж ничего не поделаешь.
ненормальное. В прежние времена они оставались дома. Война и жизнь
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Корнев Павел
Куликов Роман
Орлов Алекс
Березин Федор