Чтение 12–й страницы книги ~Возвращение в Брайдсхед~

мантиях, с золотыми цепями, предшествуемые жезлоносцами и провожаемые
невозмутимыми взорами. На Сент-Олдейтс-стрит мимо меня прополз крокодил
попарно семенящих мальчиков-певчих в крахмальных воротниках и забавных
круглых шапочках, они шли в кафедральный собор у Томгейт. Так, через целый
мир благочестия, шел я к Себастьяну. Его не оказалось дома. Я прочитал
письма, которыми был завален его письменный стол, но они ничего мне не
говорили, пересмотрел пригласительные карточки на каминной полке -- там не
было ни одной новой. Тогда я сел и читал "Лисьи чары" до тех пор, пока он не
пришел.

-- Я был на мессе в Старом Дворце,-- сказал он.-- Я не ходил целый
семестр, и на прошлой неделе монсеньер Белл два раза приглашал меня на обед,
а это уж я знаю, что значит. Ему писала мама. Вот я и пошел, сел в передний
ряд, на самом виду у него, и положительно орал "Богородица, дево, радуйся",
когда кончилась служба; так что теперь с этим покончено. Ну, как вы
поужинали с Антуаном? О чем разговаривали?

-- Разговаривал главным образом он. Скажите мне, вы были с ним знакомы
в Итоне?

-- Его исключили через полгода после моего поступления. Я помню его. Он
всегда был заметной фигурой.

-- Он ходил с вами к мессе?

-- Не помню, по-моему, нет. А что?

-- А с вашей семьей он знаком?

-- Чарльз, какой вы нынче странный, право. Нет. Насколько мне известно,
не знаком.

-- И с вашей матерью в Венеции не встречался?

-- По-моему, она что-то такое рассказывала. Только не помню что.
Кажется, она гостила у наших итальянских родственников Фольере, а Антони со
своей мамашей приехал и остановился в гостинице, и был какой-то вечер у
Фольере, куда их не пригласили. Мама мне что-то об этом рассказывала, когда
я сказал, что знаком с ним. Не знаю, зачем ему непременно хотелось быть на
вечере у Фольере, княгиня так гордится тем, что в ее жилах течет английская
кровь, она ни о чем другом говорить не может. Да против Антуана никто ничего
не имел, по крайней мере всерьез, как я понял. Затруднения были связаны с
его мамашей.

-- А кто такая герцогиня де Венсанн?

-- Поппи?

-- Стефани.

-- Об этом вам лучше расспросить Антуана. Он утверждает, что имел с ней
интрижку.

-- Правда имел?

-- Вероятно. В Каннах это, по-моему, обязательно для всех. Почему это
вас интересует?

-- Просто я хочу знать, много ли правды в том, что Антони говорил мне
вчера вечером.

-- Ни слова, я думаю. В этом его обаяние.

-- Вы, может быть, считаете, что это очень мило, а по-моему, это
настоящая чертовщина. Да вы знаете ли, что он весь вчерашний вечер пытался
настроить меня против вас и это ему почти удалось?

-- Вот как? Ну и глупо. Алоизиус бы этого никак не одобрил, верно я
говорю, старый чванливый медведь? И тут пришел Бой Мулкастер.
Глава третья

На долгие каникулы я приехал домой -- без определенных планов и
совершенно без денег. Для покрытия послеэкзаменационных расходов я продал
Коллинзу за десять фунтов Фрайевский экран, и из них у меня теперь
оставалось четыре; мой последний чек с перебором в несколько шиллингов
исчерпал мой счет в банке, и я получил предупреждение, что больше без
подписи отца выписывать счетов не должен. Новая сумма причиталась мне только
в октябре, так что перспективы мои были достаточно мрачны, и, обдумывая
положение, я испытывал нечто отдаленно напоминающее раскаяние в собственной
недавней расточительности.

Когда начинался семестр, все взносы за учение и содержание в
университете у меня были уплачены и больше ста фунтов оставалось на руках. И
все это ушло, да еще там, где можно было пользоваться кредитом, мною не было
выплачено ни пенса. Особых причин для этих трат не было, не было погони за
какими-то необыкновенными удовольствиями, которых иначе как за деньги не
добудешь; деньги транжирились просто так, ни на что. Себастьян часто смеялся
надо мною: "Вы швыряетесь деньгами, как букмекер",-- но все, что я тратил,
было потрачено на него или вместе с ним. Его собственные финансы были
постоянно в неопределенно-расстроенном состоянии. "Деньги проходят через
руки юристов,-- беспомощно жаловался он.-- И вероятно, они кое-что
присваивают. Во всяком случае, мне достается немного. Мама, разумеется,
всегда даст мне, сколько я ни попрошу".

-- Почему бы вам тогда не попросить ее увеличить ваше содержание?

-- Нет, она любит делать подарки. У нее такое доброе сердце,-- пояснил
Себастьян, добавляя еще один штрих к портрету, который складывался в моем
воображении.

И вот теперь Себастьян удалился в этот свой особый мир, куда меня не
приглашали, и я остался один во власти скуки и раскаяния.

