Чтение 12–й страницы книги ~Письма Асперна~

час и отправимся. Прежде чем откланяться, я спросил у Джулианы, смею ли я
рассчитывать, что мне будет позволено как-нибудь еще навестить ее.

Она немного помедлила с ответом:

- А это такое большое удовольствие для вас?

- Большее, чем я бы мог выразить словами.

- Отдаю должное вашей учтивости. Но знаете ли вы, что это едва ли не
смертельно для меня?

- Трудно поверить, видя вас сегодня куда более оживленной, куда более
блестящей собеседницей, нежели при первом нашем знакомстве.

- В самом деле, тетушка, - сказала мисс Тина. - Мне кажется, вам это на
пользу.

- До чего же трогательно каждый из нас печется о благе прочих, -
усмехнулась мисс- Бордеро. - Так, по-вашему, я сегодня блестящая
собеседница? Да вы просто сами не понимаете, что говорите; должно быть, вам
никогда не приходилось бывать в приятном женском общество. Что вообще вы,
нынешние, знаете о хорошем обществе? - воскликнула она и, не дав мне
возразить, продолжала:- Не усердствуйте в комплиментах, я ими сыта по горло.
А если захотите прийти - что ж, моя дверь на запоре, но можно и постучаться
иногда.

Она кивнула мне в знак прощания, и я вышел из комнаты. Позади щелкнул
дверной замок, но мисс Тина, вопреки моим ожиданиям, осталась с тетушкой. Я
медленно прошел вдоль зала и у самой лестницы помешкал еще. На этот раз
надежда моя оправдалась, минуту спустя я увидел знакомую фигуру.

- Превосходная мысль -о прогулке на Пьяццу, - сказал я. - Когда вам
угодно будет поехать - сегодня, завтра?

Как упомянуто выше, она была смущена, но я уже замечал - и теперь снова
мог в этом убедиться, - что мисс Тина, в отличие от большинства женщин,
никогда не пыталась скрывать свое замешательство, убегать, прятаться;
напротив, она подходила ближе, словно бы в поисках сочувствия и защиты. О
чем бы она ни говорила, всегда казалось, будто она просит в чем-то помочь
ей, что-то объяснить, а между тем трудно было представить себе женщину более
далекую от актерства. К человеку, который был с ней добр, она тотчас же
проникалась неограниченным доверием, не робела больше, и ей казалось
естественной близость с таким человеком, в том невинном смысле, как она это
понимала. "Сама не знаю, - сказала она мне, - что это вдруг нашло на
тетушку, отчего она в одночасье так переменилась, видно, что-то задумала". Я
посоветовал ей доискаться, что именно тетушка задумала, и сообщить мне; мы с
ней будем есть мороженое у Флориана, и там под звуки оркестра она мне и
отрапортует.

- О, не надейтесь получить такой "рапорт" в скором времени, - сказала она
сокрушенно и прибавила, что ни сегодня, ни завтра этого, во всяком случае,
ждать нечего. Но я уже успокоился, решив, что теперь нужно только запастись
терпением; и в самом деле, недели не прошло, как в один прекрасный вечер
мисс Тина уселась в мою гондолу, для какового торжественного случая я
принанял еще одного гребца.

Спустя несколько минут мы выехали на Canale Grande, и мисс Тина ахнула с
таким неподдельным восхищением, словно была путешественницей, только что
прибывшей в Венецию. Она успела забыть, как великолепен этот водный путь и
какое чувство вольности и покоя нисходит на душу, когда скользишь между
мраморными дворцами и отражениями огней в воде. Скользили мы долго, и хотя
моя спутница молчала, я угадывал всю полноту испытываемого ею блаженства.
Она не просто радовалась, она ликовала, с нее словно спали оковы. Гондола
подвигалась вперед неторопливо, и она могла вволю насладиться этим
движением, вслушиваясь в мерный плеск весел; но вот звук стал более громким
и как будто напевно-текучим - мы свернули в один узкий боковой канал, потом
в другой; Венеция словно раскрывала нам свои тайны. На мой вопрос, давно ли
она отвыкла от подобных прогулок, мисс Тина отвечала: "Ах, не знаю, очень
давно, с тех пор как тетушка стала недомогать". И я - не первый уже раз -
почувствовал, что прожитые годы как бы сливаются для нее в тумане и стерлась
черта, отделявшая их от расцвета юности мисс Бордеро. Нам следовало
вернуться не слишком поздно, однако мы сделали еще порядочный giro [*Круг
(итал.)] прежде чем высадиться на Пьяцце. Я ни о чем не расспрашивал,
намеренно не затевал разговора о ее жизни дома, о том, что мне больше всего
хотелось узнать. Вместо этого я то подробнейшим образом рассказывал ей обо
всем, попадавшемся нам на пути, то пускался в описания Рима и Флоренции или
в общие рассуждения о пользе и прелести путешествий. Она слушала со
вниманием, откинувшись на мягкие кожаные подушки, покорно следовала взглядом
туда, куда я указывал, и лишь позднее я узнал, что о Флоренции она больше
могла бы порассказать мне, чем я ей, так как несколько лет жила там вместе с
теткой. Наконец она спросила - по-детски нетерпеливо и в то же время
застенчиво: "А когда же Пьяцца? Мне так хочется посмотреть Пьяццу!" Я тотчас
отдал распоряжение больше никуда не сворачивать, и мы замолчали, ожидая,
когда гондола прибудет к цели. Спустя короткое время, однако, мисс Тина сама
прервала молчание:

- Я уже знаю, что с тетушкой; она боится, как бы вы не уехали.

