же, на всеобщем подонстве, и осекся, потому что, безусловно, вынужден
был подверстать к нему и себя: вспомнил, что совсем первоначально в
рассказике стояло еще несколько слов не тех, что теперь напечатаны:
спиздил вместо стащил, в LПравдуv вместо в газету, ни хуя вместо ни
черта - и уж эти-то слова он сам отредактировал, передавая рассказик
литсотруднику, сам! - и не потому отредактировал, что счел, будто
улучшает, а понимая, что ухудшает, то есть редактировал так точно, как
и тот, газетный, редактор: нагло, беспардонно, насильственно,
руководствуясь теми же самыми паскудными соображениями, не
редактировал - цензурировал, и нужды нет, что свое: так выходило еще
страшнее, еще гаже.
получается, что следует срочно начинать роман! И чтобы ни строчки
подстроенной, ни слова! А то через пару лет и в самом деле может
оказаться поздно: рука просто разучится писать как ей хочется, как ей
представляется верным! - твердо сказал и обнаружил себя возле
новенького, только из магазина, без номеров еще, Lжигуленкаv,
приткнувшегося у поребрика в проходном дворе. Автомобиль сверкал и пах
свежим лаком, и у Арсения закружилась голова от блеска и аромата, и
наконец, реальное желание иметь такого же Lжигуленкаv подступило к
горлу с новой, почти первозданною остротой.
Арсениева романа, именно к невинному, подобных которому сотни и тысячи
печатаются в разных Lкрокодилахv и Lколючкахv столько, сколько
существует Советская власть, рассказику LСтеклоv и прицепился старший
лейтенант КГБ Петров, следователь по делу Арсения. Вообще-то Петров
литературных тем на допросах не касался, а, взяв за отправную точку
заключение экспертизы, что роман А. Ольховского LДТПv клеветнический
(бессмысленно было даже пытаться обсуждать с Петровым, что,
собственно, значит: клеветнический роман, ибо роман уже по определению
есть вымысел!) - скрупулезно и безэмоционально вел расследование путей
распространения последнего - так же точно, как - если б Арсений
спекулировал, скажем, золотом, - Петров выяснял бы путь каждого
колечка, каждой пары запонок, - но для LСтеклаv делал иногда
исключение. Глаза Петрова загорались тогда праведным гневом: вы что?
Хотите сказать, что наш народ - вор?! Что он только и делает, что
тащит?! Почему же народ? со скукою отвечал Арсений. Там ясно сказано:
интеллигенция. Даже не интеллигенция, а отдельный нетипичный
интеллигент. Это в LСтроительной газетеv интеллигент, блистал Петров
осведомленностью, а у вашего героя - народ!
от безделья пытался разгадать природу этого феномена избирательности и
за все десять с лишком месяцев никакого другого объяснения поведению
Петрова найти не сумел, кроме того, что, видимо, чтобы не развращать
старшего лейтенанта, начальство текст романа тому не показало, а
ознакомило с преступной продукцией лишь в нескольких выдержках - и вот
самой криминальною из них и оказалось несчастное LСтеклоv.
оттеняющий мотив: звонок из Владивостока вызывает у Арсения не одно
раздражение; может, не столько даже раздражение, сколько облегчение,
которое, наряду с деньгами, он от Лики скрывает: стыдно. Ведь точно
узнать, что муж, в постель которого ты забрался, не войдет в следующую
минуту - как в любом анекдоте этой серии, - кое-что значит для
спокойствия души.
скромное место, но он крепко запомнил ни на секунду не покидавшее его
во время такого рода свиданий неприятное ожидание неудобной ситуации и
примитивный страх перед мордобоем. Хорошо все же, что настоящая Лика
не замужем!
готово? спросил у толстой пожилой Риммочки с ярко накрашенными, хоть и
коротко обрезанными, ногтями. Сколько с меня? Получив в обмен на
червонец пакет рукописи, Арсений прошел к себе. На столе лежал ворох
еще влажных гранок под запискою: LАрсений Евгеньевич! Срочно
вычитайте. В. И. Лv. Что за страсть у нашей Вики, подумал Арсений,
подписываться исключительно инициалами? Тут, наверное, не без мании
величия: Вика, видно, надеется, что рано или поздно ее начнут
принимать за Того, Кто Висит На Стене. Потом спрятал принесенную из
машбюро рукопись, разделся, отметив, что Люся уже здесь, а Аркадия
нету, сел за стол, подвинул к себе кипу. Вынул из кармана ручку.
Посмотрел в окно. Достал сигарету. Охлопал пиджак - черт, зажигалка! -
встал, вышел в коридор. Заглянул в соседнюю дверь - никого.
Следующая - заперта, только ключик торчит из замочной скважины.
Следующая...