Как несправедливо редко в зрелые годы вспоминаем мы добродетельные часы
нашей юности, ее дни видятся на расстоянии непрерывной чередой
легкомысленных солнечных беспутств. История молодой жизни не будет
правдивой, если в ней не найдут отражения тоска по детским понятиям о добре
и зле, угрызения совести и решимость исправиться, черные часы, которые, как
зеро на рулетке, выпадают с грубо предсказуемой регулярностью.

Так и я провел первый день в отчем доме, бродя по комнатам, выглядывая
из окон то в сад, то на улицу, в состоянии черного недовольства собой.

Отец, как мне было известно, находился дома, но вход к нему в
библиотеку был заповедан, и только перед самым ужином он вышел, и мы
поздоровались. В то время ему не было и шестидесяти, но у него была странная
страсть прикидываться стариком; на вид ему можно было дать лет семьдесят, а
голос, которым он говорил, звучал как у восьмидесятилетнего. Он вышел мне
навстречу нарочито шаркающей походкой китайского мандарина, со слабой
улыбкой привета на губах. В те дни, когда он ужинал дома -- то есть
практически каждый вечер,-- он садился за стол в бархатной куртке,
отделанной шнуром, какие были модны за много лет до этого и должны были
впоследствии опять войти в моду, но в то время представляли собой
подчеркнутый анахронизм.

-- Мой дорогой мальчик, мне никто не сообщил, что ты уже приехал.
Наверное, устал с дороги? Тебе тут дали чаю? Как же ты поживаешь? Надеюсь,
хорошо? А я недавно сделал одно довольно смелое приобретение -- купил у
Зонершайнов терракотового быка пятого века. И вот рассматривал его в
библиотеке и забыл о твоем приезде. Тесно было в вагоне? Удалось ли тебе
занять место в углу? (Он сам так редко ездил, что путешествия других
вызывали у него глубокое сочувствие.) Хейтер принес тебе вечернюю газету?
Новостей, конечно, никаких -- все один вздор.

Объявили, что ужин подан. По старой привычке отец взял с собой к столу
книгу, но, вспомнив о моем присутствии, украдкой уронил ее под стул.

-- Что ты пьешь? Хейтер, что мы можем предложить мистеру Чарльзу?

-- Есть немного виски, сэр.

-- Есть немного виски. Или ты предпочел бы что-нибудь другое? Что еще у
нас есть?

-- Больше в доме ничего нет, сэр.

-- Больше ничего нет. Скажи Хейтеру, чего бы тебе хотелось, и он
распорядится завезти. Я теперь не держу в доме вина. Мне его пить запрещено,
а гости у меня не бывают. Но на то время, пока ты здесь, нужно, чтобы у тебя
было все по вкусу. Ты надолго?

-- Пока еще не знаю, папа.

-- Эти каникулы очень-очень длинные,-- сказал он с тоской.-- В мое
время мы отправлялись компанией куда-нибудь в горы. Считалось, что читать
книги. Почему? Почему,-- повторил он ворчливо,-- альпийский пейзаж должен
побуждать человека к занятиям?

-- Я думал позаниматься на каких-нибудь курсах живописи -- по живой
натуре.

-- Дорогой мой, все курсы сейчас закрыты. Желающие обучаться едут в
Барбизон и тому подобные места и пишут на открытом воздухе. В мое время было
такое учреждение, которое называлось "Клуб рисунка",-- мужчины и женщины
вместе (сопение), велосипеды (снова сопение), брюки гольф в мелкую клетку,
полотняные зонты и, по всеобщему мнению, свободная любовь (сильное сопение)
-- все один вздор. Я думаю, они и теперь существуют. Поинтересуйся.

-- Главная проблема каникул -- это деньги, папа.

-- О, на твоем месте я бы не стал беспокоиться смолоду о таких вещах.

-- Видишь ли, я несколько поиздержался.

-- Вот как,-- отозвался отец без всякого интереса в голосе.

-- По правде сказать, я не очень-то представляю себе, как прожить эти
два месяца.

-- Ну, я в таких вопросах наихудший советчик. Мне никогда не случалось
"поиздержаться", как ты весьма жалобно это называешь. А с другой стороны,
как иначе можно выразиться? Быть в затруднительном положении? В стесненных
обстоятельствах? Без гроша в кармане? (Сопение.) Или сидеть на мели? Или,
может быть, в калоше? Скажем, что ты сидишь в калоше, и на том остановимся.
Твой дедушка говорил мне: "Живи по своим средствам, но если окажешься в
затруднении, приди ко мне, не ходи к евреям". Все один вздор. Ты попробуй.
Сходи на Джермин-стрит к этим господам, которые дают ссуды под
собственноручную расписку клиента. Мой дорогой мальчик, они не дадут тебе ни
соверена.

-- Что же ты тогда советуешь мне делать?

-- Твой кузен Мельхиор был неосторожен с капиталовложениями и оказался
в очень глубокой калоше. Так он уехал в Австралию.

Я не помнил отца таким довольным с тех пор, как он когда-то нашел две
страницы папируса второго века между листами Ломбардского часослова.