что путь к Мадонне проходит через такой ад...
что отстойников здесь уже меньше, а между тем... Но, думаю, это скоро
кончится.
в природных, а может, химических туманах. Порото заводы отдаляются, затем
снова подступают к трассе, тогда из облаков дыма прорываются целые клубы
промышленных огней, багряных, как рана,- газовые печи там пылают, что
ли... У самого полотна автострады еще чаще мелькают плесы тяжелых,
лоснящихся вод с расплывшимися в них огнями реклам,- целые зеркала этих,
мутно отсвечивающих рекламами плесов, лежат здесь в болотной
неподвижности, а рядом беззащитно жмутся кустики камышей.
сторону камышей Заболотный.- А в общем верно ты говоришь: ад. Все эти
черные мегаполисы, расползшиеся черт знает куда, и вонючие пти
озераотстойники, вся так методически, исподволь и без умысла убиваемая
природа,- все к нам, к людям взывает... Еще одно предостережение нашему
брату, жителю планеты: смотри! Поскольку возможен и такой вариант...
царство нечистот... Зона умерщвленных болот...
своих жертв. Никто не знает, сколько человеческих жизней затоплено в
здешних трясинах...
проложенная словно под линейку.
смогами промышленный район, конца не видать закопченному этому краю, где
химические тучи не исчезают, где заводским махинам тесно уже от самих себя
и земля будто с трудом удерживает тяжесть сооружений; господин Смог
властвует над этим мрачным регионом, где все задыхается в собственных
испарениях, где города, существовавшие раньше порознь, овеваемые полевыми
и океанскими ветерками, теперь срослись в черные загазованные мегаполисы,
лишились названий, имен, растеряли тепло человеческих микроклиматов, точно
некие темные мойры однообразия обрекли их во всем уподобиться между собой,
потерять лицо, превратили в мощь безымянно индустриальную; жизнь в этих
местах как будто примирилась и с нечистотами, и с нехваткой кислорода, и с
неестественной скученностью, поселения привыкли быть постоянно закутанными
в общее для всех желто-бурое одеяло удушливых туч, грузно нависших над
целым краем.
отстойников, гнилье болот... И этим дышать? От колыбели до могилы?
Миллионы людей живут здесь, а впечатление абсолютной, жуткой мертвенности.
становятся способом существования современного человека. Между машинами
мчатся человеческие жилища - готовые домики па колесах, с занавесками на
окнах. Комфортабельно и все время в движении, в погоне, разумеется, за
счастьем... Машины шумят потоком, стремятся нескончаемой рекой, если бы
кому-то захотелось перейти дорогу - негде! Гудят огромные
радиофицированные фургоны, мощные трейлеры, денно и нощно перевозящие
грузы на дальние расстояния, они гонят вовсю, потому что надо, надо:
быстрее довезешь - больше заплатят!..
юшеходов хайвеи не признают, считается, что таковых пет, все для машин,
для машин!.. Только аккуратные столбики, похожие на верстовые, то и дело
возникают, мелькают вдоль дороги, и на каждом из таких столбиков -
пожалуйста: телефонный аппарат...
Случиться ничего не должно...
короткой зарей, потом светом дня, будет меняться живопись
ландшафтов,'претерпит изменения и настроение путешествующик, да только
она, эта скоростная трасса, останется безразличной ко всему: для трассы с
ее прочным покрытием, с ее орудийным гулом, с неустанным многорядным
движением - в одну сторону и в другую - существует единственное проявление
жизни, только это безудержное исступление гонки. Странное дело, при всей
могучести движения в нем ощущается какая-то неполнота, оно лишено чего-то
существенного, летят встречь горбатые контейнеры, несется железо,
промигивают мимо тебя пятна чьих-то лиц, но их рыражения не рассмотреть,
ничьего голоса ты не услышишь, пусть хоть как.он взывает к тебе,- здесь
слышишь только свист, сотрясение земли, вжикаюЩие приветствия скоростей. В
потоке лимузинов, скромных и роскошных, обычных и пуленепробиваемых, среди
авто наиновейших моделей, мчашихся во весь дух, среди всех этих красавцев,
ярких, как тропические птицы, грациозных малюток, сверкающих отделкой,
властно сотрясаются стальные бронтозавры дорог - дальнерейсовые
тяжеловесы, которые с грозным гулом круглосуточно несутся по трассам в
этом неистовом нескончаемом потоке. Рядом с нами мчится махина
контейнера-автомобилевоза: новенькие, прямо с завода легковушки последней
модели ярусами грудятся на нем, сползлись, точно жуки-скарабеи, сияют
кузовами в угрожающей близости от нас; за контейнером мощно гудит еще
больший тяжеловес, многоосевой трейлер, забитый цементными блоками,
железобетонными конструкциями,- перевозит их куда-то на дальние
расстояния...
Заболотного, потому что дождик в дорогу - это, как Соня сказала бы, добрая
примета...
небу и куда-то этот дождик понесли, на время все вокруг даже померкло,
правда, ненадолго, и теперь вот как бы повторно светает, наконец-то новый
день вступает в свои права.
журились...
безошибочно угадывают, где именно лежит пачка, одно движение, другое,
короткое, точное,- и сигарета уже горит, вьется дымком, а взгляд водителя
независимо от этого все время неотрывно - на трассу, где нам еще будет
миль да миль.
прибавляет газу.
перед нами всю трассу. С самого рассвета несметно и неугасимо краснеют они
впереди нас на "кадиллаках", "бьюиках", "линкольнах", "мерседесах", все
время удаляясь в дымке рассвета, плавно и неуловимо убегая. Что-то они мне
напоминают своей вишневостыо, однако что?
ассоциаций.
убегают от нас яблоки Романа-степняка...
маренные реки струились для нас в степи, как образ чистоты и вечного
движения, и все было переполнено светом, все живое томилось в неге под
ласковым, нежнейшим солнцем нашего терновщанского лета! Оттуда мы с
Заболотным, где полевая дорожка побежала невесть куда среди голубых ржей,
высоких, как небоскребы! Где единственный лайнер - Романова пчела,
пробасив над тобою, дальше погудела над хлебами, полетела в белыйбелый,
налитый сиянием свет.
знания не обременяли нас;
задавались, от чего этот щелк, даже не подозревали, что это и есть
мгновение, когда кончик кнута преодолевает звуковой барьер! Такие вещи
оставались там за пределами нашего познания, но разве были мы от этого
менее счастливы?
планету не хуже, чем знал тогда родную свою Терновщину со всеми ее
оврагами и приовражьями, он был в той нашей терновтцанской дали просто
Кириком, способным на различные затеи озорником, который в школе среди нас
выделялся не только веселым нравом, но еще и чудноватым своим именем,
потому что впрямь ведь чудное: хоть как его читай - слева или справа, с
начала или с конца,- а оно все будет Кирик да Кирик!..
- со всех сторон одинаковое, круглое и крепкое как орех!
наших степях, девчонка просто не в состоянии поверить, Лида почти
убеждена, что Кирилл Петрович был всегда взрослым и что никак не могли его
выгнать из класса за шалости, за нестриженность, за то, что "в ушах гречка
растет", а если уж где-то жизнь его и начиналась, то, по Лидиным понятиям,
Акунин Борис
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Корнев Павел
Пехов Алексей
Зыков Виталий