сановника, поросшим жиденькими черными волосиками, в коричневых пятнышках,
синюшные, уже чуть скрюченные годами, прославившиеся одним этим убийством,
тайна которого все еще крылась в этих пальцах старым проклятием. Стрелял,
говорят, он сам. К проблеме этой то и дело возвращались подпольные издания
различных организаций. В последнее время, впрочем, все реже. С тех пор как
правительство перестало обхаживать разного рода левых, какая кому польза
напоминать о страданиях мученика-радикала, каким был Ольгерд Смулка,
партийный товарищ всех моголов санации, которым он за какие-то грехи
времен становления нашей государственности мысленно навязал пожизненный
обет-отказ от власти. А тут май! Смулка составляет памятную записку из
расписок и документов, которые у него сохранились. Не скрывает, что со
всем этим намеревается пойти к новому президенту. Однако кто-то опередил
его и пришел к нему сам. Официальная версия утверждала, что бандиты. Но к
чему им было жечь бумаги. И зачем властям понадобилось опечатывать
квартиру. Три недели держать ее запертой. Направлять туда толпы
полицейских агентов и не впускать в нее никого из родственников. И выдать
труп после вскрытия под честное слово, что похоронная процессия не пройдет
через город, а траурная церемония состоится в часовне при кладбище на
Повонзках. И пуля, которая тогда пропала, ибо могла выдать калибр оружия.
Одна-единственная. Прозвучал только один выстрел. В упор.
закрутили. Это мне нравится. Не дадим противнику и пикнуть!
запись, произнес уже более теплым тоном: - А затем я.
отражался в стекле. Надо немножко отклониться назад.
через отжималку Полесье. А справа-другая.
залпом пьет из огромного кубка-Полесья-и подпись "Черский, добрая душа,
осушил Пинск до дна". Видно, он дорожил этой коллекцией, это были не
вырезки из газет, а оригинальные рисунки. Заказывал их карикатуристам или
доставал в редакции? Во всяком случае, чувство юмора у него есть, и,
поощряя культ своей работы, он допускает, что можно посмотреть на нее и с
ухмылкой. Это в размышлениях Ельского и перевесило чашу весов. Он
благосклонно улыбнулся рисункам.
что-то английское. Какая-то свобода. Превосходство, которое разрешает
немного и поиздеваться над собою, ибо оно само знает себе настоящую цену.
Всякий раз, когда он говорил об этом или думал, сердце Ельского начинало
колотиться. Стиль!
собой и стиль! Конец всем этим легионерским замашкам. В последнее время на
Совете Министров уже не говорят-мирово! Что с того, когда у большинства
наших чиновников такое то и дело слетает с языка. Ну и язык! И глаза
Ельского устремились к потолку. В голове зазвучали сладкие звуки
славословий, которыми они убаюкивали друг друга на фольварке у Дикертов.
Тон научного доклада, который читается в салоне. Вот так!
демонстрировал, сколь тонка материя, о которой он фантазирует. Ельский
поморщился. Да! Решительно так. Из речей вытравить всякий след солдатских
столовок, митингов, съездов.
не к лицу! Афоризм этот принадлежал Дикерту, который в некоторых вещах
разбирался отменно. Он никогда не терялся. И что самое главное-всегда
готов помочь. Это уже половина карьеры. Остальное сделает время, а вернее,
возраст, когда человек сам превращается в покровителя, занимая место,
оставленное стариками. Искусство дозревания-это умение наследовать! Вот в
чем штука.
где-нибудь и еще одну, изданную нелегально, на которой он был изображен
палачом. Она называлась: "Наши властители".
грязь, брошенная на государственный Олимп. По большей части далеко от
правды, исключение-Черский, где правдой была тень его жертвы, труп
Ольгерда Смулки. Ельский отвернулся.
остававшиеся карты на стол и предался поздним сожалениям. - Еще бы раз
прикупить!
Одни картинки! Кончат, подумал он, и я войду.