Заплатанные джинсы, потертый на локтях свитер. Раскладывал большие
фотографии в пока одному ему понятном порядке. Привет, сказал Арсений,
спички есть? Олег бросил коробок: LРонсонv посеял? Оставил, ответил
Арсений и зачем-то соврал: дома оставил. Прикурил. Бросил спички
Олегу. Спасибо. Вышел из комнаты.
пугал величиною и предполагаемой глупостью содержания. Не хотелось
начинать. Кстати зазвонил телефон. Отдел информации, сказал Арсений в
трубку. Люсю? Сейчас попробую. Люд-ми-ла!! закричал всем голосом.
Я-нев-ска-я! Влетела Люся, полная, в очках, спасибо, сказала Арсению,
привет! и занялась разговором: слушаю... так... так... вдруг
посерьезнела. Да что ты?! Это ж надо ж! Ну! Ну! Ну... Ладно, поняла.
Хорошо. Ты только не падай духом. Все образуется. Люся говорила долго,
с тягучими паузами; Арсений, как ни пытался вчитаться в гранки, больше
слушал Люсю, автоматически отмечая особенности ее речи вроде ударения
на первом слоге слова поняла.
Толиком купили у одного жука Lжигулиv, а деньги, почти все, четыре
тысячи, взяли в долг. Толик на днях снова собрался в Афганистан, ну,
думали, получит за поездку - рассчитаемся. А сейчас вот позвонил - там
у них революция намечается. В душе у Арсения екнуло, однако он
улыбнулся: Баллада о прибавочной стоимости? Не стесняясь мужским своим
признаком, наряжался на праздники призраком? Чего-чего? не поняла
Люся. Каким таким призраком? Галич, говорю. Призраком коммунизма.
Песня. LБаллада о прибавочной стоимостиv. Там у них тоже произошла
революция: в Фингалии. Тебе хорошо смеяться, сказала Люся и
раздраженно замолчала. Кстати, твою статью завернули. К чему это
кстати? спросил Арсений. Люся достала из стола несколько испечатанных
листов, объединенных скрепкою, передала Арсению. Он взял, проглядел:
никаких пометок. Странно. Да-а...ё Действительно как нельзя кстати.
Сорок рэ псу под хвост. Ладно, как хотят, им виднее. Снесем в
LКультуруv. А где Аркадий? Звонил - задерживается. Он дозадерживается.
Вика на него давно зуб точит. Так вы что, машину продавать думаете?
Кстати.
стоит: не знаю, пусть Толик решает. А машина новая? Вроде ничего,
блестит. Сколько тысяч? Шесть четыреста. Не рублей, километров! Почем
я знаю. Могу спросить. Спросить? Угу. И какого года выпуска. Не
забудешь? Есть покупатель? Я, может, и сам куплю. Пару тысяч в долг
поверите - так и куплю. Такой богатый?
или сдам, наконец, бутылки - за окном, выходящим на улицу, раздался
треск, визг, лязг, скрип тормозов, истошно завопила какая-то женщина.
Люся с Арсением прильнули к стеклу: давешний Lжигуленокv - Арсений
руку давал на отсечение, что именно давешний, тот, что еще пятнадцать
минут назад так соблазнительно пах и сверкал в соседнем дворе, -
давешний Lжигуленокv без номеров, зажатый между надломившимся
железобетонным столбом и двадцатитонным рефрижератором, представлял
сейчас собою пустую консервную банку, на которую наступили ногой.
Снизу банка дымилась, и выскочивший из кабины водитель рефрижератора
кричал, сдерживая мгновенно образовавшуюся толпу: не подходи! рванет!
Не подходи, говорю!
Там же люди! Какие-то люди внутри Lжитуленкаv действительно должны
были быть, и Арсений напрягся, заметив, как сквозь черный дым,
обволакивающий смятый багажник, мерцают язычки пламени. У них двери
заклинило, пояснил Арсений, а издалека уже слышался вой милицейской
сирены: оперативность фантастическая.
взрыва бензобака; Lскоройv, подкатившей буквально минутою позже,
делать было уже нечего, разве наблюдать костер, в который мгновенно
превратился Lжигуленокv.
привет. Утром не ты звонила? Он держал трубку у уха, не отрываясь от
окна. Как Денис? Что значит Lчто какv! Здоров? Толпа вокруг
догорающего автомобиля пухла и пухла, и вот за нею стало уже ничего не
видать, кроме черного рваного столба дыма. Продадим! К чертовой
матери! Сегодня же продадим! запричитала Яневская. Покупать не
передумал? Подожди, ответил Арсений, прикрыв микрофон ладошкою.
Видишь, разговариваю; а открыв, сказал в него: понятно. Спасибо. Ну,
Свержин Владимир
Орловский Гай Юлий
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Куликов Роман
Посняков Андрей