У меня захватило дух.

- С чего это ей вздумалось?

- Ей кажется, вы скучаете. Оттого-то она и переменилась к вам.

- Что же, она решила меня развлекать?

- Она не хочет, чтобы вы уезжали. Она хочет, чтобы вы оставались у нас.

- Другими словами, чтобы я продолжал платить за квартиру, - откровенно
предположил я.

Мисс Тину трудно было удивить откровенностью.

- Да, вы правы; чтобы мне больше осталось.

- Сколько же именно она хочет вам оставить? - спросил я, развеселившись.
- Пусть бы она назвала сумму, и я соответственно рассчитал бы сроки своего
пребывания.

- О, как можно! - воскликнула мисс Тина. - Вовсе я не хочу, чтобы вы себя
подобным образом связывали.

- А если мне по собственным надобностям желательно задержаться здесь
подольше?

- Тогда лучше поищите себе другую квартиру.

- А что на это скажет ваша тетушка?

- Ей это не понравится. По-моему, самое правильное будет, если вы
откажетесь от этих своих надобностей и совсем уедете из Венеции.

- Дорогая мисс Тина, - сказал я. - Не так-то просто мне от них
отказаться!

На это она ничего не ответила, но минуту спустя снова завела разговор:

- Я, кажется, знаю, какие такие ваши надобности.

- Ничего мудреного; ведь тогда в саду я почти напрямик сказал вам, что
хотел бы заручиться вашей помощью.

- Помочь вам значило бы совершить вероломство по отношению к тетушке.

- Отчего же вероломство?

- Оттого, что она никогда не согласится на то, что вам нужно. Ее уже
просили, ей уже писали об этом. Она и слышать не хочет.

- Значит, у нее есть что-то ценное! - так и подскочил я.

- Все у нее есть! - устало вздохнула мисс Тина, внезапно опечалившись.

От этих слов каждая жилка во мне взыграла - ведь они были бесценным
свидетельством. Я был слишком взволнован, чтобы говорить, да и гондола уже
приближалась к Пьяццетте. Сойдя на берег, я спросил у своей спутницы, что
она предпочитает - пройтись вокруг площади или посидеть за столиком перед
знаменитым кафе; она предоставила выбор мне, напомнив только, что у нас не
так много времени. Я, однако, заверил ее, что времени с лихвой хватит и на
то и на другое, и мы тронулись в длинный кружной путь под аркадами. От
зрелища ярких магазинных витрин мисс Тина повеселела снова; она то и дело
замедляла шаг или вовсе останавливалась, хвалила одни выставленные товары,
неодобрительно отзывалась о других, спрашивала моего мнения, рассуждала о
ценах. Я слушал ее рассеянно, давешние слова "Все у нее есть!" не шли у меня
из головы. Но вот наконец мы подошли к кафе Флориана и, с трудом отыскав
место за одним из столиков, расставленных прямо на площади, уселись. Вечер
был дивный, весь город, казалось, высыпал наружу; сами стихии
благоприятствовали возвращению мисс Тины в жизнь. Я видел, как глубоко она
затронута, хоть и не говорит об этом, как нелегко ей справиться с обилием
впечатлений. Она успела уже позабыть живую прелесть мира, и только сейчас ей
открылось, как безжалостно обескровлены были ее лучшие годы. Это не вызвало
в ней гнева, но легкая краска недоумения, смешанного с обидой, разлилась по
ее лицу, с которого еще не сошла восхищенная улыбка. Она молчала, - должно
быть, раздумывала о тех радостях жизни, что так легко ей могли достаться в
удел, а теперь были бесповоротно утрачены; воспользовавшись паузой, я
сказал:

- Верно ли я понял, что ваша тетушка, желая удержать меня в доме, решила
время от времени допускать меня к себе?

- Она думает, изредка навещать ее будет для вас развлечением. Она готова
пойти на эту уступку, лишь бы вы не уехали.

- А почему, собственно, она уверена, что ее общество представляет такой
соблазн для меня?

- Не знаю, наверно, вам интересно, - простодушно отвечала мисс Тина. - Вы
сами так говорили.

- Точно, говорил; но вряд ли многие так считают.

- Я тоже думаю, иначе многие бы этого добивались.

- Но если ее хватило на такое соображение, - продолжал я, - то могло бы
хватить и на другое: что сколь она ни интересна для меня сама по себе,
должны быть какие-то особые причины, препятствующие мне поступить, как
поступают другие - попросту махнуть на нее рукой. - Растерянный вид мисс
Тины показывал, что она не уловила смысл этой довольно сложной фразы,
поэтому я добавил:-Если вы не пересказывали ей того, о чем я вам говорил в
саду, может быть, она сама догадалась?

- Не знаю - она вообще очень подозрительна.

- Не людское ли нескромное любопытство тому виной, не пытался ли
кто-нибудь преследовать ее расспросами?