чем-то. Заторопился, раздвинул его карты, задумался на минуту и не нашел
ничего лучшего, как промолчать. Что-то явно было не так, как нужно.
Ельский поглядывал на его растерянное лицо и понял, что положение
неважнецкое. Лицо Черского могло бы показаться прекрасньм в гневе, если бы
не тень страха, а выражение, близкое к глубокой задумчивости, смазывалось
бегающими глазками. Да! Не очень удачное лицо!
страстей, можно сказать: почтенное, если бы не было одновременно и
спесивое, хитрое с налетом пройдошества, окрашенное интересом отчасти к
заседаниям, а главным образом к танцевальным площадкам. Вдобавок Черский
хоть и пил, но не так шумно, как некоторые его коллеги. Знал норму. Это
правда.
людей. Все, что они сделали, - наверняка страшно много. В мае, так это
расценивал Дикерт, в политическом смысле мы перешли от трехполки к
трактору. Вот если бы еще и сам переход совершился в политических рамках!
Последний ли это набег в Польше? Может, это реванш от избытка крови, под
влиянием которого поляк не раз рубился с поляком, дабы затем вместе с
оглушенным потом соперником все запить всеобщим "возлюбим друг друга!"? А
может, одна только озлобленность? Взрыв оскорбленного честолюбия?! Старых
бойцов с характером старых дев и молодых еще офицеров, у которых уже было
прошлое, но которых раздражало будущее без карьер. Этот легион обманутых
подтолкнул Пилсудского, они рвались к тому, чтобы не только выиграть, но и
отыграться за свои несчастья! Как же трудна для победителей эта стратегия,
когда не надо преследовать противника, который побежден и лежит у ног!
Этой погоней на месте они еще больше подорвали свои силы да растоптали к
тому же множество людей.
он принадлежит к другой эпохе, которая исповедует терпимость! Какое же
невежество эти проклятья, это обесчещивание тех, кто хранит верность иному
лагерю. И этому противопоставлению Ельский тоже слабо улыбнулся: в его
эпоху не повторится тип министра "не комильфо". Ни предмайский
министр-голодранец, ни послемайский министр - бандит и грубиян. Он еще раз
покружил взглядом по голове полковника - с состраданием, к которому
примешивалась и растроганность, - словно это был череп троглодита.
Государственный деятельбандюга, государственный деятель, который лично
берется за столь грязную работу. Тоже мне демократизм! Для этого же есть
люди. Самому надо быть безупречно чистым. Понятно, власть не может
обойтись без известной доли бесчеловечности, отдавая приказы, но, несмотря
на это, каждый человек способен сохранить свою человечность, как можно
дальше держась от их исполнения. Первобытный так первобытный! Ельский в
конце концов пожалел Черского. Что дает ему эта работа здесь, самая
добросовестная, беззаветная. Полесье он высушит до капли. Но и ему люди
никогда не перестанут мозги сушить. Да и он сам не без того, чтобы
укусить. Смулка, кажется, был старым его другом! И на что ему это!
все же выговорил с давно сдерживаемым укором: - Не было у вас карт на
первое объявление.
было смысла стоять у партнеров над душой! Лучше уж поудобнее устроиться в
соседнем кабинете на диване, может, и с газетой. И он сразу погрузился в
чтение. Значит, напечатали!
президиум. Сверил. Весьма любопытно. Почти без сокращений. А это что
такое? Выжженная коричневая полоса.
сигаретой две-три строчки. Что же за фраза? Какой-то афоризм Папары, целая
куча которых приводилась в этом месте статьи. Но какой именно? Трудно
вспомнить.
Вырезка из другого экземпляра, но статья та же.
подметил нервозность и упорство.
месте дыра, - обратился к нему Сач. - По целой фразе кто-то тут огнем
проехался. Прошу вас, вот неиспорченный экземпляр.
Лукин Евгений
Курылев Олег
Посняков Андрей
Марко Джон
Володихин Дмитрий
Пехов Алексей